— Стоп!
Капитан Френкель так и взвился над креслом. Он будто бы стал футов десяти ростом — хотя вряд ли был выше меня. Он вытаращился на Хендрика:
— Ты… УДАРИЛ своего ротного командира?!
— А… Ну да. Но он же первый… Да еще сзади. Я такого ни от кого не потерпел бы. Значит, я дал ему, а потом он ударил меня опять и…
— Молчать!
Хендрик умолк, а затем добавил:
— И все, чего я хочу, — это освободиться от этой занюханной формы!
— Думаю, в этом мы вам поможем, — ледяным тоном сказал капитан. — И без промедления.
— Дайте мне лист бумаги. Я увольняюсь.
— Минуту. Сержант Зим!
— Я, сэр!
Зим все это время не сказал ни слова. Он просто смотрел перед собой, неподвижный, как статуя, только желваки по скулам катались. Сейчас, посмотрев на него, я увидел, что под глазом действительно блямба, — Хендрик здорово его достал. Но сам Зим ничего об этом не говорил, а капитан Френкель не спрашивал — может, просто думал, что Зим наткнулся на дверь и сам расскажет, если захочет.
— Соответствующие статьи устава были, как положено, доведены до сведения вашей роты?
— Да, сэр. Они вывешены для ознакомления, и их читают вслух каждое воскресенье утром.
— Верно, я знаю. Просто хотел еще раз в этом убедиться.
Каждое воскресенье, перед церковным колоколом, нам зачитывали статьи по дисциплине из Устава и Инструкций Вооруженных Сил. И еще на доске объявлений был вывешен плакат, вместе с приказами. Но никто не обращал на это внимания — просто еще один вид муштры. Неплохо было хоть стоя, но поспать во время этого чтения. А раз так, то мы все эти правила пропускали мимо ушей и называли «тридцатью одним способом круто подсесть». В конце концов, инструкторы неусыпно следили за тем, чтобы все необходимые нормы поведения мы прочувствовали на собственном заду. А «способы» эти были затертой шуткой — вроде «побудочной смазки» или «утренней молотьбы». Так мы называли тридцать одно преступление, караемое смертью.
Порой кто-нибудь хвалился, что выдумал тридцать второе, — как правило, это оказывалось чем-нибудь нелепым и неприличным.
Нападение на старшего по званию…
Происходящее вдруг перестало казаться забавным. Он ударил Зима?.. И чтобы за это… повесили?! Черт побери, да многие — кого угодно возьми из нашей роты — на него замахивались, и некоторым даже удавалось ударить. Это когда он проводил с нами занятия по рукопашному бою. Он брался за нас после других инструкторов, когда мы начинали задирать нос и думать, что уже все умеем, — и вгонял ума. Да чепуха все это — я видел раз, как Сюдзуми так треснул его, что вчистую нокаутировал! Бронски облил Зима водой, и он вскочил, и улыбался, и тряс Сюдзуми руку — а потом забросил его чуть не за горизонт…
Капитан Френкель огляделся вокруг, потом обратился ко мне:
— Свяжитесь со штабом полка.
Я пошел к аппарату и, путаясь в собственных пальцах, соединился со штабом, а когда на экране появилось лицо дежурного офицера, отступил в сторону, пропуская вперед капитана.
— Дежурный адъютант слушает.
Френкель отчеканил:
— Командир второго батальона обращается к командованию полка. Прошу прислать офицера для участия в заседании трибунала.
С экрана спросили:
— Когда он тебе потребуется, Ян?
— Как освободится, так сразу.
— Отлично, сейчас. Джек скорее всего в штабе. Фамилия, статья?
Капитан Френкель назвал фамилию Хендрика и номер статьи. Офицер на экране присвистнул и нахмурился.
— Мы живо, Ян. Если не смогу прислать Джека — приеду сам, только вот Старику доложусь.
Капитан Френкель обернулся к Зиму:
— Те, что с вами, — свидетели?
— Да, сэр.
— Ка ПэВэ тоже видел?
Здесь Зим заколебался:
— Думаю, да, сэр.
— Вызовите его сюда. Есть там кто-нибудь в скафандре?
— Да, сэр.
Зим пошел к аппарату, а капитан тем временем спросил у Хендрика:
— Желаете ли пригласить свидетелей в свою защиту?
— А? Не нужны мне никакие свидетели; он сам сознается, что натворил! Дайте мне лист бумаги — я хочу уйти отсюда поскорей!
— Всему свое время.
И время, похоже, должно было наступить очень быстро. Не прошло и пяти минут, как явился капрал Джонс в командирском скафандре, таща в лапах капрала Махмуда. Он опустил Махмуда на землю и ускакал обратно как раз к появлению лейтенанта Спиксмы.
— Добрый вечер, капитан, — сказал он. — Обвиняемый и свидетели здесь?
— Все здесь. Бери стул, Жак.
— Запись пошла?
— Уже.
— Хорошо. Хендрик, шаг вперед.
Хендрик выступил вперед. Выглядел он озадаченным; похоже, нервы у него начали сдавать. Лейтенант Спиксма официальным тоном сказал:
— Полевой трибунал созван по приказу майора Ф.-К. Мэллоя, командира Третьего учебного полка, лагерь Артура Кюри, согласно приказу № 4, изданному командованием Управления обучения и дисциплины, согласно Уставу и Инструкциям о Вооруженных Силах Земной Федерации. Офицер, представляющий обвинение, — капитан Мобильной Пехоты Ян Френкель, занимающий должность командира Второго батальона Третьего полка. Суд: лейтенант Мобильной Пехоты Жак Спиксма, в должности командующего Первым батальоном Третьего полка. Обвиняемый — Хендрик Теодор С, рядовой необученный, РН7960924. Статья: 9080. Обвинение: нападение на старшего по званию во время пребывания Земной Федерации в чрезвычайном положении.
Дальше события развивались с непостижимой быстротой. Я вдруг оказался назначенным в «судебные чиновники» и должен был приводить и выводить свидетелей. Я слабо себе представлял, как это я буду «выводить» Зима и что делать, если он не подчинится, но он только взглянул на Махмуда и двух наших ребят — и все они вышли наружу, так, что слышать ничего не могли. Зим отделился от остальных и просто ждал в сторонке, Махмуд сел на землю и принялся крутить себе сигарету — правда, его вызвали первым, и сигарета пропала зря. Меньше чем через двадцать минут все трое были опрошены и рассказали примерно то же, что и Хендрик. Зима не вызывали вовсе.
Потом лейтенант Спиксма спросил Хендрика:
— Желаете устроить перекрестный допрос свидетелей? Суд пойдет вам навстречу, если вы изъявите желание.
— Нет.
— Обращаясь к суду, следует стоять смирно и говорить: «сэр».
— Нет, сэр. Я требую адвоката.
— Закон не позволяет вам иметь представителя в военном трибунале. Желаете ли вы дать какие-либо показания в свою пользу? Вы не обязаны по закону делать этого, тогда суд ограничится уже имеющимися показаниями, а ваш отказ не будет свидетельствовать против вас перед судом. Однако вы предупреждаетесь о том, что данные вами показания могут быть обращены против вас и вы можете быть подвергнуты перекрестному допросу.
Хендрик пожал плечами:
— Нечего мне больше говорить! Что хорошего мне от этого будет?
— Суд повторяет: хотите ли вы дать показания в свою пользу?
— Нет, сэр.
— Суд должен задать вам один процедурный вопрос. Были ли вы ознакомлены со статьей, по которой вас обвиняют, до того как совершили предусмотренное в ней преступление? Можете отвечать: да или нет или не отвечать вообще. Однако за свои показания вы несете ответственность по статье 9167, ответственность за ложные показания.
Обвиняемый молчал.
— Хорошо. Суд зачитает вам эту статью, а потом вновь вернется к этому вопросу. Статья 9080: каждый служащий Вооруженных Сил, напавший или угрожавший нападением, либо пытавшийся напасть или угрожать нападением…
— Да, я думаю, читали. Они много всякой ерунды читали по утрам каждое воскресенье — целый список того, что запрещено.
— Была ли вам зачитана именно эта статья?
— Э-э… Да, сэр, была.
— Очень хорошо. Отказавшись свидетельствовать в свою пользу, желаете ли вы тем не менее заявить о каких-либо смягчающих вашу вину обстоятельствах?
— Сэр?
— Не хотите ли вы что-либо добавить для суда? Привести какие-либо факты, по вашему мнению представляющие в ином свете ранее данные свидетельские показания? Обстоятельства, смягчающие совершенное вами преступление? Может быть, вы были больны, под воздействием наркотиков или каких-либо медикаментов? С этой точки зрения присяга вас не ограничивает; вы вправе говорить все, что могло бы помочь вам. Суд пытается выяснить следующее: имеются ли у вас какие-либо основания считать обвинение несправедливым?
— А? Конечно, несправедливо! Все здесь несправедливо! Он ударил меня первым! Он сам сказал, что ударил меня первым!
— Это все?
— Все, сэр. А разве недостаточно?!
— Разбирательство окончено. Рядовой необученный Теодор С. Хендрик!
Лейтенант Спиксма, говоря все это, стоял смирно, теперь и капитан Френкель поднялся. Похоже, запахло жареным!
— Рядовой Хендрик, вы признаны виновным в предъявленном вам обвинении.
У меня что-то сжалось внутри. Неужели они сделают это? Неужели сделают с Тедом Хендриком, как с Денни Дивером из баллады? А я еще утром с ним завтракал…
Пока я боролся с тошнотой, лейтенант продолжал:
— Суд приговаривает вас к десяти плетям и увольнению с резолюцией: «За нарушение Устава».
Хендрик сглотнул:
— Я хочу уволиться!
— Суд не дает вам позволения уволиться. Суд также желает добавить, что столь мягкое наказание применено к вам исключительно потому, что данный суд не уполномочен наказывать вас строже. В сущности, вы должны быть обязаны тому, кто предал вас именно этому суду. Будь вы преданы генеральскому трибуналу, те же обстоятельства привели бы к приговору: «Повесить за шею, пока не умрет». Вам очень и очень повезло — старший офицер, властью которого вы преданы суду, обошелся с вами милосердно.
Лейтенант Спиксма сделал паузу, затем продолжил:
— Приговор будет приведен в исполнение, как только председатель трибунала одобрит запись заседания — в том случае, если он ее одобрит. Заседание окончено. Вывести обвиняемого и взять под стражу.
Последнее касалось меня — однако мне делать ничего не пришлось, только позвонить в караулку, а потом получить за Хендрика расписку, когда его увели.