– Я его имя утром впервые услышала, и для чего ему понадобилось за меня заступаться, ума не приложу.
– А вы знаете, зачем он приходил в участок?
– Нет… – промолвила Лиза, заинтригованная его тоном.
– Для того чтобы извлечь оттуда некоего Жоржа Благолепова, который перед тем шатался на пляже подшофе, мокрый с ног до головы, и увезти его на своем лимузине.
– Бондаренко? Жоржа?!
У Лизы шла голова кругом. Она совсем перестала что-либо понимать. Выходила уже совершенная чепуха: если Жорж был заодно с Костанжогло, а Бондаренко того прикончил, то, стало быть, он ее же защищал? И зачем Бондаренко, убив репортера, забрал с собой Жоржа? Чтобы и с ним где-нибудь втихую разделаться? И Лиза вдруг почувствовала жалость к этому пьянчуге. Возможно, сбылась ее мечта – никогда больше его не увидеть. Но не такой же ценой!
– А что тут такого? – Холмский не понял ее изумления. – Не мог же он сообщника в полиции оставлять, пока тот не проболтался.
– С чего вы взяли, что Жорж – его сообщник?
– Кто же еще? Он у Бондаренко давно на коротком поводке ходит – еще с тех пор, как в рулетку в Мисхоре проигрался, а тот его долги оплатил. Он уже был замечен в кое-каких скользких делишках, да только Бондаренко его покрывал. Но мы еще не дошли до самого любопытного, – продолжал Холмский. – Городовой Емельянов, который задержал и вас, и Благолепова, – дубина поразительная, но память у него что твой граммофон, все услышанное запоминает дословно. И когда я стал выяснять, при каких обстоятельствах вы оказались в участке, он припомнил, что вы его как будто бы расспрашивали про Благолепова, интересуясь мокрым господином. А посему, Елизавета Дмитриевна, мне желательно было бы узнать, что у вас там с ним произошло.
– Глубоко копаете, господин Холмский! Это вы по служебной надобности интересуетесь или так, партикулярным образом?
– По служебной, Елизавета Дмитриевна, по служебной, – сказал тот вкрадчиво. – Помимо всего прочего, сообщение о трупе доставил в полицию полковник Левандовский, верно? А затем, кажется, у вас с ним на Верхнем шоссе было какое-то дорожное происшествие?
– Неужели вы и тут какую-то связь усматриваете? – спросила Лиза, надеясь, что вопрос не прозвучал фальшиво: она-то сама была почти уверена, что такая связь есть.
– Я могу усматривать все, что угодно, – улыбнулся Холмский, – пока не буду знать факты. Но как раз их я от вас до сих пор не дождался.
– Это вы про Жоржа? – недовольно спросила Лиза и, понимая, что не отвертеться, выдавила из себя несколько слов об утренних событиях на пляже. – А потом мы поднялись по тропинке, – продолжала она, завороженная настойчивым взглядом Холмского, внимательно ее слушавшего, – и в кустах…
– Так-так. – Холмский хищно потер руки. – Почему-то я так и думал, что вы тоже при этом присутствовали! А я-то все голову ломал – с какой стати господин Левандовский вдруг в кусты полез, да еще на этой крутизне! Конечно, с его стороны очень благородно было позаботиться о том, чтобы имя его дамы не попало в газеты…
– Надеюсь, в этом нет никакого особого преступления… – промолвила Лиза.
– Такую мелочь мы вам, пожалуй, можем простить, – снисходительно кивнул Холмский. – Все же наша недоработка: позволяем убивать людей в двух шагах оттуда, где изволит купаться звезда всероссийского масштаба. Между прочим, не кажется ли вам такое совпадение странным?
– Еще как кажется! – согласилась Лиза. – Я для того и хотела Жоржа отыскать, чтобы потолковать с ним по душам!
– Да-да, – поддакнул следователь. – И защитник вовремя нашелся, избавил вас от приставаний собрата по профессии…
– Ну, это уж вы слишком! – возмутилась Лиза. – То, что Жорж полез ко мне не просто так, – в это я вполне могу поверить. Но если вы думаете, что появление Левандовского тоже было подстроено…
– Вы, видно, до сих пор считаете, что я вам враг, – сказал Холмский. – Ждете, что я буду выводить вас на чистую воду, в чем-то уличать… А для меня главное – принять меры к тому, чтобы с вами ничего не случилось. Уж если Бондаренко на вас глаз положил, он не отступится, будьте покойны! Зачем он, по-вашему, хотел вас из участка освободить? У нас давно на этого проходимца материалы копятся, и вот он сам подставляется по полной программе! Попытка похитить знаменитую киноартистку – это вам не шуточки, это такой скандал выйдет, что никакие покровители не помогут! А пока мы это дело будем распутывать, вы посидите в каком-нибудь укромном местечке.
– Как прикажете это понимать? – спросила Лиза тоном резким до звона. – Я арестована?
Холмский вскинул руки:
– Упаси боже, Елизавета Дмитриевна! Никогда бы в жизни я не осмелился лишить вас свободы, да и не имею к тому никаких оснований! Но неужто вам самой себя не жалко? Сегодня у них не вышло, а завтра пойдете утром на пляж – вас схватят, мешок на голову, и с концами! У Бондаренко тут каждый второй татарин на содержании. Давно весь этот гадючник надо ликвидировать. Разбой, контрабанда, агентура на любой вкус – и немецкая, и турецкая, и какая хочешь… Выслать бы их всех в киргиз-кайсацкие степи, где им самое место, и заселить Крым здоровым славянским элементом!
– Татары не пьют хотя бы, – заметила Лиза.
– И вы тоже – эту орду защищать? Помяните мое слово – мы еще с ними наплачемся! И вы первая наплачетесь из-за своего упрямства. Послушайтесь совета, не бравируйте – я-то сумею вас надежно схоронить!
Лиза ни в коем случае не собиралась хорониться в его надежном месте. При мысли о том, что они с Левандовским чуть не угодили в самую что ни есть бандитскую малину, у нее на голове шевелились волосы. И что бы она ни думала про Евгения, коварный мальчишка может снова заманить летчика в ловушку! Пока они не ушли с пирса, следовало срочно отделаться от Холмского и предупредить Евгения! Пусть Холмский не врет, говоря, что собирается привлечь Бондаренко к ответу, но тот успеет сто новых покушений устроить. И Лиза заявила:
– Ну уж нет, как-нибудь обойдусь без таких советов! Если вы впрямь считаете, что мне здесь опасно находиться, – воля ваша, уеду за границу, отсижусь там. А томиться по вашей милости взаперти я не намерена!
– Как хотите, – ответил Холмский, – только получить ордер, учитывая все эти странные совпадения и ваши недомолвки, мне будет совсем нетрудно. Но тогда вы отправитесь не на удобную квартиру, а в камеру – а кто поручится, что туда не придет бумага от Мавродаки с предписанием передать вас в распоряжение Бондаренко?!
– Это что же, пытаетесь выдать меня за соучастницу? А кто будет главный подозреваемый? Попробуйте, попробуйте обвинить героя России в убийстве! Руки коротки!
Делая вид, что не боится его угроз, Лиза, однако, чувствовала в груди сосущую пустоту. Такому ретивому служаке, как этот Холмский, самое главное – шум поднять, а никаких доказательств и не надо вовсе. Какие кому нужны доказательства? Вон, осудили же Каппеля и Пепеляева, и не за уголовщину какую-нибудь, а как предателей и изменников – мол, готовились отдать Сибирь японцам, – и без доказательств спокойно обошлись… Осудили же несчастную Плевицкую как большевистскую шпионку, и, хоть женщин у нас в республике не казнят, она быстро в тюрьме скончалась – может, сама собой, а может, кто поспособствовал… Славно потрудился в свое время Андрей Леопардович со своими присными по городам и весям, ну а как людей начинают судить по одним только обвинениям, то избавиться от этой привычки уже очень непросто… Вот так живешь себе, никого не трогаешь, законов не нарушаешь – и вдруг налетят жестокие ветры из тех, что дуют нынче над грешным миром, сметут тебя как пушинку, и поминай как звали! На кого бомбы падают, а кому судебная машина приговоры штампует…
– Желаете проверить? – спросил Холмский.
Пока Лиза соображала, как бы похлеще отбрить этого пинкертона, ей в глаз кольнул блик, играющий в объективе фотокамеры, которую держала в руках какая-то стриженая девица, незаметно проникшая в кафе. Сделав кадр, наглая особа не успокоилась. Стараясь поймать в окуляр разом и актрису, и следователя, она скомандовала: «Улыбочку, будьте любезны!»
Газетчики – вот в ком спасение! Можно сказать, из-за них это дело заварилось, вот пусть они и приходят на выручку! Конечно, они все уже тут, в Симеизе – слетелись как стервятники на трупный запах, торопясь потешить обывателей зловещей историей, подперчить острой приправой отдых скучающим курортникам. Чтобы у той же утренней пергидрольной дамочки, когда она будет тут обжиматься в потемках с каким-нибудь неразборчивым ловеласом, сладко замирало сердце при мысли о рыскающем по кустам убийце! Посмотрим, как будет выкручиваться Холмский, когда речь зайдет о его смелых подозрениях, – а уж она, Лиза, постарается поднять эту тему. Вряд ли Холмского погладят по головке за его невероятные теории, а тем паче – за то, что они попадут в газеты без санкции высокого начальства…
Но одной барышни с камерой было мало. Следовало как-то привлечь внимание, да так, чтобы все выглядело естественно. Лиза оскалилась белозубой улыбкой и, пока газетчица крутила объектив, подстраивая резкость, правой рукой ухватила вазочку с мороженым, и ее раскисшее содержимое, к которому Лиза почти не притронулось, полетело прямо в настырную девицу, залепив ей лицо и стекая с него липкими комками на блузку. Репортерша, ошалев от такого афронта, не знала, что ей делать – то ли бежать в уборную, то ли вцепиться обидчице в волосы, – а Лиза, не успокоившись на этом, щелкнула пальцами и приказала тоном избалованной барыни:
– Человек! Вышвырните эту нахалку вон! Пусть не пристает к посетителям!
– Я смотрю, вам под горячую руку лучше не попадаться! – заметил Холмский не то с осуждением, не то с восхищением, когда перепачканная журналистка под напором официанта ретировалась на улицу. – Кажется, так ловко, как вы, с ней еще никто не управлялся!
– А кто она такая?
– Как, вы не знаете?! Варвара Горобец из «Южно-бережного Меркурия». Самая желтая газетенка на всем Черном море, а Горобец у них – самая наглая и хваткая репортерша. Поверить не могу, что вы ее в первый раз встречаете! Видать, вас небо от нее берегло. Знаете, сколько человек бы вам рукоплескали, если бы видели, как вы ее оконфузили?