— Спасибо, что ты пришла.
— Она сказала «мы с вами честны». И ни одного слова… про бесплодие наших мужчин?
— Лиза… я много месяцев пытался с тобой связаться. Стоял под дверью… собирал людей, чтобы они дали решение для Луча, чтобы вломиться к тебе.
— Зачем?!
— Бесплодие не заложено в наши гены. Я тебе наврал… невольно. Сам ошибся. Мы с ребятами перепроверили расчеты, покопались в архивных данных… восстановили события. В момент перезапуска реактора — помнишь, когда Грег… В тот день. Мощнейший выброс частиц. Грега оно убило на месте, а нас… изувечило вот так. Стерилизовало.
Лиза втянула воздух, чувствуя, что объема легких не хватает. Сколько ни глотай — сейчас задохнешься.
— …А родители наши этого не знали. Они умерли раньше, чем собирались, почти на десять лет — ты же понимаешь теперь… Но у них не было выбора. Умереть вместе с Землей или прожить недолгую жизнь и выполнить предназначение. Они во всем были правы! И никто из них не знал, конечно, что все это с нами случится — Авария, перезапуск, гибель Грега… Что мы не станем отцами… Банк спермы был нужен для популяционного разнообразия, наши внуки по плану должны были рожать и своих, и «приемышей»…
Транспортер поднялся выше, переметнулся в другой коридор, со стеклянным полом, двинулся, легко покачиваясь, над крытым садом. Замелькали внизу огоньки — кванты прогуливались, обнимались парочки в тени деревьев.
— Ну что ты, Лиза, все хорошо… все лучше, чем мы думали. Да, наши жены будут рожать от доноров… но это несчастный случай, а не чей–то умысел. И хорошо, что мы теперь знаем правду. Они любили нас… да, немножечко врали нам, но ради пользы дела. Ради нас же самих.
— Илья, — сказала она, глядя, как плывут этажом ниже тени. — У меня такое чувство… что кто–то играет с нами. Вмешивается. Тычет в нас палочкой, колет иголкой, подсматривает, как мы извиваемся.
— Кто?! — Он искренне испугался за ее рассудок.
— Не обращай внимания, — она отвернулась. — Можешь отвезти меня…
— Домой?!
Она помотала головой:
— В любую свободную нору. Поближе к центру.
Он кивнул, но его беспокойство никуда не делось.
ДЕНИС
Славик сидел в шезлонге у бассейна в мокрых плавках, с телефоном в руках, тыкал пальцем в экран. У Дениса было нехорошее чувство — как будто в комнате, где он жил все это время, в углу стоял натуральный слон. А Денис не приметил.
И хорошо, если слон. А ведь может быть и саблезубый тигр.
Славик чуть повернул голову, когда Денис подошел совсем близко, но ничего не сказал. Денис уселся напротив:
— Почему ты притворялся идиотом?
— Это вместо «спасибо»? — Славик ухмыльнулся. — За то, что с‑спас ваш сраный проект?
— Наш сраный проект. Но спасибо, конечно.
— Ты сказал, у нас здесь «крыса»? Кто–то работает против нас?
Денис разинул рот:
— Я не сказал, что это кто–то из нас! Это может быть другая группа, на другой базе…
Он сказал — и почувствовал холодок в животе. Славик был прав. «Крысой» могла быть и Элли, и Марго… Хотя у Марго слишком высокие ставки — ее Игорь… Да и сам Славик — кто он такой?
— Ты кто такой, Славик? Ты же нам постоянно врал?
— Я знаю о крысе одно, — Славик смотрел на него, как рыбак на каракатицу, с сомнением, — что это не я… Ты думаешь, кто?
— Не знаю. Ладно, раз не хочешь говорить… — Денис поднялся с шезлонга. — До завтра.
— Стой, — сказал Славик, и Денис сразу остановился. Чувство опасности, и без того острое, сделалось невыносимым.
Он обернулся нарочито медленно, лениво:
— Чего?
— С‑сядь…
Славик указал пальцем на шезлонг. Денис уселся, на всякий случай не сводя со Славика глаз.
— За пупсов теперь нечего беспокоиться, на пару лет им хватит той эмоциональной вздрючки, что я им сегодня задал. Нам надо использовать это время, чтобы вычислить и нейтрализовать крысу. Ты понял?
Денис кивнул, стараясь не выдать страх.
— У меня диссоциативное расстройство идентичности, — сказал Славик, наблюдая за ним. — Знаешь, что это?
— Раздвоение личности?!
— Типа того.
— И как тебя зовут… теперь?
— С‑славик, — ответил тот после паузы. — Я… он… рассказал тебе правду. Я и он… детдомовский. Я, он… мы так живем. Когда он здесь, я вижу его приключения… как во сне. Когда я здесь, он отключается нахрен и потом ничего не помнит.
Денис сжал кулаки:
— А кто изнасиловал Марго?!
— Он думает не головой, а головкой, так бывает у идиотов. Я бы такой глупости не сделал.
— Значит, это ты участник проекта «Луч», а не он, — сказал Денис.
Его собеседник кивнул:
— Я н‑не знаю способа нарочно менять нас местами. Сюда приехал я, а из подсознания выплыл он, так бывает… Ты с‑спал с Элли, Денис?
— При чем тут это?!
— Ты явно не в ее вкусе. Малолетка, ботан, и в постели такой изобретательный, как велосипедный насос…
— Ты ничего не знаешь!
— Все знаю, д‑деточка. Выжить в интернате с нуля, когда ты черный с диагнозом, собрать бригаду, лучшую на районе, подобрать под себя даже бывших с‑скинхедов… Я вижу насквозь тебя, Элли, Марго, всех.
— Тогда почему ты спалился и попал в тюрьму?
— Из–за идиота — Славика, конечно. Но заметь, я не на зоне, а в проекте «Луч». Я всегда вылезаю из дерьма и любую парашу обращаю себе на пользу… Кто, по–твоему, к‑крыса?
— Не Элли, — сказал Денис и вдруг запнулся. Почему он так уверен?! «Я люблю тебя». — «Нет, просто нам хреново здесь»…
Не ко времени, страшно не вовремя у него сжалось горло. Он отвернулся; опасно показывать этому новому Славику свою уязвимость. А глаза уже жжет, в горле першит, и слезы стоят, как вода в колодце. Он пообещал маме, что вернется, и он должен вернуться — любой ценой…
— То есть ты не уверен, — констатировал Славик.
Денис молчал.
— Позавчера в офисе, вечером, Элли сидела за столом и пырилась на голограмму, — сказал Славик.
— Это красиво, — Денис постарался удержать плавный вдох, чтобы не всхлипнуть. — Марго тоже туда ходит.
— Разберемся, — Славик накинул на плечи полотенце. — Чего ревешь? По матушке соскучился?
— Тебе не понять, — сказал Денис.
Славик кивнул — без насмешки.
«ЛУЧ». ЛИЗА
В длинном коридоре, где каждая стена смотрела глазами родителей, с портретов, с барельефов, с фотографий, — Лиза положила единственный живой цветок к единственному памятнику, который не вызывал у нее отчаяния: «Спящий Грег». Не живой, но и не мертвый. Бронзовой щекой на бронзовой подушке, с закрытыми глазами, уютный. Спит.
Шлепанье детских ног заставило ее обернуться. По коридору памяти шла Йоко, держа за руку босого Адама в желтом комбинезоне и шапочке. Она шла и смотрела мимо, напоказ уважая право Лизы побыть здесь в одиночестве, но Адам замедлил шаг и вытаращил на Лизу черные глаза–маслины:
— А, а. Я. Ня.
— Тетя Лиза занята, — Йоко взяла его на руки. — Идем к папе.
Она прошла дальше, два десятка метров вдоль коридора, и остановилась перед большим голопортретом на стене: Роджер, совсем молодой, с огромной шапкой черных вьющихся волос, смотрит на закатное солнце у океана. Лиза смутно помнила день, когда был сделан снимок: они гуляли, ели пирожные и играли в волейбол на берегу, и Лиза была в той компании самой старшей…
— Ам ля, — сказал Адам.
— Вот папа. Ты вырастешь, станешь такой же, как он, красивый и сильный… Положи цветочек. Это для папы.
Лиза повернулась и пошла к выходу.
Когда–то давным–давно Максим сказал: «Когда ты сделаешь свою работу и умрешь на «Луче», ты будешь с нами, на Земле, мы вместе поедем в кругосветное плаванье. Ты, я, мама, все друзья…» Потом ее уверили, что это был не отец, а просто шутка, фальшивка, проделка Тролля, который под конец жизни был не в себе. Но после всего, что случилось, побывав в шкуре Тролля, Лиза снова начала сомневаться. Записывая обращение после старта, экипаж «Луча» обращался к людям, не существовавшим на тот момент, но вполне реальным — в будущем. Земли больше не было, но «Луч» уже был отправлен, и в точке Прибытия, в дальней проекции, Земля вращалась, ловя солнечные блики зеркалами океанов и снежными пиками, окутанная дымкой, огромная, крохотная — реальная.
Что, если ее разговор с отцом не был розыгрышем? Говоря «встретимся на Земле», может быть, Максим имел в виду Землю их общего будущего?
ДЕНИС
Разогретая пицца больше не лезла в горло. Денис разморозил в микроволновке рыбное филе (сом, что ли? Карп?) и запек в фольге с овощами.
Пока он разбирался с сушеными травами в пакетиках, пришла Марго и молча стала помогать — чистить картошку. Она больше не носила темные очки, не пыталась отгородиться, не закрывала лицо. Денис подумал про себя, что стрессоустойчивость у девчонки как у морского десантника; теперь, после разговора со Славиком, он мучительно не знал, как себя с ней держать.
— А… Игорь знает, где ты?
Она кивнула:
— Конечно, он знает. Я не отвечаю на его эсэмэски… Но он знает, что я его спасу.
— А родители? Они не удивляются, что ты на тридцать дней вообще пропала с горизонта?
— Я не пропала, — Марго улыбнулась. — Я каждый день им «отвечаю»… Есть специальный человек, который им эсэмэсит с моего телефона.
— И они не узнают по письмам, что это не ты?!
— Да что ты, какие письма… Смайлики, анимация. Мы так всегда общаемся. Фотки из санатория — горы, сосны, синее небо… Мои родители за меня спокойны, короче.
Денис сложил куски рыбы в фольге в разогретую духовку, туда, где уже томились овощи на противне. Поставил таймер. Насколько же надо отдалиться от дочери, чтобы не заметить ее исчезновения на тридцать дней? Смайлики, анимация. Если бы Денис успел «сепарироваться», как говорили мамины знакомые, если бы он отдалился от «предков», оторвался, было бы им сейчас легче?
— А мои не спокойны, — сказал, не успев прикусить язык. — Они не знают, где я. И жив ли.