В криохранилище пусто, но у дальней стены, рядом с лифтом, все в копоти и обломках от взрыва. Сорванные двери лежат на полу, будто павшие воины. Но сама шахта лифта защищена тяжелыми герметичными дверьми.
— Дверь в лабораторию открыта, — шепчет Старший.
Я киваю. Мы вчетвером медленно крадемся к ней, но, когда я оказываюсь на пороге, Старший вдруг шагает вперед. Пытаюсь его отстранить — не хочу, чтоб он играл в героя, — но тут он замирает в дверях, и я врезаюсь ему в спину.
— Док? — зовет он. В его голосе звучит удивление, но шея напрягается, а руки сжимаются в кулаки.
Мы все заходим следом и становимся у Старшего за спиной. Док медленно оборачивается.
За ним оказывается источник металлического грохота, который мы слышали, — Док открыл криоустановку Ориона, и металлический каркас ее загремел о пол.
— Что ты делаешь? — спрашивает Старший. Я пытаюсь обойти его, чтобы лучше видеть, но он выставляет руку, заслоняя меня спиной.
— Я знал, что вы здесь, — говорит Док и бросает ему пленку. Тот быстро сканирует палец и передает компьютер мне, а Виктрия с Барти заглядывают через мое плечо.
На экране отображается карта местоположения вай–комов. Мигающие точки показывают всех, кто находится на уровне — Дока, Барти, Виктрию, Старшего… и Ориона.
Во рту у меня пересыхает. Орион. Это мой вай–ком. Док дал его мне только для того, чтобы всегда знать, где я.
— Что ты делаешь, Док? — повторяет Старший ровным, неестественно спокойным тоном.
Док снова поворачивается к криоустановке. Стекло в окошке цилиндра запотело, но я по–прежнему вижу красные вены в глазах Ориона. Представляю, как отражаюсь в его зрачках. Его ладонь прижата к стеклу перед лицом. Эти криоцилиндры были разработаны уже после того, как заморозили нас с родителями. Они металлические, теплоизолированные, как термос, и намного проще в использовании. Как душ вместо ванны — не надо ложиться в стеклянный гроб, нужно просто встать внутрь, вас зальют криораствором и начнут замораживание, нажав большую красную кнопку на передней панели. При взгляде на нее я вспоминаю, как ее нажимал Старший.
— Док, — предупреждающе говорит он.
Тот наконец поворачивается.
— Кораблю нужен лидер. И у нас остался только один Орион.
— У нас есть лидер, — говорю я, становясь рядом со Старшим.
Доктор улыбается печальной, ироничной Улыбкой.
— Он мог бы стать лидером. Если бы у него было еще несколько лет подготовки и совсем не было тебя. — Я гневно фыркаю, но Док только головой качает. — Нам нужен контроль. Настоящий лидер.
У меня вырывается резкий, глухой смех, и только через секунду я понимаю, что издала этот звук сама.
— У нас есть лидер. И Старший никогда не позволит вам вернуть прежние порядки.
Теперь смеется Док, мягко и низко.
— Ох, Эми, — вздыхает он. — Ты так медленно соображаешь. Если вообще соображаешь.
Я оборачиваюсь к Старшему за поддержкой.
Он смотрит на меня отупевшим, пустым взглядом.
— Старший? — зову я, и мой голос ломается от страха.
Из–за спин ребят выходит Виктрия.
— Прости, — говорит она, и бледно–зеленые обертки пластырей падают на пол. — Я просто хочу вернуть Ориона.
В ее руках оказывается пистолет, маленький револьвер с крупнокалиберными пулями.
— Где ты его…? — изумляюсь я.
— Док дал. Он знал… знал, что мне нужна защита. И когда он сказал, что может вернуть Ориона… Я решила помочь.
У меня отпадает челюсть. Я столько новых граней видела в Виктрии — несчастная влюбленная, жертва, позабытая подруга, — но не подозревала, что она может быть еще и предательницей.
Подойдя, она становится между Доком и замороженным телом Ориона. И ни на секунду не опускает пистолет.
Старший и Барти пялятся в пустоту перед собой. На шеях у них бледнеют зеленые пластыри.
64. Старший
— Нет, нет, нет, — шепчет Эми.
Ее слова мне напоминают… что–то.
Но все так… медленно.
— Не подходи, — говорит Док.
Я изо всех сил пытаюсь вникнуть в ситуацию… понять…
— Ты как? — спрашивает Эми.
Нормально, а как же еще.
Док. Держит что–то вроде половинки апельсина. Горчично–желтого цвета.
— Я нас всех взорву, — говорит Док. — Если понадобится. Нужно защитить корабль. Или можно просто приказать Виктрии тебя застрелить. Да. Так и сделаем. Так будет чище.
— Я… я не умею, — произносит она тихо.
— Это очень просто, солнышко, — говорит Док мягко. — Просто направь его и нажми на спусковой крючок. С такого расстояния ты не промахнешься.
Его слова что–то значат. Это точно.
Но… что?
Эми плачет. Одинокая слезинка прячется в уголке правого глаза, но я замечаю.
Не могу ничего сделать.
Слова плавают вокруг. Громкие. Злые. Обвинения.
— Если он будет мешать, — добавляет Док, — может, лучше и его убить.
— Не надо! — вскрикивает Эми, вставая передо мной.
Мир серый.
И расплывается.
— Старший! — громко командует Док. — Покажи мне, что у тебя в кармане!
Я показываю.
Провода.
Красивые.
Красный.
Желтый.
Черный.
Провода.
— Вставь их обратно в водяной насос, — командует Док. — Ты ведь и сам этого хочешь.
Да.
Хочу.
Я иду к насосу, которым добавляют в воду фидус.
Что–то меня останавливает.
Что–то тянет меня назад.
Я стараюсь идти.
Но не двигаюсь.
— Эми, — предупреждает Док. — Не пытайся его остановить.
— Старший, — шепчет мне в ухо голос Эми. — Старший, борись. Борись с этим. Ты не хочешь включать насос. Не хочешь возвращать на корабль наркотик. Ты справляешься и так. Борись. Будь собой.
— Эми, — предупреждает Док еще раз. — Ты ведь знаешь, я тебя убью. Или его. Ты знаешь.
Ноги поднимаются и опускаются, и я двигаюсь вперед.
К насосу с фидусом.
Чтобы вставить обратно провода.
Я ведь всегда знал, что придется.
66. Эми
Старший стоит у фидусного насоса с проводами в руке, но ему, кажется, не под силу их подключить. Он не двигается, просто пялится на панель. Интересно, как давно он носил эти провода в кармане? Получается, клал их туда каждый день, одеваясь, как я надевала крестик и прятала волосы. Зачем он таскал их с собой все это время? Для того ли, чтобы помнить, что было раньше и что не должно повториться… или он хотел напомнить себе, что может править, как Старейшина, если захочет?
Док смотрит через стекло на Ориона.
— Он доверился мне. Я подарил ему жизнь. Помог сбежать. Он долго скрывался от меня — я не знал, что он стал регистратором, не знал, что все эти годы он был так близко. Но прежде чем вы заморозили его, он рассказал мне свои секреты. А я не предам его доверие так, как вы.
Док двигается к Старшему. Пытаюсь увязаться за ним, но Виктрия преграждает мне путь, у нее дрожит рука — не привыкла к весу пистолета, да и держит она его неудобно. Но это все не так уж важно… ей нужно только нажать на спусковой крючок, и мне конец.
Настороженно окидываю ее взглядом, замечая страх на лице, ручейки пота на шее. Ей не хочется это делать, не хочется в меня стрелять, но она сейчас похожа на загнанного зверя, а загнанный зверь готов на все, чтобы спастись.
Я замираю.
— Ох, Старший, я пытался тебя предупредить, честно пытался, — вздыхает Док, мягко забирая провода у него из рук. — Столько раз говорил: следуй за лидером.
— Вы сумасшедший, — огрызаюсь я. — Старший и есть наш лидер!
Док оборачивается и смотрит на меня, будто оценивая, и в итоге, кажется, остается недоволен.
— Я искренне надеялся, что он может стать Старейшиной. Я дал ему три месяца. Но все больше и больше людей начинали возмущаться. Стало ясно, что он безнадежен. А потом появился Барти, — презрительно ухмыляется он.
Мой взгляд перебегает на Барти и зеленое пятно у него на шее.
— Барти думал, что сможет начать революцию. — Док закатывает глаза. — Его попытки были неплохи… взломать пленки и вай–комы умно… но все же он слишком нерешителен. Ему не хватает того, что нужно, чтобы встать во главе настоящей революции. Кроме того, — добавляет Док, — я не мог позволить, чтобы волнения превратились в настоящий мятеж. Как только у нас снова появится настоящий лидер, все мысли о восстании исчезнут.
Мне не нравится, как он произнес это «исчезнут», очень… решительно.
Он смотрит на меня.
— Я пытался помочь. Сделал пластыри, а когда Старший не стал их использовать, занялся этим сам. Он мог бы использовать эти смерти, внушить людям надлежащий страх и тогда уже требовать послушания. А ты что сделал? — спрашивает он, обращаясь к пустому лицу Старшего. — Ничего. — И Док толкает его в грудь. Старший, не сопротивляясь, врезается в фидусный насос. — Со временем, — продолжает он, — становилось все очевиднее, что его нужно сместить. Это ему нужно было следовать за лидером. Эти предупреждения были для него. — Он тычет пальцем в Старшего. Тот, обмякнув, смотрит прямо перед собой.
— А Марай? — спрашиваю я.
— Я пытался с ней говорить. Она первая на корабле должна была бы поддержать Ориона. Но нет. Марай оставалась верна Старшему.
Док кладет провода на крышку насоса — Фидус для него сейчас не главная забота — и идет через комнату обратно к криоустановке.
— Все равно уже поздно, Эми, — вздыхает он разочарованно. — Барти или Старший могли бы когда–нибудь стать лидерами… но Орион им уже стал. Его единственной ошибкой было доверить тебе информацию о шаттле. Я позволил вам найти видеозаписи, хотя следовало бы их все уничтожить.
Мысли скачут.
— Зачем вы вообще отдали мне вай–ком Ориона? — спрашиваю я. — Вы же должны были понимать, что он приведет нас к посланиям.
Док поднимает на меня взгляд.
— Потому что Орион так хотел.
В это легко верится. Можно думать о Доке все, что угодно, но преданности ему не занимать. И предан он не Старейшине и даже не Ориону — и уж точно не Старшему. Он предан системе. В соответствии с системой, следующим лидером должен быть Орион — значит, Док будет слепо повиноваться, даже если сам с ним не согласен.