– Прощайте, Елизавета Дмитриевна! – сказал он. – Будьте здоровы!
– Прощайте, Алексей Трофимович! Простите за вчерашнее и за все мои глупости. Спасибо вам за все…
Шофер во флотской бескозырке, присланный из штаба, завел мотор. Лимузин выкатил на неосвещенную улицу и повернул на Севастополь. Лиза, не желавшая видеть город, так скверно обошедшийся с ней, против своей воли обернулась к крохотному заднему оконцу, не отрывая глаз от платка, белевшего в руке у Шахматовой. Платок уже давно исчез за поворотом, а Лиза, выворачивая шею, все смотрела, как мостовые Ялты убегают прочь, растворяясь во тьме…
Как и предсказывал Холмский, дорога до Севастополя не преподнесла никаких сюрпризов. Пару раз лимузин останавливали импровизированные заставы, но штабные номера и пропуск с подписью командующего флотом делали свое дело, хотя один раз луч фонарика в руке проверяющего, проникнув в салон, ударил Лизе в лицо, заставив ее сморщиться и прикрыть глаза ладонью. Но ее то ли не узнали, то ли просто не ожидали здесь увидеть – машину пропустили беспрепятственно.
– Мы поедем в Артиллерийскую бухту, – сообщил Юра. – Обычно крейсер швартуется к бочкам в Северной бухте, но сейчас его отвели к стенке – так боезапас легче принимать, и на случай авианалетов. Сегодня уже был один налет, немцы бомбили город. Чем меньше они знают, где стоит крейсер, тем безопаснее.
Лиза редко бывала в Севастополе, и название Артиллерийская бухта ничего ей не говорило. Тем не менее, заметив в свете фар знакомую колоннаду Графской пристани и лестницу, ведущую на Мичманский бульвар, она догадалась, что ее привезли в самый центр города – и точно, машина остановилась поблизости от биостанции. Прямо перед собой Лиза увидела громаду крейсера, нависавшего над головой железным бастионом. Его нос и корма скрывались в сумраке – вчера, когда Левандовский показывал ей силуэт «Славы» в море, она и представить себе не могла всю невероятную длину этого гиганта. Но могучий корабль, удерживавшийся швартовами около причальной стенки, совсем не выглядел грудой мертвого металла. Лизе казалось, что слухом она улавливает гул работающих механизмов, скрытых за бронированными бортами. Над трубами сгустками темноты клубился дым – крейсер стоял под парами, готовый к выходу в море.
С палубы крейсера на сушу были переброшены сходни. У них царила суета – матросы тащили на корабль ящики, привезенные на причал грузовиками. За погрузкой наблюдал сам Барсов.
– Ваше высокоблагородие! – Юра отдал ему честь с четкостью автомата. – Ваше задание выполнено, госпожа Тургенева доставлена на корабль!
– Вольно, кадет! – отозвался Барсов. – Благодарю за службу! Добрый вечер, Елизавета Дмитриевна! – обратился он к Лизе и засмеялся. – Ну, как вам моя бригантина – нравится?
– Добрый вечер, капитан, – робко ответила Лиза, подавая ему руку. – Боюсь, что не слишком старалась завоевать ваше расположение…
– Ну что вы, Елизавета Дмитриевна, вам и не нужно было стараться! – сказал Барсов, склоняясь к ее руке. – Я восхищен вами и вашей отвагой! Жалко лишь, что мы встретились при таких печальных обстоятельствах. Но я почту за честь называть вас в числе своих знакомых! Вы как раз вовремя, только что молебен отслужили, через пять минут выходим в море.
– Вы ради меня на такой риск идете, – заметила Лиза. – Даете приют опасной шпионке… Ведь об этом все узнают. Как вы будете оправдываться? Да еще после всех этих событий…
– А что – события? – пожал плечами Барсов. – Да, шума было много, и Лория очень постарается вывести всех на чистую воду. Ну, и выяснит, что Никодим Иванович в надежде вернуть себе прежнюю должность устроил провокацию: предложил германскому агенту похитить бомбу профессора Кудрявцева, рассчитывая вовремя пресечь эти планы и выставить себя спасителем России. А в итоге сам поплатился жизнью. И если бы не ваше своевременное вмешательство, осталась бы Россия без сверхоружия. Вот и вся история. Даю вам слово, Елизавета Дмитриевна, – буду жив, приложу все силы к тому, чтобы защитить ваше доброе имя!
– Вы шутите, должно быть! Какое там своевременное вмешательство? Это Зенкевичу надо спасибо говорить. А я только все испортила.
– Надеюсь, у меня найдется время вас переубедить. А теперь добро пожаловать на борт!
Что ж, крейсер так крейсер. Вверим свою судьбу морю. И Лиза следом за Барсовым взошла на сходню.
– Вероятно, вам не терпится узнать, куда лежит наш курс, – сказал Барсов Лизе, когда они ступили на палубу «Славы». – По приказу командующего флотом крейсер вместе с лидером «Ташкент» отправляется в набеговую операцию против Констанцы. Нам предстоит огневой налет на базу германских подлодок.
– Но ведь Констанца – румынский город! – удивилась Лиза. – Мы уже и с Румынией воюем?
– Румынии был направлен ультиматум – интернировать или выдворить все немецкие части, находящиеся на ее территории. Ответа мы не получили, значит, находимся с ней в состоянии войны. Впрочем, эти неблагодарные хамы, забыв, что мы за них кровь проливали в прошлую войну, давно зарятся на Бессарабию, так что удивляться нечему…
– Однако надеюсь, вы не собираетесь посылать меня в подарок румынам вместе со снарядами? – спросила Лиза.
– Никак нет, Елизавета Дмитриевна! По завершении огневого налета мы пойдем в сторону Турции и там переправим вас на берег.
– И вы что, так просто можете сделать крюк в тысячу верст, чтобы высадить с корабля нелегальную пассажирку?
– На юго-восточных курсах будет меньше вероятность погони, – беззаботно ответил Барсов. – Немцы станут искать нас на осте и норд-осте, а мы отойдем на зюйд-ост! Как видите, никакого капитанского произвола, а чистая военная необходимость!
Люди на палубе начиная с часового у трапа поглядывали на Лизу с любопытством, но держали свои мысли при себе. Первым, кто воззрился на нее с нескрываемым удивлением, был высокий морской офицер со светлыми, как у младенца, волосами и такими же по-детски голубыми глазами. Однако их суровый взгляд давал понять, что держать офицера за ребенка совсем не стоит.
Предваряя его недоумение, Барсов сказал:
– А, вот и вы, Анатолий Прокофьевич. Позвольте представить: мой старпом, кавторанг Ангелов – госпожа Тургенева.
– Ростислав Михайлович! – промолвил Ангелов, не стесняясь присутствия Лизы. – Эта дама пойдет с нами?!
– Да, – невозмутимо кивнул Барсов. – Елизавета Дмитриевна – моя личная гостья.
– Ваше высокоблагородие, – сказал Ангелов официальным тоном. – Я заявляю решительный протест! Мало того, что присутствие на корабле особы, не внесенной в штатное расписание, само по себе грубейшее нарушение устава, ее еще и разыскивают по обвинению в шпионаже!
– Анатолий Прокофьевич, – негромко процедил Барсов, – страна находится перед Елизаветой Дмитриевной в неоплатном долгу! И я приказываю вам оказывать всяческое содействие ее доставке в Турцию или иное нейтральное государство. А за нарушение устава я готов держать ответ. Приказ ясен?
– Так точно! – буркнул тот, но, уже уходя, недовольно проговорил в сторону: – Женщина на борту – быть беде…
– Не будьте суеверным! – бросил Барсов ему в спину, подмигнув Лизе. – Осторожнее, Елизавета Дмитриевна, – предупредил он. – Комингс высокий!
Сквозь узкий дверной проем они попали во внутренний коридор, которым Барсов проводил Лизу до каюты, обставленной с неожиданным шиком: мебель красного дерева, бронзовые дверные ручки, мраморная столешница, письменный прибор из малахита и в пару к нему пепельница. На стене, как лицемерный символ преданности режиму, висела копия известной картины «Врангель и Слащов в Кремле». Пожалуй, лишь круглые окошки иллюминаторов напоминали Лизе о том, что она оказалась на корабле. Остановившись на пороге, Барсов сказал:
– Вот, Елизавета Дмитриевна, флагманская каюта к вашим услугам, чувствуйте себя как дома. Можете спокойно отдыхать, вас никто не потревожит – нынче мы сами себе флагманы. Юра, – велел он Бобринскому, который сопровождал их с саквояжем в руке, – передаю госпожу Тургеневу в твое заведование. Следи за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я же, с вашего позволения, вернусь к своим командирским обязанностям.
Откланявшись, он удалился. Отослав вслед за ним и Юру, Лиза осталась одна. Голова у нее шла кругом. Все происходило так стремительно, что она до сих пор не могла понять, как это так получилось – она на борту крейсера, который готов везти ее от родных берегов в незнакомую, чужую страну! А что ждет ее там? Устроят ли ей турки торжественную встречу или, напротив, посадят в тюрьму за нелегальный переход границы? А может, вовсе не позволят высаживаться на берег, обрекая на скитания по волнам в крохотной шлюпке?
Лиза раскрыла было саквояж, чтобы посмотреть, чем ее снабдила в дорогу Зинаида, но, едва из него полезли на волю какие-то тряпки, махнула на них рукой, будучи неспособна заняться никаким осмысленным делом. Торопливый топот матросских башмаков по палубе, голоса на причале, незнакомая обстановка и чуть заметная неустойчивость пола под ногами внушали Лизе непонятное беспокойство, неестественное возбуждение на грани полного упадка сил. Она то присаживалась на кровать, то вновь вскакивала; опускалась в кресло с намерением минутку посидеть и собраться с мыслями, но странное нетерпение снова заставляло ее вставать, не находя выхода в тесных пределах каюты. Время утекало меж пальцев, и Лиза знала, что его надо как-то остановить, а если нет, то хотя бы не растрачивать впустую, но не могла придумать как.
Взбудораженное состояние, внушенное ей кораблем, казалось, передалось обратно его громадине: в коридоре и на палубе загремели звонки, требуя искать избавления от своей пронзительной ярости в немедленном действии. Лиза не знала, означает ли эта тревога какую-либо угрозу и обязывает ли ее саму к чему-либо, но из сомнений ее вывел стук в дверь. В коридоре стоял Юра. Поверх черного кителя на нем был надет рыжий спасательный жилет с широким воротником, похожим на хомут, а второй жилет он держал в руках.