– Странное какое-то объявление…
Господи! Ну вот неймется человеку…
– Деньги в кассе?
Недотепа загородил весь вид на работающих внизу девушек. Места другого не нашел?
– Да, но…
– Какие могут быть «но»?
Каждое мгновение, которое мсье Жак отнимал у редактора, делало его несчастным. «А после ресторана – в цирк! Жонглеры, гимнасты, наездницы…»
– Все в дело в тексте объявления, – промямлил он. – Они хотят…
– Какое мне дело до того, что они хотят? – уже серьезно злясь, спросил редактор. Пока он не смотрел на девушек, их красота, вместо того, чтобы радовать мужчин, бесполезно улетала в пространство. Чтоб ничего не пропустить, он отодвинулся в сторону. Мадемуазель Гаранская, изящно склонив голову, начала выстукивать что-то на своём «Ремингтоне». Рядом с громоздким лязгающим железом агрегатом она казалась укротительницей, щелкающей своим хлыстиком хищника по клыкам.
«Точно, в цирк! Ей понравится!»
– Слава богу мы живем в свободной стране и можем позволить себе печатать все что угодно, не оглядываясь на цензурные кабинеты.
Мысль, пришедшая редактору в голову, пригасила его раздражительность, и он заинтересованно спросил:
– Надеюсь, там нет ничего непристойного? Рисунков? Стихов?
Гость закатил глаза.
– О, нет! Это скорее политическое заявление… Послание сумасшедших.
Редактор сразу потерял интерес.
– Если деньги в кассе, то объявление должно сегодня же появиться в газете… Сегодня же!
– Значит, печатать?
– Да!
Наборщик с облегчением повернулся, чтобы уйти, и эта легкость насторожила мсье Форитира.
– Нет! Погодите… Дайте мне взглянуть на эту эпистолу.
Гость выпустил листок, что держал в руках. Хозяин офиса повернул его к себе. Слава богу, объявление они написали по-французски.
«Обращение к народам и правительствам всех стран!
Политическая организация «Беломонархический центр» доводит до сведения всех заинтересованных лиц, что Божьим соизволением её боевым отрядом захвачена большевистская орбитальная станция «Знамя революции». По праву сильного станция переименована в «Святую Русь».
Взгляд его нырнул вниз, в конец.
«Мы отдаем себе отчет в том, что наши действия могут быть интерпретированы как начало войны, и принимаем на себя ответственность за это.
Наша цель – добиться восстановления в России монархической формы правления как единственного уклада, необходимого Русскому Народу для развития и процветания. Второй по значимости целью организации является восстановление Российской империи в границах 1914 года…»
– Так… Все ясно… Можете спокойно ставить эту чушь.
– Но…
Мадемуазель, привстав, наклонилась что-то подправить в своем железном звере.
– Ставьте, ставьте… Если мы начнем задумываться над тем, что пишут в объявлениях наши подписчики и читатели, нам некогда станет делать газету.
Он щелчком подвинул лист с текстом к коллеге.
– Это все ничуть не страннее, чем прошлонедельное объявление о наборе разных уродцев в «Цирк лилипутов»…Ну, помните, мы все еще смеялись. Печатайте и не забивайте голову ни мне, ни себе…
СССР. МоскваИюнь 1930 года
…Сталин волновался, и от волнения грузинский акцент стал заметнее. Волнение выдавали и руки. Правая, словно сама собой мягко пролетев над столом, поймала красный карандаш, которым вождь обычно правил документы, и стиснула его, словно рукоять оружия.
– Вы понимаете, что это значит?
Еще бы не понимать! Все Вячеслав Рудольфович понимал. Чем что грозит и стране в целом, и ему самому в частности…
– Пока это означает только одно. Со станцией нет связи. Вы знаете, это технические трудности, над которыми сейчас работает лаборатория Бонч-Бруевича в Нижнем. Мы не знаем, что там сейчас происходит. Единственно, что мы знаем наверняка, так только то, что корабль, отправленный к «Знамени Революции», не вернулся в положенный срок. Как это связано с обращением «Беломонархического центра», неизвестно…
– Вы думаете, это случайность?
В голосе Сталина Менжинский уловил скрип пружины раскрывающегося капкана.
– Не думаю.
– Нет? – переспросил Сталин. Глаза его нехорошо блеснули, и только тут чекист понял двусмысленность своего ответа и поправился.
– Товарищ Сталин! Через несколько часов я все буду знать точно.
– Каким образом?
Генсек отложил карандаш и сцепил пальцы перед собой.
– Мы собираем сведения. Весь аппарат внешней разведки и Коминтерна задействован на это.
Сталин, щурясь, смотрел на чекиста, но Менжинский выдержал взгляд. Слишком велика и густа была задействованная агентурная сеть. Что-нибудь да попадется… Сталин эту уверенность уловил.
– Что ж… – сказал Генеральный секретарь тоном ниже, – надеюсь, что даже если все это правда, у них хватит ума не ударить по нам нашим же оружием…
Орбита Земли. Станция «Знамя Революции»Июнь 1930 года
… Внутренние стены станции оказались склепаны не из легированной стали, а из обычного стального листа, того, что шел на паровозы. Малюков сразу же вспомнил ящики с маркировкой Коломенского паровозостроительного завода, что вез на «Товарище Троцком», и успокоился. Правда, на всякий случай он еще простукал стены и постучал ногой по полу. Деготь, вися посредине пустой комнаты, смотрел на товарища с хмурым выражением лица, пытаясь найти повод для оптимизма.
Пока не нашел ни одного…
Они сидели в железном ящике, и как выбраться отсюда, не знал ни один из них.
Дёготь читал, что есть в САСШ такой престидижитатор – мистер Гудини, удивлявший публику всего мира удивительной способностью выпутываться из таких вот положений – сбегать из запертых и опутанных цепями сундуков, выбираться из смирительных рубашек и кандалов, из перетянутых цепями кожаных мешков, брошенных в воду… Вот этому, возможно, и удалось бы что-нибудь придумать с ходу, а им – нет.
Федосей под его взглядом продолжал выстукивать пол и стены.
От всего этого веяло монтекристовщиной самого дешевого разбора, только проблемы графа выглядели по сравнению с их проблемами детской задачкой на вычитание.
А попались они по-глупому…
Хотя как тут не попадешься? Кому могло прийти в голову, что на станции непонятно каким образом окажутся беляки. Мистика какая-то… Обскурантизм и поповщина!
«Иосиф Сталин», как всегда это случалось, вошел в створки причальных ворот, Дёготь открыл люк и…получил по голове. С Федосеем та же история. Высунул голову, получил по ней, отключился… Только вот оптимизма у товарища оказалось больше. Несколько минут Федосей еще вертел головой.
«Не иначе план побега измысливает…» – подумал Дёготь и как в воду глядел.
– Сбежать отсюда проще простого, – сказал старый товарищ. – Для этого всего лишь нужно повязать беляков, открыть ворота ангара, забраться в корабль и убежать…
Оптимизм в его голосе был какой-то не настоящий. Дёготь отчетливо недоверчиво промолчал.
– Сложна ли эта задача? – спросил Федосей. – Да, сложна! Выполнима ли? Безусловно! Помнишь, как говорил Феликс Эдмундович: «Раз нужно – значит, можно!»
Деготь вместо ответа только бровями шевельнул. Нужно-то нужно, только ведь железо вокруг и до Земли верст полтораста, да воздуху ни капли.
– Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики, – добавил Федосей.
Тут Деготь спорить не стал – одобрительно кивнул и вытащил из потайного кармана фляжку, просмотренную беляками при обыске.
– Осталось только придумать, как…
– Не думаю, что их тут много…
– Во всяком случае, их достаточно для того, чтобы захватить станцию, на которой работало почти пять десятков человек. Интересно, кстати, что с ними?
– Хороший вопрос…
Ни тот, ни другой не стали развивать эту тему. Оба знали, что творилось в Гражданскую, не понаслышке. Жалеть врагов тут было не принято, оттого и первым делом при смене власти победители учреждали комиссии по выявлению совершенных противной стороной зверств. Работы таким комиссиям всегда хватало.
– Во всяком случае, рассчитывать приходится только на себя.
– Если нам удастся добраться до…
– Я так понимаю, что одним «если» ты не ограничишься? Тогда имей в виду, что если в плане больше двух «если», то это не план, а утопия… Это закон природы.
– «Если» существуют в любом плане, – ничуть не смутившись, отозвался Федосей. – У тебя есть план без «если»?
Товарищ с полминуты покусывал нижнюю губу, пошевеливал смоляными бровями.
– У меня, по крайней мере, есть здравая идея. Если совпадут два «если» и мы уложимся в десять секунд…
За ними пришли примерно через час. Дверь отъехала в сторону, и на пороге появился аккуратно одетый незнакомец с револьвером. Первые слова сразу расставили все по местам. Весело оглядев их, офицер, видно, еще не изживший привычек Гражданской войны, скомандовал.
– Ну, краснопузые, давай на выход.
Пленные, скорее по привычке, чем по необходимости старавшиеся держаться ближе к полу и оттого висевшие в десятке сантиметров над ним, спросили:
– Это еще зачем?
– Не бойся… Расстрела не будет, – ухмыльнулся конвоир. – В случае чего всего-навсего на Землю-матушку своим ходом отправитесь… Тут недалеко, всего-то верст с полсотни будет. За три дня дойдете.
Он поманил их «наганом», взывая к здравому смыслу. Пришлось подчиниться.
Конвоиров оказалось трое. Один плыл впереди, а два других позади. Оружие, правда, имелось только у одного.
В длинном коридоре не было ни людей, ни звуков, и Федосей снова подумал, куда враги могли подевать комсомольцев, что тут работали. Неужели и впрямь выбросили в пространство?
– Эй, господа хорошие… А с мастеровыми что сделали?
Спросил в пространство, словно не надеялся, что ответят.
– Что сделали, переделывать не будем, – отозвался тот, что шел впереди. – Разговорчики в строю…
Следов крови, как Малюков ни всматривался, нигде не увидел. Это обнадеживало, однако куда-то же подевался народ… Никого не было ни видно, ни слышно.