— И все же от кого вы получили свой корабль? — без обиняков спросил Джерсен.
Тихолт покачал головой:
— Этого я вам не скажу. А вдруг вас прислал сюда Малагейт? Хотя, ради вашего же собственного спасения, надеюсь, что это не так.
— Но с чего мне работать на Малагейта?
— Все обстоятельства нашей встречи говорят за это. Но только обстоятельства. Я-то знаю, вы — не его человек. Он не мог послать сюда человека, которого я не знаю в лицо.
— Значит, у вас здесь назначена встреча?
— Да, вот только меня на ней не будет. Хотя... я и сам не знаю, что мне дальше делать.
— Возвращайтесь в Ойкумену.
— А Малагейт? Он может все, стоит ему только захотеть.
— С чего вы взяли, что он вдруг вспомнит о вас? — Таких как вы двадцать на дюжину.
— Я единственный в своем роде, — не согласился Тихолт. — Я разведчик, на долю которого выпал слишком драгоценный приз.
На Джерсена признание разведчика произвело большое впечатление, хоть он и старался не показать этого.
— Эта планета слишком красива, чтобы ее разрушить, — продолжал Тихолт. — Девственный мир, полный света, воздуха и красок. Отдать его Малагейту, под его дворцы, аттракционы и казино, — все равно что бросить ребенка на растерзание солдатам с Саркоя. А может, и того хуже.
— И Малагейту стало известно о нем?
— У меня есть дурная привычка: много пить и столько же болтать.
— Прямо как сейчас, — заметил Джерсен.
Тихолт улыбнулся своей нервной улыбочкой:
— В нашем разговоре нет ничего нового для Малагейта. Моей главной ошибкой было то, что я начал болтать в Бринктауне.
— Расскажите поподробнее о найденном вами мире. Он обитаем?
Тихолт снова улыбнулся, но не промолвил ни слова. Джерсен нисколько не удивился. Тем временем разведчик подозвал Араминту и заказал порцию фрэйза — густого, кисло-сладкого ликера, который славился содержанием в нем слабого утонченного наркотика-галлюциногена. Джерсен от предложения выпить еще отказался.
Ночь уже полностью завладела планетой Смэйда. То и дело сверкали молнии, по крыше внезапно забарабанил сильный ливень.
Тихолт, немного успокоенный действием ликера и, возможно, уже видящий галлюцинации, уставясь в пламя камина, произнес:
— Вам никогда не найти мою планету. Я твердо решил: никто и никогда не коснется ее красот.
— А как же ваш контракт?
Тихолт пренебрежительно взмахнул рукой:
— Я выдам ее за обыкновенный выжженный мирок.
— Но вашим монитором вся информация уже зарегистрирована, — заметил Джерсен. — И теперь планета является собственностью вашего попечителя.
Наступило долгое молчание. Джерсен уже было подумал, что его собеседник заснул, когда Тихолт наконец заговорил:
— Мне страшно умирать. Иначе я бы уже давным-давно бросил свой корабль вместе с собой и этим монитором на какую-нибудь звезду.
Джерсен счел за лучшее промолчать.
— Понятия не имею, что мне теперь делать. — Голос Тихолта звучал уже без прежнего надрыва, алкоголь постепенно овладевал его мозгом, навевая приятные видения. — Это замечательная планета. О, как она прекрасна! Я даже подумал тогда, а не скрывается ли за этой красотой что-нибудь еще... Знаете, как бывает... Например, за красотой женщины часто кроются ее внутренние, более глубокие достоинства. Или недостатки... Как бы то ни было, тот мир прекрасен, для описания его не хватило бы никаких слов. Там горы омываются весенними ливнями, над многочисленными долинами в небе темно-сапфирового оттенка степенно плывут облака, нежные и яркие, словно снег. Воздух сладок на вкус и прохладен, он так прозрачен и свеж, что кажется, будто вот-вот все вокруг превратится в хрусталь. Есть там и цветы, но их не очень много. Как правило, они растут небольшими группами, так что когда натыкаешься на них, возникает ощущение, будто набрел на сокровище. Но зато там множество деревьев, среди них попадаются истинные великаны с побелевшей от времени корой. Перед ними открыта вечность. — Тихолт вздохнул. — Вы спрашивали, обитаем ли этот мир. Вынужден ответить «да», хотя создания, населяющие планету, более чем своеобразны. Я назвал их дриадами. Мне встретилось всего несколько сотен этих существ, и, должен сказать, они показались мне очень и очень древней расой. Столь же древней, как и окружающие их леса и горы. — Тихолт прикрыл глаза. — День в этом мире в два раза длиннее нашего: утренние часы долгие и наполнены ярким светом, дни спокойные, а ближе к вечеру все вокруг светится золотом, как мед. Дриады купаются в реке или гуляют в темных рощах... — Голос Тихолта становился все тише, казалось, он грезит наяву.
Джерсен попытался вывести его из этого полудремотного состояния.
— Дриады? — переспросил он.
Тихолт зашевелился и выпрямился.
— А чем плохо? В общем-то, они полурастения. Я их особо не изучал — не посмел. Почему? Не знаю. Там я пробыл недели две-три. И вот что я там увидел...
* * *
Тихолт посадил потрепанный старый корабль модели 9Б на лугу, рядом с рекой, и стал дожидаться, пока анализатор выдаст параметры окружающей среды, хотя планета подобного типа никак не могла оказаться враждебной — так, во всяком случае, считал Тихолт, ученый, поэт и праздный мечтатель в равной степени. Он не ошибся — в атмосфере никаких вредных микробов обнаружено не было, тест на наличие аллергенов показал негативную реакцию, а микроорганизмы, если и существовали в воздухе и почве планеты, быстро погибали от контакта с самыми обычными антибиотиками, которыми Тихолт напичкал себя по самое горло. Ничто не препятствовало высадке, и он не стал откладывать ее в долгий ящик.
Ступив на траву, Тихолт застыл в неописуемом восторге.
Воздух был чист и прозрачен, словно хрусталь, такое случается только по весне при восходе солнца. Вокруг стояла неземная тишина, будто только-только смолкла очередная трель птицы.
Тихолт побрел вдоль долины. Остановившись, чтобы полюбоваться небольшой рощицей, он заметил дриад, кроющихся в тени деревьев. Двуногие, они обладали странным, почти человеческим телом, строение головы тоже было во многом сходно, хотя при ближайшем рассмотрении сразу становилось понятно, что сходство лишь поверхностное. Кожа их отливала всеми цветами радуги, она казалась то серебристой, то коричневой, то зеленоватой, вся в каких-то пятнах и блестках. На гладкой голове выделялись два пурпурно-салатных пятна, которые, судя по всему, служили им глазами. С плеч свешивались два отростка, напоминающих руки и разветвляющихся на концах, образуя сначала прутики, а потом и листья-пальцы темно- и бледно-зеленых, ярко-красных, бронзово-оранжевых и золотистых оттенков. Завидев Тихолта, дриады двинулись ему навстречу, выказывая типично человеческое любопытство, но, не дойдя метров пятнадцать, остановились, покачиваясь на гибких конечностях и шурша отливающей на солнце листвой. Они изучали Тихолта, а он, в свою очередь, столь же внимательно наблюдал за ними. Странно, он совсем не боялся их, лишь думал про себя, что никогда в жизни не встречал столь поразительных созданий.
Все последующие дни были заполнены безмятежной идиллией и спокойствием. Планета обладала неким королевским величием, неземной чистотой, в ней крылось нечто трансцендентное, наполняющее Тихолта почти религиозным благоговением. Но вскоре он пришел к выводу, что или должен немедленно покинуть планету, или остаться здесь навечно, слившись с ней в единое целое. Факт этот поверг его в неизбывную печаль, так как он понимал, что никогда больше сюда не вернется.
Все это время, движимый естественным любопытством, он наблюдал за перемещениями дриад в долине, пытаясь разгадать их природу и обычаи. Разумны ли они? Увы, Тихолт так и не смог найти ответа. Они были мудры — факт не вызывал никакого сомнения, Тихолт лично мог убедиться в этом. Их обмен веществ поставил его в тупик, как и сама природа их жизненного цикла, хотя немного погодя ему все-таки удалось кое-что прояснить для себя. Насколько он понял, свою жизненную энергию они черпают из процесса, в чем-то сходного с фотосинтезом.
Как-то утром, когда Тихолт задумчиво наблюдал за небольшой группкой дриад, недвижно стоявших на болотистом лужке, откуда-то с неба свалилось крылатое, ястребоподобное существо и сильным ударом сбило одну из дриад. Пока та падала, Тихолт успел заметить два белесых отростка, уходящих, подобно корням, в почву из гибких серых ног дриады. Но стоило ей только упасть, как отростки эти тут же втянулись назад. Хищная тварь, не обращая ровно никакого внимания на упавшую дриаду, вонзила когти во влажную почву и принялась яростно разгребать ее, пока не вытащила на поверхность гигантскую белую личинку. Тихолт наблюдал за происходящим со все возрастающим интересом. Должно быть, дриада нашла в земле эту личинку и с помощью своих хоботков мирно употребляла ее в пищу, когда крылатый разбойник застиг ее. Тихолт почувствовал зарождающиеся внутри него боль и разочарование. На поверку дриады оказались совсем не теми невинными созданиями, которых он было вообразил себе.
«Ястреб» выбрался из ямы и, хрипло заклекотав, улетел. Тихолт, движимый любопытством, подошел поближе и внимательно рассмотрел разодранную на части личинку. От нее мало что осталось: какие-то обрывки бледной плоти, желтоватая слизь да твердый черный кокон размером с два кулака. Пока он разглядывал останки, дриады медленно двинулись вперед, и Тихолт предпочел ретироваться. Остановившись в десятке метров, он заметил, что они постепенно сбились в плотную кучку вокруг останков червя, будто бы оплакивая погибшее существо. Немного погодя при помощи нижних конечностей они подняли черный кокон, и одна из дриад куда-то понесла его, высоко подняв в своих ветвях. Тихолт в некотором отдалении последовал за ними и вскоре, к своему изумлению, явился свидетелем того, как неподалеку от рощицы стройных деревьев с белыми ветвями дриады похоронили кокон.
Впоследствии он немало удивлялся, почему ему не пришло на ум попытаться войти с дриадами в контакт. Пару раз такая мысль возникала у него в голове, но вскоре он забывал о ней — вероятно, потому, что был здесь незваным гостем, существом грубым и малоприятным. Дриады же, в свою очередь, относились ко всем его действиям с некоторого рода вежливым безразличием.