— А мне не нравится, — возразил Ван Ди. — Я согласен спать сколько угодно, только бы не притрагиваться к этой соске. — И Ван Ди с деланным отвращением ткнул пальцем в кончик тюбика.
— Ничего, Ди. Зато в тебя не влезет этот самый мутантный вибрион. Соска–то стерильна. — Ник Лов приложился к тюбику и аппетитно зачмокал, запивая пасту жидкостью из такой же бутылки. Ван Ди вздохнул и, сказав, что с другом готов разделить даже вареную подмётку от космического комбинезона, тоже начал есть.
Поев, Ник Лов откинулся в кресле и расслабил мышцы. Ван Ди отключился, и Ник Лов опять остался один. Волнения сегодняшнего дня снова нахлынули на него. В голове Ник Лова вдруг отчётливо возникла мысль, которая зародилась уже на совете, но тогда ещё не стала главной, заглушённая потоком неожиданной информации и её осмысливанием. Но постепенно эта мысль все более овладевала Ник Ловом. Все последние часы она присутствовала в голове, а сейчас, когда он остался наедине сам с собой, не занятый ни каким обязательным делом, эта мысль овладела им полностью.
«Я уйду. Меня хоть и временно, но не будет. А Вер Ли останется! Останется без меня! А когда я вернусь, не будет ли, поздно? Да как же это? — почти закричал Ник Лов. — А если с ней что–нибудь случится? А меня, не будет рядом с ней! Не будет!»
Ошеломляющая горечь этой мысли захлестнула Ник Лова. Когда Вер Ли была рядом, когда он мог видеть её каждый день, у него не было стремления так быстро сформулировать свое отношение к ней. Но предстоящая разлука подхлестнула чувства Ник Лова. «Я не согласен расставаться! Я хочу быть рядом с ней, хочу видеть её, помогать ей, улыбаться ей и радоваться её улыбке. Я хочу быть с ней!» И Ник Лову сейчас же, не медленно показалось необходимым предпринять какие–то шаги которые помогли бы все поставить на место. Сделать так, чтобы ему не надо было уходить. Чтобы он тоже остался!
Почти не думая, Ник Лов нажал кнопку вызова командира. Экран его оказался открытым, и Ник Лов увидел, что Мит Эс беседует по видеофону со специалистами по обслуживанию планетолёта, помещавшегося в шлюзовой камере вдоль оси вращения звездолёта. Услышав мелодичный звон вызова, Мит Эс повернул голову и увидел Ник Лова, кивнул ему и сказал:
— Подожди немного, Ник. Я сейчас закончу. — И, снова обернувшись к прежним собеседникам, заключил разговор: — Итак, мы считаем, что автономность планетолёта ни в коем случае не будет нарушена и пусть впредь шлюз будет заперт.
Собеседники Мит Эса кивнули головами в знак согласия, а он продолжал:
— Планетолёт обладает собственными пищевыми и энергетическими запасами, и его можно использовать в качестве резервного изолятора.
Мит Эс улыбнулся, и, как бы поняв его мысль, улыбнулись и оба космонавта.
— Да, — сказал один из них, — только улететь–то на нём некуда, ибо поблизости не видно ни Земли, ни Марса. Так что лодочку лучше держать на привязи.
— И тем не менее это изолятор с автономным питанием, — закончил Мит Эс, отключил собеседников и повернулся к Ник Лову.
— Командир Мит Эс, — официально обратился к нему Ник Лов, — прошу оставить меня в числе бодрствующего экипажа.
— Слегка улыбнувшись, но без всего осуждения в тоне Мит Эс ответил:
— Ты, Ник, кажется, десятый, кто обращается ко мне сегодня с такой просьбой. И наверняка не последний. Но тем не менее изложи основания.
— Я буду… — Ник Лов запнулся. Ему просто нечего было сказать, ибо утверждать, что он мог бы помогать в расчётах Ша Вайну или даже заменить его, было бессмысленно. — Я могу, — тем не менее, оправившись, продолжал Ник Лов, — овладеть любой биологической специальностью. Я буду помогать вам. Я буду помогать Ша Вайну, помогать Вер Ли. Я хочу остаться!
Горячность, с которой Ник Лов произнёс эту фразу, почти мольба, звучавшая в его словах, вызвала внимательный взгляд Мит Эса.
— Наверное, Ник, дело в чём–то другом?
— Нет, ни в чём другом. Я просто хочу быть с вами!
— Ну что же, друг мой Ник Лов. Я с сожалением должен отказать тебе. Твоё присутствие не вызывается никакой важной причиной, оно не является необходимым и для остающихся членов экипажа, — Ник Лову показалось, что на этой фразе командир сделал некоторое ударение, — и потому тебе придётся уйти в анабиоз и присоединиться к нам лишь впоследствии, когда опасность минует.
— Но я так не хочу! Мне нужно, я должен остаться! — почти выкрикнул Ник Лов.
— Космонавт Ник Лов, — спокойно, не повышая голоса, но уже достаточно твёрдо ответил ему Мит Эс, — здесь не рассматривается, кто чего хочет и кто чего не хочет. Решается — что целесообразно и что нужно. Все остальное подчинено этому. Извините, меня ждут другие дела.
Изображение на экране Ник Лова пропало, и он понял, что командир отключился, не желая продолжать далее бесполезную дискуссию. Ник Лов вскочил с кресла и быстро заходил из угла в угол каюты.
«Что же делать? — думал он. — Может быть, сказать командиру причину? Может быть, сказать ему, что я люблю Вер Ли и потому должен остаться?»
Сказать командиру! Ник Лов даже мотнул головой от нелогичности этой мысли. Почему же сначала командиру. А как отнесётся к этому сама Вер Ли? Ведь Ник Лов никогда не говорил с ней о любви. Да и он сам не думал до сих пор, что это именно то чувство, о котором он слышал, читал, видел на экранах, наблюдал в жизни. И наверное, если бы не критичность ситуации Ник Лов долго бы ещё прислушивался к самому себе долго проверял бы себя, прежде чем осознать любовь как непреложность и решиться на признание. Но сложность положения подтолкнула чувства и решения, и Ник Лов понял, что ему сейчас же необходимо поговорить с Вер Ли.
И всё же, несмотря на решительность, присущую характеру Ник Лова, он медлил. Несколько раз он подходил к пульту и находил глазами кнопку вызова Вер Ли. Потом отходил, присаживался, опять вставал и снова в раздумье останавливался у экрана. Затем поднял руку и вызвал Вер Ли.
Видеофон Вер Ли был открыт. Она сидела за рабочим столом и что–то читала по микрофильму на своём настольном проекторе. Услышав вызов, Вер Ли повернула голову и молча вопросительно посмотрела на Ник Лова. Выглядела она усталой, и было непривычно видеть обычно сияющее лицо Вер Ли серьёзным, грустным и даже каким–то поблёкшим. Переживания этого дня, ответственность за судьбу многих людей, лёгшие на её плечи и как бы отделившие её чертой от друзей, не могли не сказаться.
Ник Лов смотрел на Вер Ли, и то новое для него осознание своего чувства к этой девушке заставило его по–иному воспринимать образ Вер Ли. Черты её показались ему теперь бесконечно милыми, и сама она стала такой близкой, что теплая волна жалости к ней, её печальному виду, вызвала непреодолимое желание помочь, взять на себя часть её забот. Вер Ли прервала затянувшееся молчание и негромко спросила:
— Я нужна тебе, Ник? Говори.
Ник Лов сбивчиво и торопливо заговорил:
— Ли! Я хотел бы, очень хотел бы остаться! Остаться с вами, с тобой. Я не хочу уходить в сон, в небытие!
— Но почему ты обращаешься ко мне, Ник? — спросила Вер Ли. — Это ведь решает командир.
— Я обращался к командиру, — ответил Ник Лов. И, чуть запнувшись, продолжил: — Обращался, но не решился сказать ему причину своей просьбы. Потому что сказать эту причину я должен прежде всего тебе, Ли. — Ник Лов замолчал и посмотрел в глаза Вер Ли. Та не отвела глаз, ответив ему долгим взглядом, и за тем, не дожидаясь дальнейших слов, сказала:
— Ник! Боюсь, что я не готова ответить тебе. — Вер Ли опустила глаза и, помолчав, тихо продолжила. — Я, наверное, не смогу помочь тебе, Ник!
— Но, Ли! Ты ведь ещё не знаешь, что я хочу сказать.
— Я знаю это, Ник. Знаю. — Вер Ли подняла лицо и прямо взглянула в глаза Ник Лова.
Как бы стремясь защитить своё чувство, как бы предвидя, что всё может вот–вот разрушиться. Ник Лов быстро встал перед экраном и, не сводя глаз с Вер Ли, в волнении произнёс, почти выкрикнул:
— Я люблю тебя, Вер Ли! Я люблю тебя! Глаза Вер Ли увлажнились, усталость спала с неё. Прежнее сияние лица снова вернулось к ней, согретое внутренним теплом. Она протянула руку к экрану, словно стремясь коснуться его. Но как ни рельефны были их объёмные изображения, все–таки это был лишь экран, которому не дано передавать прикосновений.
— Ник, милый! Мне ещё никто не признавался в любви. И мне иногда казалось, что если это произойдёт, то, может быть, им будешь ты! Да, Ник, мне иногда так казалось… Но… но я не уверена, что это будешь ты обязательно. Уж прости девушкам их мечтательность, по–видимому, так всегда было и будет!
Слова Вер Ли вызвали радостное волнение Ник Лова.
— Ты думала обо мне, Ли? Думала тоже, как и я о тебе? — откликнулся он. — Я счастлив! Это… это очень много для меня!
Вер Ли улыбалась Ник Лову затухающей улыбкой, в которую уже пробивались льдинки грусти, а Ник Лов стоял перед ней, впившись глазами в её глаза на экране, как бы стремясь удержать тот незримый канал связи который через их глаза протянулся между ними. Душевной связи, которая выражает чувства сильнее слов.
— И всё же не спеши, Ник! — услышал он слова Вер Ли, продиктованные уже более разумом, нежели чувством. Слова правильные с точки зрения логики, но так не совпадающие с тем, что нужно было Ник Лову и чего он ждал от неё, ибо не разумом питается любовь и не потоками холодной логики. — Не спеши, Ник. Если бы у нас, у меня, было время разобраться во всём! Всё могло бы решиться, и мы многое могли бы проверить. Любовь, Ник, нужно ведь тоже проверять. Но у нас нет времени, Ник, у нас нет времени ни на что!
Мудрость многих тысячелетий, выработанная и проверенная неисчислимыми поколениями женщин, говорила устами Вер Ли. С юношеской нетерпеливостью Ник Лов стремился к ней, смело отметая все препятствия. А она, природой и возрастом предназначенная тому, чтобы ответить тем же, медлила, осторожно, на ощупь проверяя свой путь к нему. Эта осторожность, пронесённая женщинами через глубину веков, выражала мудрость природы, в которой каждая клеточка, каждый атом выполняет свою функцию, определяемую высшей целесообразностью всего живущего и существующего: утвердить и продолжить свой вид, свой стереотип, продолжить себя, утверждая путь природы к вечности и бессмертию. И на этом пути мужчинам предназначено смело искать, стремиться к новому, достигать и ошибаться, побеждать или гибнуть, в то время как женщина должна закреплять найденное, воспроизводить достигнутое. И женщинам нельзя сделать ложный выбор, ибо нельзя закреплять в потомстве свои ошибки и ошибки мужчины, отца.