— как же тесно мне было, как бились руки и ноги, пытаясь освободиться. Пальцы вдруг замирают.
Внутри — ровно там, где было бы мое сердце, если бы я сейчас лежала в ящике, — белеет сложенный листок бумаги.
Разворачиваю его трясущимися руками.
ВОЕННЫЕ НА БОРТУ «ГОДСПИДА»
1. Катажина Берже
4. Ли Харт
12. Марк Диксон
15. Фредерик Красинский
19. Брэди Макферсон
22. Петр Плангариц
26. Тео Кеннеди
29. Томас Коллинз
30. Химена Роже
33. Алистер Поттер
34. Айгус By
38. Джереми Дойл
39. Мариэлла Дэвис
41. Роберт Мартин
46. Грейс Спайви
48. Дилан Фарли
52. Инес Гомес
58. Эшлин Кинан
63. Эмма Бледсоу
67. Джагдиш Ийер
69. Юко Сайто
72. Хуанг Сун
78. Чибуэзе Копано
81. Мэри Дуглас
94. Наоко Сузуки
99. Джулиана Робертсон
100. Уильям Робертсон
29. Старший
Напомнив Доку зайти домой к Лил перед тем, как забирать тело Стиви, я вместе с корабельщиками отправляюсь прочесывать улицы. Из окон на нас глядит множество лиц. Иногда я ловлю на себе кроткие взгляды, омраченные тревогой и страхом, но чаще всего люди испепеляют меня взглядами. Пусть приказа они послушались, но смотрят зло и дерзко.
В животе оглушительно урчит — в последний раз нормально я ел вчера, — и по настоянию Марай приходится остановиться и перекусить. На улицах пусто, но мы не уходим, пока не выключается солнечная лампа. Уже поднимаясь по гравтрубе на уровень корабельщиков, я с неохотой замечаю, что почти во всех трейлерах горит свет. И, кажется, мне известно, какие разговоры не дают сегодня уснуть людям.
Большинство корабельщиков остается в Городе — в конце концов, там все и живут, а на втором уровне только работают, — но Марай отправляется со мной. Наши шаги гулко гремят по металлическому полу, и мне вдруг приходит в голову, что этой ночью, когда Марай спустится к себе, а я поднимусь на уровень хранителей, меня будут отделять от всех остальных на корабле целых два уровня — два пустых уровня на одного меня.
Мы все ближе и ближе к извечному «жжж, бам, жжж» двигателя. В машинном отделении относительно темно, но двигатель все же отбрасывает тень. Он все так же пахнет горячей смазкой, но кажется меньше на вид — теперь, когда я знаю, что он не двигает корабль. Марай, не глядя на него, пересекает помещение и идет к толстой, тяжелой герметичной двери.
Мост.
Наш капитанский мостик.
Вспоминаю, как Старейшина объяснял мне перед началом занятий: эти помещения в ведении корабельщиков. Моя забота — не корабль, а люди.
Марай открывает дверь и ждет, чтобы я вошел первым. Крыша здесь тоже выгнута, а сама комната по форме похожа на остроконечный овал. В передней части стоят два ряда столов с мониторами. В стену встроена гигантская V‑образная панель управления.
Сажусь за нее и пытаюсь себе представить, каково было бы привести эту громадину на поверхность новой Земли.
Но у меня не выходит… Все это кажется настолько нереальным, что невозможно даже в воображении увидеть себя командиром, который сумел посадить корабль.
Спешно поднимаюсь на ноги. Старейшина был прав. Мне здесь не место.
Марай встает у одной из панелей. Перед ней два экрана — оба пусты. На одном пометка «Связь», на другом — «Навигация».
— Сегодня я работала над этим, как было приказано, но потом ты вызвал нас разобраться… с проблемой, — говорит она, проводя пальцами по железной табличке «Навигация».
— У тебя получилось понять, где мы? — спрашиваю я с любопытством.
Марай хмурится.
— Там ужасный бардак. — Она поднимает навесную панель под экранами, открывая моему взгляду нагромождение проводов и схем. — Если бы меня спросили, я бы сказала, что кто–то сделал это специально, возможно, еще во времена Чумы… в конце концов, мы именно тогда потеряли связь с Сол–Землей.
— Значит, кто–то — возможно, Старейшина времен Чумы — нарушил связь с Сол–Землей и мимоходом испортил навигационную систему? — предполагаю я, раз уж обе системы находятся на одном пульте.
Пожимая плечами, Марай снова закрывает путаницу проводов железной панелью.
— Я пытаюсь разобраться.
Хоть голос ее и звучит ровно, я все равно слышу скрытое недовольство.
— Прости за сегодняшнее. Я понимаю, что из–за всего шума на уровне фермеров тебе пришлось прервать работу.
Марай внимательно смотрит на меня.
— Ты хорошо справился, — говорит она наконец.
— Разве? — хмыкаю я. — До бунта оставался один шаг. В следующий раз они этот шаг сделают. Но… спасибо. Ваша поддержка здорово помогла.
— Корабельщики всегда поддерживают Старейшину, — просто отзывается Марай точно тем же тоном, каким сказала бы, что наш корабль называется «Годспид» или что стены вокруг сделаны из стального сплава. — Но… надеюсь, ты понимаешь, Старший, что мы не понадобились бы тебе там, не отмени ты фидус. Если бы у нас не было таких проблем, мы с корабельщиками смогли бы сосредоточиться на двигателе и системе навигации.
— Никакого фидуса, — тут же говорю я, но обычно в этих словах звучит куда больше уверенности. Даже пусть Стиви отравили фидусом, Марай все равно права. Сколько времени сегодня потрачено впустую — не только на этом уровне, а по всему кораблю. Мы должны работать, иначе нам всем конец. Мы не можем позволить себе таких вот метаний.
— Старейшина… — начинает Марай.
— Старший, — поправляю я.
— Без фидуса ситуация будет только ухудшаться. Им все равно, какой ты командир — им просто нужен другой. Кто угодно. Или вовсе никого. По сути своей люди постоянно стремятся к энтропии. Так же, как сам корабль. Все мы постепенно выходим из–под контроля. Вот почему нам нужен фидус. Фидус — это контроль.
— Признаю, — вздыхаю я, — под моим надзором… или без него… дела эти три месяца идут неважно. Мне казалось, что людям можно доверять, что они будут делать свое дело.
— Вот видишь? — мягко говорит Марай, словно объясняет ребенку. — Именно поэтому нам нужен фидус. Это самое главное, если хочешь контролировать корабль, как Старейшина.
— Я не хочу.
— Что?
— Не хочу контролировать корабль, как Старейшина, — поясняю я. — Эми… — При этом имени Марай щурится, но я все равно продолжаю, хоть и с досадой в голосе: — Эми помогла мне понять, что у Старейшины вообще никогда не было власти над кораблем — только над наркотиком. Мне кажется, я могу больше. Надеюсь на это.
— Ты должен понимать, — говорит Марай, — что отсутствие фидуса может означать скорый мятеж.
Киваю.
Мне это известно.
Я знал это с самого начала.
30. Эми
Смотрю на список и вслух костерю Ориона.
Снова загадка.
Оглядываюсь через плечо, но Виктрия еще в лаборатории. Прошлая подсказка была элементарной: «1, 2, 3, 4. Сложи, чтобы отпереть дверь». Считаю, проводя пальцем по списку. В списке двадцать семь человек. Замки на этом уровне кодовые — может, к одному из них подойдет «27»?
Рука уже тянется к кнопке вай–кома на запястье. Старший бы хотел открыть дверь вместе со мной. Но я не нажимаю. Из головы не идет то, с какой яростью в голосе он объявил комендантский час. И — поеживаюсь — я ведь обещала ему сразу пойти к себе и запереться. Он, наверное, страшно рассердится, когда узнает, что вместо этого я пришла сюда.
По–прежнему сжимая листок в руке, торопливо миную криокамеры и направляюсь к коридору в дальнем конце зала. Там четыре двери — каждая сделана из плотной, тяжелой стали и заперта на отдельный кодовый замок. Шлюз, который ведет в открытый космос, находится за второй дверью — клавиатура, испачканная в красной краске, напоминает о последней ночи, что тут провел Харли. Справа и слева от нее еще по одной двери. Последняя, самая большая, в конце коридора.
Решаю начать с двери слева от шлюза. На клавиатуре есть и цифры, и буквы. Сначала пробую вбить «27», но на экране появляется уведомление: «ОШИБКА: длина пароля должна оставлять не менее четырех символов». Пробую «0027», а когда и этот вариант отметается, набираю «д–в–а‑д–ц–а‑т–ь–с‑е–м–ь».
Ничего.
Минуя шлюз, перехожу вправо и проверяю обе оставшиеся двери.
Никакого результата.
С досадой пересчитываю людей в списке, но снова получаю двадцать семь. Сбегав обратно к лифту, хватаю со стола пленку и сверяю список Ориона с официальной документацией на замороженных. Двадцать семь.
Мне понятно, почему он выписал именно этих людей — пытался напомнить мне, что такое количество военных сулит неприятности тем, кто родился на корабле. Он считал, что это достаточная причина попытаться убить их всех разом, в том числе и моего отца. Но хоть двадцать семь из ста замороженных — это и вправду многовато военных, но Орион все равно псих — я уверена, мой отец ни за что не стал бы никого делать рабами.
Проверяю дурацкие двери еще раз, но они по–прежнему заперты. Каким бы ни был пароль, это не «0027» и не «двадцатьсемь».
Окончательно расстроившись, поднимаюсь на лифте обратно в Больницу и — заперев дверь, как обещала Старшему, — пялюсь в мятый листок до тех пор, пока не засыпаю.
Впервые за много дней мне снится Джейсон, мой парень с Земли. Во сне мы с ним на той вечеринке, где впервые встретились. Я точно помню, что на ней было очень шумно, все смеялись и танцевали, но во сне почему–то вижу только сигаретный дым и идиотов, которые опрокидывают на меня красные пластиковые стаканчики с пивом. Когда мы с Джейсоном встречаемся на улице, начинает капать дождь, но это не романтический теплый летний дождь. Он резкий, холодный и колючий. Папа бы сказал «полило как из ведра». Капли жгут кожу и попадают в глаза.
— Я люблю тебя, потому что ты не будешь со мной, — отстранившись, говорит Джейсон.
— Ты был у меня первым во всем, — отзываюсь я.
Но он качает головой.
— Не во всем.
Не успеваю я удивиться, в чем же он не был первым, как Джейсон меня целует.
Поцелуй выходит неловкий, мокрый и неприятный. Мы сталкиваемся зубами, а его язык у меня во рту бьется, будто рыба в предсмертных судорогах.