— А что теперь? — поинтересовался Лабби.
— Теперь мы подходим к довольно монотонной части работы. Каждую из этих булавок нужно аккуратно вырезать из фона. Затем с помощью булавок и булавочных дыр я организую реитерацию. Если хотите, можете заняться вырезанием, пока я подбираю нужный краситель.
Лабби с сомнением посмотрел на гору снимков:
— И все это нужно вырезать?
— Да, и очень тщательно.
Лабби безо всякого энтузиазма принялся за работу. Джерсен внимательно наблюдал за ним, давал советы, напоминал о необходимости соблюдать аккуратность. Затем, взяв у Лабби калькулятор, он нашел квадратные корни из первых одиннадцати простых чисел. Результаты были в диапазоне от 1 до 5,39. Лабби тем временем уже вырезал три булавки, сделав одну небольшую ошибку. Джерсен укоризненно вздохнул. Лабби отложил ножницы:
— Это очень интересно, но мне нужно заняться другими делами.
Как только он ушел, Джерсен сравнил десятитысячный банкнот с розовыми и зелеными булавками, ввел соответствующую коррекцию и отпечатал еще кучу снимков, затем выглянул в большую мастерскую. Лабби был занят с детьми. Джерсен положил банкнот под микроскоп и, как тысячи других людей до него, стал разглядывать кредитку в поисках секрета аутентичности. Как и эти тысячи людей, он не увидел ничего. Теперь — решающий эксперимент, от которого все зависит. Он выбрал бумагу подходящей толщины и плотности, вырезал прямоугольник размером с банкнот, который сунул в щель фальшеметра. Немедленно зажегся тревожный сигнал. Тогда Джерсен отметил на бумаге точки, соответствующие найденным значениям квадратных корней. Приложив к бумаге угольник, он ногтем провел крестики через каждую пару точек, надеясь таким образом создать нужное сжатие волокон. Дрожащими руками Джерсен поднял фальшеметр...
Внезапно открылась дверь, и вошел Лабби. Одним движением руки Джерсен убрал банкнот и фальшеметр в карман и схватил ножницы и снимки, имитируя интенсивную деятельность. Лабби был разочарован, увидев, что такое множество оборудования дало такие жалкие плоды. Это мнение он высказал вслух. Джерсен стал объяснять, что он перевычисляет некоторые эстетические соотношения и что это длинный и нудный процесс. Если Лабби хочет, он может его ускорить, вырезая булавки, но только на этот раз аккуратно. Лабби заявил, что больше не сможет помочь. Джерсен вырезал еще несколько булавок и разложил их на столе. Лабби взглянул на набор розовых и зеленых фильтров, лежащий под лампой.
— Вы что, употребляете только два цвета?
— По крайней мере, для этой композиции, — отрезал Джерсен. — Зеленый и розовый, хотя и кажутся некоторым профанам наивными цветами, мне здесь очень необходимы.
Лабби хмыкнул:
— Они довольно блеклые.
— Точно, — кивнул Джерсен. — Я добавил кое-что в красители, и, похоже, они на свету выцветают.
Лабби вскоре удалился. Джерсен вытащил фальшеметр и сунул обработанный бумажный прямоугольник в щель. Никакого тревожного красного сигнала! Только ласкающее слух тихое жужжание — «признак аутентичности»! Самый приятный звук за всю жизнь Джерсена.
Он взглянул на часы — время для хобби почти вышло, пора было закругляться.
Во время «часа общения» он увидел Ифигению, одиноко стоявшую в конце зала. Джерсен не подходил к ней, а девушка, казалось, его не замечала... И он считал ее обычной девушкой! Он находил ее лицо неинтересным! Оно было совершенным. Десять миллиардов севов? Мелочь... Джерсен с трудом боролся с желанием немедленно вернуться в мастерскую.
Назавтра занудство Лабби проявилось в полном объеме. В мастерской не было ни одного «гостя», и Лабби два часа проторчал в студии, восхищенно глядя на Джерсена, который вырезал булавки, раскладывая и перекладывая их с напряженной сосредоточенностью, моля про себя Бога, чтобы Лабби наконец убрался.
День пропал. Джерсен покинул мастерскую, кипя от еле сдерживаемой ярости.
На следующий день он продвинулся больше. Лабби был занят. Джерсен прикрыл серию и номер банкнота, сфотографировал его и отпечатал двести копий с тщательно подобранными красителями. Через день Джерсен запер дверь, сославшись на необходимость длительных экспозиций. На отпечатанных копиях он провел нужные линии и, использовав игрушечный печатный пресс, впечатал номера. Банкноты выглядели почти как настоящие. Они слегка отличались на ощупь, но кому какое до этого дело, раз они проходят через фальшеметр?
За обедом Джерсен обдумывал последнюю проблему: как внести деньги, не вызвав подозрений. Если же просто отнести их в офис, его тотчас спросят, где он их взял. Джерсен никак не мог придумать практически реализуемый способ организовать свой выкуп. Ясно, что доверить такую сумму Кошилю было невозможно. Он решил, что нуждается в дополнительной информации.
Во время «общего часа» Джерсен зашел в офис к помощнику администратора, человеку с типичным лицом хорька, носившему темно-синюю униформу Обменного Пункта с таким видом, будто это была особая привилегия. Джерсен состроил озабоченную мину.
— У меня возникла одна проблема, — обратился он к администратору. — Мне сообщили, что мой старый друг прибывает завтра, чтобы погасить «взнос» одного из «гостей». Можно ли устроить так, чтобы я был в бюро, когда прибудет автобус с посетителями?
Администратор нахмурился:
— Это несколько необычная просьба.
— Я понимаю, — скромно согласился Джерсен, — однако политика Обменного Пункта — всемерно облегчать погашение «взносов», а я именно этого и хочу.
— Ладно, — кивнул администратор, — приходите в офис сразу после завтрака, и я все устрою.
Джерсен вернулся в общий зал, погулял немного и порядочно выпил, чтобы успокоить нервы. Прошла ночь. Он, давясь, проглотил несколько кусков за завтраком и поторопился в офис администратора, который сделал вид, что все позабыл.
Джерсен терпеливо повторил свою просьбу.
— Ладно, — сказал администратор. — Я полагаю, мы не можем требовать, чтобы каждый «взнос аннулировался» по общей процедуре.
Он провел Джерсена в приемную и попросил подождать. Прибыл архаичный автобус с восемью пассажирами. Они зашли в офис.
— Ну, — спросил клерк, — есть среди них ваш друг?
— Да, конечно, — ответил Джерсен. — Вон тот невысокий человек с синей кожей. Я только спрошу его о своем «взносе».
Прежде чем администратор успел возразить, Джерсен подошел к человеку, на которого указал.
— Простите, пожалуйста. Вы случайно не Майрон Пэтч?
— Нет, сэр. Я не являюсь этим индивидуумом.
— Извините, я обознался. — Джерсен вернулся к администратору, держа в руке конверт. — Все в порядке. Он привез мои деньги. Я опять свободный человек!
Администратор хмыкнул. Происшедшее выглядело довольно странно, но разве жизнь не состоит из странных событий?
— Ваш друг прибыл выкупить вас и кого-то еще?
— Да. Он Брат Конгрегации и не слишком заботится о том, чтобы выказывать сердечность.
Администратор вновь хмыкнул. Все объяснилось... по крайней мере, все казалось объяснимым.
— Ладно, — заявил он, — если ваши деньги у вас, ступайте и «аннулируйте взнос». Я дам распоряжение клерку, поскольку ваш случай несколько необычен.
Когда автобус покидал Обменный Пункт, Джерсен уже сидел в нем. В Нике он нанял аэрокар и отправился в город Сагбад.
Пятью днями позже, надев черную с коричневым рубашку, черные брюки и подкрасив кожу в черный цвет, Джерсен вернулся в Обменный Пункт. Он прошел в уже хорошо знакомый ему офис и без возражений подчинился рутинной процедуре регистрации.
— Итак, чей «взнос» вы хотите «аннулировать»?
— Алюз Ифигении Эперже-Токай.
Клерк изумленно поднял брови.
— Простите, сэр, вы Кокур Хеккус? — спросил он с почтением.
— Нет.
Клерк нервно дернулся:
— Взнос большой. Десять миллиардов севов.
Джерсен открыл плоский черный чемодан, который принес с собой. Он был набит пачками стотысячных кредиток — самых крупных из имеющих хождение.
— Вот деньги.
— Да, да... но я обязан сообщить вам, что Кокур Хеккус уже депонировал у нас более девяти миллиардов севов.
— А тут — десять миллиардов. Можете пересчитать.
Клерк издал приглушенный звук.
— У вас есть право, сэр. «Гость», безусловно, относится к «доступной» категории. Но мне понадобится помощь, чтобы сосчитать деньги.
Пересчитывание и проверка денег заняли шестерых человек на четыре часа. Клерк, нервно улыбаясь, выдал Джерсену расписку:
— Очень хорошо, сэр. Я послал за «гостьей», чей «взнос» вы «аннулировали». Через пару минут она будет здесь. — И про себя пробормотал: — Кокуру Хеккусу это совсем не понравится. Кто-нибудь за это поплатится.
Через десять минут Ифигения вошла в офис. На лице ее застыло напряженное и дикое выражение. Глаза ярко блестели от страха. Она взглянула на Джерсена, но не узнала его, затем направилась к двери, словно собираясь бежать в пустыню. Джерсен удержал ее.
— Успокойтесь, — мягко сказал он. — Я не Кокур Хеккус, у меня нет никаких замыслов на ваш счет. Считайте себя в безопасности.
Девушка задержала на Джерсене недоверчивый взгляд, и ему показалось, что она узнала его.
— Есть еще одно обстоятельство, — заявил клерк, обращаясь к Ифигении. — Поскольку вы выступили в странной роли собственного спонсора, то деньги, за вычетом двенадцати с половиной процентов, принадлежат вам.
Ифигения явно непонимающе смотрела на него.
— Я предлагаю вам выдать банковский чек, — сказал Джерсен, — чтобы не заставлять леди таскать такой тяжелый «груз».
Последовал небольшой переполох, пожимание плечами, дрожание рук. Наконец банковский чек на сумму 8 749 993 581 сев на Планетарный Банк в Сагбаде был выписан. Это как раз составляло сумму в десять миллиардов минус двенадцать с половиной процентов, минус шесть тысяч четыреста девятнадцать севов за спецобслуживание по классу АА.
Джерсен подозрительно разглядывал документ:
— Я полагаю, чек действителен? У вас на счету есть необходимая сумма?
— Естественно, — заявил администратор. — Кокур Хеккус депонировал на наш счет около девяти миллиардов.