. Думаю, ка ДЕТОЧКЕ остальное знать не обязательно. Но ты, сынок, слушай и запоминай. Пока идет эта треклятая война, НИКОГДА не повышай человека перед возвращением на базу.
— Но почему, капитан?
— Ты говорил, что, коль мы не собираемся повышать Брамби, его следует послать в управление кадрами. Но, если бы его повысили три недели назад, именно в управление кадрами он и попал бы. Там столы ломятся от заявок на младших командиров. А у меня в столе лежит требование из управления на двух сержантов. И отказать я смог только потому, что один из взводных недавно отправился в военное училище, а место одного из командиров отделения уже давно пустует.
В улыбке его появилось нечто зловещее.
— Вот, сынок, до чего война может довести. Стоит только недоглядеть, и твои же сограждане уведут из-под носа лучших бойцов.
Он вынул из ящика стола два листа бумаги. Один был рапортом лейтенанта Сильвы, в котором он рекомендовал Брамби к повышению, и дата на нем стояла месячной давности.
Другой лист был приказом о назначении Брамби сержантом, датированным следующим днем после нашего вылета с Санктори.
— По-твоему, так хорошо?
— А… Да! Конечно!
— Я ждал, что ты отметишь Брамби как слабое место во взводе и скажешь, что надо бы сделать. Ты хорошо все продумал, но мог бы и лучше. Опытный офицер разобрался бы во всем сам, без моих объяснений, только взглянув на СОК, на служебные документы. Да ерунда, со временем опыт придет. А пока что — сделай следующее. Напиши мне такой же рапорт, только дату поставь вчерашнюю. И пусть твой взводный скажет Брамби, что ты представил его к повышению, но не говори, что Сильва сделал то же самое. Ты ведь не знал этого, когда рекомендовал его, так что врать не придется. А когда я вызову Брамби к себе и скажу, что оба его офицера, независимо друг от друга, представили его к повышению, ему будет приятно. Ладно. Еще что-нибудь?
— Да, с организацией все ясно, хотя лейтенант Сильва предполагал поставить Найди на старое место Брамби. В этом случае мы можем повысить одного рядового первого класса до капрала, а четырех рядовых сделать РПК, считая те три вакансии, которые и так есть. Только не знаю — вы сторонник заполнения СОК до отказа или нет?
— Конечно до отказа, — мягко сказал Блэки. — Ведь мы с тобой отлично знаем, что ребятам отпущено не так уж много времени на радости жизни… Только помни — мы не можем присвоить рядовому ПК, пока он не сходит в боевой десант. По крайней мере, у Черных Стражей так не принято. В общем, прикинь там со взводным, а потом дашь мне знать. Это не к спеху… скажем, сегодня, в любое время до отбоя. Еще вопросы?
— Капитан, скафандры меня беспокоят.
— Не одного тебя.
— Не знаю, как насчет остальных, но у нас пять скафандров надо подогнать, плюс четыре скафандра заменены, да еще два на прошлой неделе забракованы и отосланы на склад. Не представляю, как Кунха и Наварре успеют за оставшееся время расконсервировать все замены да еще проверить остальные сорок один. Даже если хуже не будет.
— «Хуже» всегда бывает.
— Да, капитан. Однако на разогрев и подготовку понадобится 286 человеко-часов, а протестировать остальные — еще 123. Это — по инструкции, обычно выходит больше.
— Ясно. И что же ты думаешь делать? Другие взводы смогут вам помочь, если сами справятся раньше срока, — в чем я сильно сомневаюсь. Но не вздумай пойти на поклон к Росомахам — скорее им может понадобиться наша помощь!
— Капитан… Я не знаю, что вы думаете о моем положении, вы ведь велели не соваться к бойцам… Но когда я был капралом, то помогал сержанту-технику…
— Продолжай.
— А потом и сам стал сержантом-техником. Но мной всегда руководили — сам я никакой спецподготовки не получил. Хотя как помощник я был неплох, и, если позволите, я занялся бы разогревом или тестами, а у Кунхи с Наварре оказалось бы больше времени на все заморочки.
Блэки разулыбался:
— Мистер! Я внимательно изучил Устав, и он ни в одной букве не запрещает офицеру пачкать руки. Я замечал, что некоторые молодые люди, которых ко мне присылали, как будто что-то такое в нем нашли, но… Отлично. Подберите себе комбинезон — незачем пачкать вместе с руками и форму. Теперь ступайте, скажите своему взводному о Брамби, и пусть он подготовит рекомендации на заполнение дыр в СОК — на тот случай, если я сочту нужным прислушаться к вашей рекомендации насчет Брамби. Потом скажешь ему, что все свободное время посвятишь скафандрам, а он пусть займется остальным. Скажи, мол, будут проблемы — тебя можно найти в оружейной. И не болтай о том, что консультировался со мной — просто отдавай приказы. Ясно?
— Так точно… Ясно.
— Отлично, топай. Будешь проходить через карточную — передай Ржавому привет и скажи, что, если он в силах дотащить старые кости до моего кабинета, пусть зайдет.
Никогда в жизни — даже в учебном лагере — не был я занят так, как в следующие три недели! По десять часов в день я занимался скафандрами — и это далеко не все. Конечно же, математика — ею нельзя было манкировать при таком репетиторе, как Шкипер. Полтора часа в день — на еду. Повседневные мелочи — помыться, побриться, пришить пуговицу, выловить флотского кладовщика, чтобы попасть в прачечную и найти чистое обмундирование за десять минут до поверки. (На флоте есть неписаный закон — помещение обязательно должно быть под замком как раз тогда, когда оно особенно необходимо.)
Несение караула, поверки, смотры, минимум взводных дел — еще час в день. Кроме того, я был «жоржиком». Такой есть в любой части. Это — младший по званию офицер, который занимает еще кучу должностей помимо своих прямых обязанностей, — он офицер по физподготовке, цензор солдатской почты, спортивный судья, офицер-инструктор, офицер по заочным курсам, прокурор в трибунале, казначей в кассе взаимопомощи, хранитель финансовых ведомостей и реестров, завскладом, наблюдатель за солдатской столовой — эт цетера, ад тошнотум.
Пока мне не привалило этакое счастье, «жоржиком» был Ржавый Грэхем. Он поначалу жутко обрадовался, но тут же увял, когда я захотел поглядеть на все, что принимаю под свою ответственность. Он заметил, что если я такой тормоз, что не доверяю товарищу, то приказ старшего по званию меня наверняка образумит. Я разозлился и потребовал, чтобы этот приказ был отдан в письменном виде в двух экземплярах — оригинал мне, копию начальству.
Ржавый сник — даже второй лейтенант не настолько глуп, чтобы отдавать подобные приказы письменно. Конечно, я не рад был склоке — Ржавый был моим соседом по каюте да еще помогал мне с математикой. Но инвентаризацию мы все же провели. Лейтенант Уоррен отчитал меня за излишнюю въедливость, но все же открыл свой сейф и позволил мне проверить ведомости. Капитан Блэкстоун открыл свой сейф без комментариев; я так и не понял, одобряет ли он мои действия.
Ведомости были в порядке, но баланс не сходился. Бедный Грэхем! Он принял дела, просто поверив предшественнику, а теперь спросить было не с кого — тот не просто отсутствовал, он погиб. Ржавый провел бессонную ночь (я — тоже), а утром пошел и рассказал Блэки все как есть.
Блэки дал ему выволочку, нашел способы списать большую часть пропаж на «потери в бою». Таким образом недостача сократилась до суммы жалованья за несколько дней, но Блэки оставил склад за Ржавым, откладывая все ревизии на неопределенный срок.
Конечно, не вся работа доставляет «жоржику» столько головной боли. Заседаний трибунала здесь не было — хорошее подразделение в них не нуждается. Цензору тоже нечего было делать — пока корабль идет на тяге Черенкова, почта не отправляется. По сходной причине не было надобности в кассе взаимопомощи. Физкультуру я перепоручил Брамби, а рефери требовался от случая к случаю. Со столовой все было в порядке — я только подписывал меню и иногда инспектировал камбуз, то есть, не вылезая из робы, брал там сандвичи, чтобы перекусить в оружейной. Заочные курсы заставляли повозиться с бумагами — многие, несмотря на войну, продолжали образование, но на это я отрядил моего взводного и одного ПК, исполнявшего обязанности писаря.
И все-таки «жоржиковы» дела каждый день отнимали часа по два, а время у меня было на вес золота.
Сколько же оставалось на отдых? Десять часов — скафандры, три — математика, полтора — на еду, час — на личные надобности, час — на дела взвода, два часа — «жоржиковых» и восемь — для сна. Итого — двадцать шесть с половиной.
А мы ведь даже не на Санктори, где в сутках двадцать пять часов! Мы живем в полете по Гринвичу и универсальному календарю.
Урезать можно было только от сна.
Как-то, около часу ночи, я сидел в карточной и потел над математикой, когда вошел капитан Блэкстоун.
— Добрый вечер, капитан, — сказал я.
— Доброе утро, ты хотел сказать. Что за чертовщина с тобой, сынок? Бессонница?
— Нет, не совсем.
Он поворошил бумаги на столе.
— Что, разве сержант не может заняться документами? А, ясно. Отдых.
— Нет, капитан…
— Сядь-ка, Джонни. Мне нужно с тобой поговорить. По вечерам тебя в карточную не затащишь. Я прохожу мимо твоей каюты — ты сидишь за столом. Когда сосед твой ложится спать — перебираешься в карточную. Что за проблемы у тебя?
— Вот… Никак не успеть.
— И никто не может ВСЕГО успеть. Как со скафандрами продвигается?
— Отлично. Я думаю, успеем.
— И я того же мнения. Видишь ли, сынок, тебе нужно определить, что сейчас важнее. У тебя две внеочередные обязанности. Первая — подготовить экипировку взвода к десанту. С этим у тебя порядок. О самом взводе тебе заботиться не надо, об этом мы уже говорили. Вторая же, не менее важная, — ты должен готовиться к бою. И тут ты тормозишь.
— Я буду готов, капитан.
— Ерунда! И бантик сбоку. Ты не тренируешься и урезаешь свой сон. Это что — подготовка к десанту? Когда ты поведешь в бой взвод, сынок, ты должен быть, что называется, в полной боевой. И поэтому с завтрашнего дня будешь тренироваться от шестнадцати тридцати до восемнадцати ноль-ноль каждый день. А когда в двадцать три ноль-ноль прозвучит отбой и погасят свет, ты должен быть в постели. И если две ночи подряд не сможешь заснуть в течение пятнадцати минут, пойдешь к врачу на освидетельствование. Это приказ.