Лиза, вздохнувшая с облегчением, но вместе с тем растерянная, разозленная, брошенная в одиночестве, двинулась вниз, еще не зная, что делать – то ли догнать Левандовского и хорошенько его отчитать, то ли направиться прямиком домой.
Разрываясь между этими желаниями, она машинально следовала за щуплым пареньком, которому летчик доверил одежду. Поручение мальчишка выполнял небрежно – брюки едва не волочились по земле, китель, побывавший в его руках, вероятно, потребовал бы утюга. На глазах у Лизы из кармана кителя выпало что-то мелкое и круглое, ударилось о голыш, отскочило, поплясало немного на ободке и закончило движение у самых Лизиных ног.
Лиза, повинуясь не то любопытству, не то хорошему воспитанию, нагнулась и стала обладательницей пуговицы с обрывками ниток, застрявшими в дырочках. Что-то важное было связано то ли с пуговицами, то ли с их отсутствием… Лиза присмотрелась к неожиданной находке – и вздрогнула, охваченная ознобом, налетевшим на нее среди жаркого крымского дня.
Костюм от Ворта, загадочный Бондаренко! Пуговица, несомненно, была та самая, оторванная от костюма, с выдавленной в ней позолоченной буквой «дубль-вэ». Но как она попала к Левандовскому?! В памяти всплыло зрелище, как летчик наклоняется возле трупа Костанжогло, что-то подбирает – а она еще разозлилась на него за то, что он не поднял ни одну из ее вещей… Но почему он утаил свой трофей? Все из того же стремления не втягивать ее в криминальную историю? Или просто не придал находке значения? И это объяснимо – он-то не видел Бондаренко с его ущербным костюмом, а то, конечно, мигом бы сообразил, что к чему! Возможно, свою роль сыграли съемки у Тичкока, но Лизе сразу же пришло в голову: это Бондаренко убил несчастного репортера и, быть может, именно холодеющая рука Костанжогло в последних конвульсиях оторвала пуговицу с его костюма.
А что потом? Допустим, Бондаренко не успел далеко уйти или вернулся за оторванной пуговицей и был вынужден прятаться в кустах, в бессильной ярости наблюдая, как Левандовский находит улику, а затем поспешил подстроить аварию – пробрался в гараж к Мустафе и подпилил тягу или же подкупил татарина. Проверить эту гипотезу было нетрудно – достаточно лишь спросить Левандовского, где он добыл пуговицу. Заодно и просветить его о том, кто и зачем пытался спровадить его на тот свет.
К счастью, Левандовского не нужно было искать – они с Ахметкой сидели на пирсе, болтая ногами, о чем-то вполне дружески беседовали и вроде бы никуда не торопились.
Поднявшись с пляжа на набережную, Лиза повернула было в их сторону, но это намерение пресек раздавшийся над самым ухом негромкий голос, окликнувший ее по имени:
– Госпожа Тургенева! Елизавета Дмитриевна…
Глава 7
Подумав, что опять на ее голову принесло какого-то репортера, Лиза неприязненно обернулась. Однако стоявший у нее за спиной молодой человек ничуть не походил на газетчика – не было у него ни камеры, ни блокнота с карандашом, а главное, в его манерах напрочь отсутствовала характерная подхалимская развязность, на которую у Лизы давно был наметан глаз. Кое-что во внешности незнакомца – френч полувоенного покроя с пришпиленным к нему непременным значком с президентом, оловянный блеск глаз за стеклами пенсне – указывало на его принадлежность к железным людям новой формации, которых что-то много развелось в последнее время, особенно после начала войны, и даже в веявшем вокруг него аромате вежетали чудился какой-то металлический оттенок.
Как и положено железному человеку, он резким движением вскинул к плечу правую руку с раскрытой ладонью – «Слава Врангелю!» – и после этого быстро входившего в моду приветствия сказал:
– Как удачно, что я вас встретил! Позвольте представиться – Алексей Холмский, следственный пристав ялтинского сыскного отделения. – Он склонил голову, показав Лизе ровный пробор в волосах, и даже, кажется, чуть прищелкнул каблуками.
– Вот как? – Лиза отступила от него на шаг. – Следственный пристав! Сами, значит, меня нашли! А зачем же тогда машину посылали?
– Прошу прощения, какую машину? – удивился тот.
– Очень мило! От вас или не от вас мне звонили сегодня утром и приглашали в сыскное отделение?
– Уверяю вас, Елизавета Дмитриевна, если вам кто и звонил, то я тут ни при чем! Да и не мог я вам звонить, я неотлучно здесь находился с тех пор, как нам сообщили о трупе Костанжогло!
– Что же выходит, этот Ковбасюк в самом деле был самозванцем?
– Ковбасююк? – Холмский явно ожидал чего-чего, но только не этого. – Так это он за вами приезжал?
– Ну да, – ответила Лиза, вмиг насторожившись. – Тарас Ковбасюк. Назвался помощником следственного пристава. А вы его, очевидно, знаете?
– Еще бы я не знал этого жулика! Простите, Елизавета Дмитриевна, а под каким, собственно, предлогом вас вызывали?
– Да все под тем же самым – из-за Костанжогло.
– Из-за Костанжогло… – проговорил следователь. – Так-так… Это уже интересно…
– Да кто он такой, этот Ковбасюк?! – не выдержала Лиза. – И если он не ваш человек, то чей?!
– И об этом мы с вами тоже поговорим. Но только не надо торчать здесь, у всех на виду. Давайте где-нибудь присядем – вон там хотя бы, – предложил Холмский, указав на соседнее летнее кафе с трепетавшими на ветру фестонами матерчатых зонтиков, украшенных рекламной надписью напитков «Крымская Бавария».
Надеясь, что хоть какие-то тайны сейчас раскроются, Лиза не стала возражать и двинулась следом за Холмским. Уже у входа в кафе она сообразила, что до сих пор сжимает в кулаке злополучную пуговицу. Что делать? Сдать ее следователю как явную улику? Ну уж нет! Ведь, если подумать, Бондаренко очень опасен, раз может без шума, без борьбы в момент свернуть человеку шею, но вдвойне он опасен из-за того, что вся полиция у него в кармане – в чем Лиза убедилась на собственном опыте. Отдав сейчас пуговицу Холмскому, она лишь подтвердит миф о том, что все бабы – дуры. Ведь никакая это не пуговица, это форменная бомба, раз этой ничтожной кругляшки с дырочками достаточно, чтобы ради нее пойти на убийство! И кто знает, не отправится ли она из сыскного отделения прямиком к Бондаренко? Нет, сперва следует разобраться, что за гусь этот Холмский и что ему нужно, а уж затем решать, как быть с пуговицей. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она попалась ему на глаза.
Все эти мысли пронеслись в голове Лизы за долю секунды, и так же быстро она нашла выход. В нитяной перчатке пуговице было не место: и ячейки слишком крупные, и посторонний предмет сразу же будет виден. Уступив дорогу напористой мамаше, которая куда-то решительно тянула ревевшего белугой карапуза, не получившего леденец или утомленного жарой и многолюдьем, Лиза запустила руку в вырез платья и поспешно протолкнула пуговицу под край бюстгальтера. Холмский моментально что-то почуял и подозрительно обернулся, но Лиза успела сделать вид, что просто поправляет ворот. Опасная улика была уже спрятана на груди, словно драгоценное любовное послание…
В этот неурочный час посетителей в кафе было меньше, чем тощих кошек и собак, дрыхнувших между столиками на манер львов вперемешку с агнцами. Холмский выбрал место рядом с зеленым трельяжем, защищавшим от любопытных уличных взглядов. К новым клиентам мигом подлетел услужливый официант и засуетился, выдвигая венские стулья и смахивая со столика несуществующую пыль.
– Бутылку нарзана, а даме – ситро и мороженого! – потребовал Холмский в ответ на его «Что прикажете-с?», а когда тот побежал за заказом, протянул Лизе раскрытый портсигар, набитый папиросами «Норд»: – Курите?
Лиза отказалась, а он раскурил папиросу, выпустил изо рта клуб дыма и спросил:
– Итак, за вами присылали машину якобы от нашего сыскного отделения?
– Ну да. Черненький такой «форд». Пожалуй, я и номер припомню, если память поднапрягу. Так это, значит, не от вас было приглашение?
– Мы не имели ни малейшей нужды вас беспокоить, – покачал головой следователь. – Вы у нас ни по каким разработкам не проходили… к сожалению. – И он усмехнулся, будто сказал нечто чрезвычайно остроумное.
– А этот Ковбасюк удостоверение предъявлял… – сказала Лиза, игнорируя его усмешку.
– Такому аферисту любую ксиву сварганить ничего не стоит! – махнул рукой Холмский.
– Что же он у вас на свободе ходит?
– Думаете, так просто прищучить человека, работающего на самого Бондаренко?
– На Бондаренко!.. – ахнула Лиза, от неожиданности чуть не свалившись со стула.
– Да, Елизавета Дмитриевна, – не без язвительности подтвердил Холмский. – Знаете такого? Ян Данилович Бондаренко. Разъяснить бы еще, откуда он взялся и каких кровей… Похоже, у него на вас некие виды образовались, а уж зачем – у него самого надо спросить… Я одного не понимаю – если вы вправду к обнаружению трупа непричастны, то зачем согласились ехать?
– Попробуй откажись, когда тебя в полицию вызывают!
– Что это вы, Елизавета Дмитриевна, так плохо о полиции думаете? – пожурил ее Холмский. – Вас же оберегаем, не щадя трудов! Уж не от того ли это, что вы, кажется, успели утром побывать в участке? Кстати, за что вас наши блюстители сцапали?
– Так, из-за ерунды, – нахмурилась Лиза, не желая вспоминать неприятный эпизод. – Повздорили с двумя дамами, которых Зенкевич чуть велосипедом не раздавил.
– Зенкевич – это же помощник вашего дяди? Да, мне примерно так и рассказали…
– Зачем же тогда спрашивали? Проверяете?
– Да, проверяю, чтобы знать все обстоятельства! – внушительно сказал Холмский и добавил с усмешкой: – Елизавета Дмитриевна, вы – очень интересная женщина, и все, что вокруг вас творится, тоже очень интересно…
– Зря только время тратите, – сухо сказала Лиза. – Вся эта история к убийству никакого отношения не имеет.
– Ну, это как сказать… Особенно если учесть, что вас отпустили, даже не составив протокол, благодаря протекции того же Бондаренко…
– Сделайте милость, не записывайте меня к нему в сообщницы! – попросила Лиза.