Это был то ли старый ударный кратер, то ли след потухшего вулкана, и представлял он собой полукруглое углубление в буррене, служившем в этом месте пляжем. Разведчики назвали его Долиной Полумесяца, сообщив, что пляж был песчано–галечным и огибал лагуну. Долину рассекало устье, переходившее сначала в многорусловую, с гравийным дном реку, а потом — в несколько быстрых ручьев. И по всей долине, сказали они, везде был песок. Из космоса же казалось, будто это лесс. Но более тщательный осмотр показал, что это была смесь лесса, морского песка и речного ила. Однако называть ее почвой было, пожалуй, неверно из–за ее неорганического происхождения, зато она обладала почвенной структурой. А значит, ее можно было быстро превратить в почву.
Это обстоятельство сочли таким многообещающим, что поселенцы тут же решили туда переехать. Все согласились с тем, что одной из самых привлекательных сторон такого переезда могла стать возможность спрятаться от ветра. Но были и другие преимущества, как то: доступ к океану, запас свежей воды, потенциал для земледелия. Перспектива была настолько заманчивой, что некоторые даже задались вопросом, почему они не высадились в том месте сразу, но оставшиеся на корабле напомнили им (после того, как им напомнил сам корабль), что спускаемые аппараты не могли сесть у самого побережья, а должны были убедиться, что окажутся на ровной поверхности.
Сейчас все сложилось благополучно, и их колония, состоящая из посадочных модулей, была достаточно мобильной. Они закончили ветрозащитную стену, но к строениям еще не приступили. То есть переехать было достаточно легко.
В следующие несколько дней все, кто был на станции, ходили смотреть на долину и мгновенно соглашались с тем, что переезжать действительно нужно. На корабле такое единодушие случалось редко (а скорее, и вовсе никогда), так что те, кто оставался на борту, с удовольствием приняли их план.
— Как будто мы смогли бы их остановить, — заметила Фрея Бадиму.
Бадим кивнул.
— Арам говорит, они во всем действуют самостоятельно и это даже вызывает опасения. Но ничего страшного. Мы скоро все туда спустимся. А место, похоже, и вправду хорошее.
Людей с корабля уже перевозили на луну на модулях, служивших им жилищами. Процесс тянулся не так быстро, как им хотелось бы, но все признавали, что ускорить его было никак невозможно. У них было ограниченное количество модулей, и их нужно было заправлять и запускать обратно на корабль. И теперь, когда они собирались переезжать в Долину Полумесяца, всю работу по расширению жилого пространства пришлось отложить на потом. Но небольшая задержка должна была себя оправдать, учитывая многочисленные преимущества, которые давало им это новое место.
Поселенцы занялись переездом. Он казался им простой задачей лишь до тех пор, пока они к нему не приступили, но потом выявилось, что мелкие скаты и овраги представляли собой бо́льшие препятствия для движения модулей, чем они предполагали. По неглубоким грабенам было легко ходить пешком, поэтому они прогулялись до долины и обратно без затруднений, но модулям с их рамами на колесах, строительным роботам и даже их луноходам приходилось тяжелее. А грабены были повсюду: тянулись с востока на запад, и к Тому же их часто нельзя было обойти сбоку.
С помощью алгоритма, который умел решать задачу коммивояжера (знакомую всем тем, кто обеспокоен проблемами, присущими определенным жадным алгоритмам), был проложен лучший маршрут, проходивший по минимально возможному количеству этих желобов. После всех проверок и сравнений таковых оказалось одиннадцать, и каждую требовалось перекрыть мостом, а это было непросто, учитывая нехватку материалов и массу перевозимого груза.
Путь выходил медленным и трудным, и вскоре после того, как они его начали, стал приближаться закат. Но они не собирались из–за этого останавливаться, решив, что для продолжения пути хватит и света E. Планета висела в небе на своем привычном месте, освещенная наполовину — на Земле такую фазу называли бы первой четвертью, что, надо сказать, было довольно нелогично. Сразу после заката стало темно, как обычно ночью. E постепенно засияла во всю силу, а потом, к рассвету, стала убывать. Освещенность от четверти E составляла около 25 люкс, что было в 25 раз больше, чем при полнолунии на Земле; и хотя это было в четыре тысячи раз меньше, чем от прямого солнечного света на Земле, и в шесть тысяч раз меньше, чем от тау–света на Авроре, освещение было примерно такое же, как в освещенных ночью комнатах на корабле, и видимости вполне хватало. Так они и двигались на север длинным караваном. В конце концов все признали, что свет E сам по себе красив и приятен для зрения, а объекты в нем хоть и частично лишены цветов, зато видны совершенно отчетливо.
Юэн и остальные мостостроители начали свою работу, когда они подошли к краю первого желоба. Один из них подъехал туда на камнерезной машине, на почтительном расстоянии от места, в котором они намеревались устраивать мост, и пустил в ход пилу, установленную на обратную лопату. Кубы пород, вырезанные из грабенов, поднимались и на весу перемещались с обратной лопаты к участку грабена с крутыми стенками, где противоположная сторона находилась как можно ближе и при этом сама была более–менее вертикальной. Высвободить первый куб было тяжело, но если постучать по нему обратной лопатой, им это удавалось. Чтобы машины могли без риска поднимать кубы, сторона их не должна была превышать трех метров. Поднося их к краю грабена, их опускали в желоб очень медленно, особенно когда ветер был более порывистым, чем обычно. После каждых четырех–пяти кубов приходилось останавливаться и заменять лезвия пил — и циркулярных, и тонких ножовочных пил, которые Юэн называл зубной нитью. Принтер обновлял использованные лезвия, придавая новые синтетические алмазные края, и они продолжали резать кубы и выкладывать их в желоба, так что получались пусть и грубые, но переходы. Когда длины перехода оказывалось достаточно и выкладывать новые кубы с машины становилось невозможно, промежутки между кубами заполняли гравием, который изготовляли другие бригады, а затем вручную расстилали алюминиевую сеть, чтобы сделать поверхность сколько–нибудь гладкой и чтобы по ней можно было спокойно проехать. Тогда Юэн заезжал резчиком на переход, везя перед собой очередной куб — все это выглядело очень неустойчиво, особенно при порывах ветра, — и достигая края, опускал камень вниз.
Они почти завершили делать первый переход, когда Элиза бросила куб на место, не заметив, что дно желоба было неровным. Очевидно, это произошло потому, что они работали в свете E, но как бы то ни было, новый куб лег, прислонившись к другому, уже установленному, так, что они уже никак не могли ни поднять, ни сдвинуть его, не рискнув перевернуть машину.
Юэн сел за руль вместо Элизы, но не смог сдвинуть камень, хоть и опасно подъехал к самому краю. Куб лежал, преграждая им путь и делая переход невозможным. Все указывало на то, что им придется бросить этот переход и начать строить новый.
— Дай–ка я еще кое–что попробую, — сказал Юэн и с помощью пилы отрезал от верхушки наклонившегося куба трапециевидный кусок, а затем осторожно вклинил его в зазор, который оставался под этим кубом. Затем, подсоединив свайный молот и хорошенько забив камень, они пришли к выводу, что сооружение получилось достаточно устойчивым, чтобы по нему проехать, и вскоре они продолжили вырезать кубы и расставлять их по желобу, еще аккуратнее, чем прежде, причем при последнем опускании за рулем теперь чаще сидел Юэн.
— Он прям художник, — заметил Бадим, наблюдая за процессом с корабля.
— И поэтому он сейчас там, а я нет, — отозвалась Фрея. — Простые работники там не нужны.
— Нужны, — сказал Бадим. — Еще понадобятся. Этих людей выбирали по лотерее, не забывай.
Спустя три дня работы переход был завершен. Испытать его пустили автоматизированный грузовик, который проехал по алюминиевому настилу без происшествий. Все было хорошо, и они провели по переходу, лично или дистанционно, остальные машины. Всего в караване было тридцать семь машин, разных по размеру: от четырехместных луноходов до мобильных контейнеров, предназначенных для того, чтобы стать сборными частями будущих строений. Все преодолели путь без каких–либо проблем. Но это был только первый из одиннадцати грабенов.
Зато теперь они выработали свой метод, и последующие переходы получалось прокладывать чуть быстрее. Даже так называемая Большая канава — грабен, который был втрое шире и вдвое глубже остальных, — была соединена мостом и преодолена за один день. Сильнее всего в пути их задерживала необходимость затачивать лезвия. Здесь–то вовсю проявились непостоянство и ненадежность людей, выполняющих механическую работу. Оператор должен был опустить рукоять машины на землю, а кто–то другой — открутить лезвие и снять его. Когда гайки и шайбы были сняты, они осторожно, стараясь не повредить резьбу, скручивали пильные диски с короткого вала. Затем относили эти диски к машине, в которой принтеры их затачивали. После этого их обратно насаживали на вал, надевали шайбы, закручивали гайки. Именно в такие моменты люди справлялись не так хорошо, как справились бы роботы, и их инструменты оказывались не настолько точными, чтобы компенсировать их неопытность. Проблема состояла в том, что они не понимали, насколько хорошо были затянуты гайки, и очень часто в попытке удостовериться, что они затянуты достаточно, их затягивали чересчур сильно. Резьба оказывалась открыта, схватывания не получалось, и приходилось менять вал, что требовало еще нескольких часов тонкой работы; либо шайбы сдавливались вместе или вдавливались в гайку или в пильный диск, так что их нельзя было потом разъединить, даже если включить гайковерт на полную мощность.
Подобные ошибки повторялись до того часто, что в итоге пользоваться гайковертами запретили всем, кроме Юэна и Элизы, поскольку только у них это получалось делать как следует. Все, кто слушал передачу Юэна на корабл