С тех пор прошло двадцать девять дней. Лизе было сорок четыре, и Денис годился ей в младшие сыновья. Смотреть ей в глаза было невыносимо, он боялся, что струсит и отступит, спрячется, не закончит. Сквозь ее лицо на голографическом экране он смутно различал очертания комнаты, Славика на полу, Марго и Элли у стола. Ему казалось, что только Лиза реальна, остальные — нет.
— Значит, Авария случилась, потому что ты так захотел?
— Да.
— Когда мы взяли управление кораблем в свои руки… мы на самом деле ничем не управляли?
Он кивнул.
— И все это должно было наполнить нашу жизнь смыслом?
— Да.
— У тебя получилось, — сказала она после длинной паузы. — Ты выиграл.
— Я не… не все зависело от меня. Цель полета отобрал у вас не я…
— Что же, мы остались без цели, — она смотрела отстраненно, без злобы, без страха. — Тогда ты отравил наших детей и они стали убивать друг друга?
— Да.
— И просишь прощения?
— Не было выбора, — пролепетал он. — Не было времени. Война дает смысл жизни. Ненадолго, но… быстро.
— Война дает смысл, — повторила она, будто пробуя слова на вкус. — Ну и как тебе смысл, который дал тебе «дядя Роберт»?
— Я просто хотел выжить.
— Ну вот, выжил.
Денис почувствовал, что не может больше ни смотреть на нее, ни слушать, но и сдвинуться с места не мог. Не мог крикнуть Лучу, чтобы тот закончил синхронизацию.
— А кто дал смысл «дяде Роберту»? — после паузы спросила Лиза. — Мы марионетки, ты марионетка. Он, возможно, не кукловод… Адам умер, и Мишель умерла. Многие на корабле умерли, а другие умрут очень скоро. Мы — модель человечества? А ты — модель чего?
Он беспомощно развел руками.
— Зачем ты говоришь со мной? — Она вежливо приподняла уголки губ. — Я не могу тебя простить и не могу тебя судить. Мы из разных миров. Хочешь сочувствия? Утешения?
Он дернул головой.
— Нет? — Она смотрела ему в глаза. — Тогда чего ты хочешь?
Истекали последние секунды до разрыва синхронизации.
— Я должен… сказать одну вещь, — проговорил он, чувствуя, как трескаются губы. — Когда Грег… пошел туда, в энергетический блок… Он сделал это сам. Это его решение, он был свободен остаться, послать кого–то другого. Я это знаю точно, потому что… я Луч. Я просто знаю.
Ее лицо изменилось. Глаза в припухших веках широко раскрылись. Она шагнула к экрану, разлепила губы, она что–то хотела сказать, может быть, спросить; в этот момент изображение замерло стоп–кадром. Синхронизация закончилась; время на «Луче» рвануло вперед.
Стоп–кадр повисел еще в воздухе: кажется, Денис мог прочесть по губам, что она хотела сказать ему. Потом изображение растаяло. 3D‑кино, как справедливо сказал когда–то Славик. Конец сеанса.
— Что это даст? — быстро спросила Элли. И повторила с нарастающим беспокойством: — Что это даст?!
Марго промычала что–то из–под пластыря на губах. Она смотрела на экран под потолком, будто ждала, что цифры и графики пустятся в пляс.
Население — 459. Счастье — 5%. Цивилизованность — 83%. Осмысленность — 96%.
Марго упрямо чего–то ждала, не сводя глаз с экрана. Денис подошел, чтобы освободить ее от пластыря, Марго даже бровью не повела.
— Ничего не будет, — сказала Элли с нервным смешком. — Счет окончательный, я пошла собирать чемодан, и…
Цифры прыгнули. Осмысленность — 93%, 89%, 80%, 73%…
— Нет, — пробормотала Элли. — Это… нет, нет, нет, нет! Что ты сделал?!
Странно, он ничего не почувствовал. Как под наркозом.
«ЛУЧ». ЛИЗА
Она разослала запись по личным ящикам. Поставила автоответчик на входящие, легла в постель и уснула, впервые спокойно за несколько лет.
Проснулась оттого, что кто–то стучал в дверь, все настойчивее. Систему оповещения у себя в доме она отключила давным–давно.
Двумя руками сняла тяжелый блокиратор. Прикоснулась к сенсору, опять–таки не утруждая Луча. Готовая в любой момент получить разрядником в лицо или даже лезвием по шее.
Они стояли, едва вмещаясь в узком коридоре: Илья, Йоко, Ван, мужчины и женщины, двадцать человек ее друзей и союзников, тех, кто ей поверил первыми. Она смотрела будто сквозь экран: названые братья и сестры страшно постарели, хотя всем было едва за сорок. Война…
— Что? — спросила она сухо.
— Ты была права. Мы всегда знали. Но этот… мальчишка… Луч… можно ли ему верить?
Лиза посмотрела на часы–календарь: она проспала двое суток.
— На этот раз он не врал.
— Тогда никто не виноват, — пролепетала Йоко.
Лиза подняла брови. Неожиданный вывод… или закономерный?
— Мишель не виновата в смерти Адама… подумай… это сделали кукловоды. Сезар не виноват в гибели Мишель… Никто не виноват, что потом мы убили тридцать восемь их людей, а они — только тринадцать наших… Мы можем… оставить это, остановить, забыть, перестать…
— Перестать быть людьми?
Когда же я научусь держать язык за зубами, подумала она в следующую секунду. Взрослая женщина, зрелая… угнаться бы за собственными словами, поймать, как воробья, и посадить обратно в грудную клетку.
Они молчали. Йоко изменилась в лице — ее фарфоровая кожа сделалась алебастровой.
— Очень давно один человек сказал, — медленно проговорила Лиза, — «Нас нет». И это единственная правда. Нас нет, кванты. Если никто не виноват в смерти наших детей — значит, они и не жили. Если мы не отвечаем за свои поступки — нас не существует. Мы не рождались, не взрослели, наша любовь или ненависть не имеет значения. На этом корабле был настоящий Тролль, осознавший правду, и был настоящий Грег, он пожертвовал собой, чтобы иллюзия продолжалась. Чтобы мы дальше искали смыслы — играли в игру, придуманную не нами и не для нас. Не смущайтесь, убивайте друг друга и дальше. Тешьте себя тем, что вы не виноваты.
Она отступила в свою комнату. За секунду до того, как дверь закрылась, Илья впился белыми пальцами в седеющий ежик на голове и завыл, как белый волк в фильмах о живой природе.
ДЕНИС
Дверь, снятая с петель, стояла у стены. Элли роняла вещи в нутро объемного чемодана, тут же вынимала обратно, ювелирно складывала, аккуратно помещала на дно. Сверху горой набрасывала другие вещи, перекладывала так и эдак, вынимала все и начинала сначала.
Денис остановился в дверном проеме. Элли двигалась как сомнамбула и не сразу его заметила.
— А, это ты, заходи, — сказала она с фальшивым весельем. — Вот, пакую шмотки. Завтра — все, в последний раз погляжу на ваши рожи и больше никогда не увижу.
Денис молчал.
— Не светит мне Пекинский университет, — так же весело продолжала Элли, — ну и хрен с ним. Плевать. Как–то у меня в мозгах в последнее время прояснилось… на место встали мозги.
Ее движения, выражение глаз и дурацкий смех противоречили словам. Поймав взгляд Дениса, она оскалила зубы:
— Не веришь? Зря. Такие места, как это… такие эксперименты… я подумала, может, мне коучингом заняться потом. Брать с людей бабло… за новый жизненный опыт. Как думаешь?
Денис не ответил. Элли вдруг разозлилась, отшвырнула деловой пиджак, только что снятый с вешалки:
— Собиралась как Золушка на бал… А попала как кур в ощип… Ты знаешь, что сделала эта баба?! Вижу, знаешь. Она крутая, да? После того, как она записала твою исповедь на видео… и разослала всем…
Она в ярости пнула чемодан ногой и зашипела от боли:
— Сил нет на тебя смотреть. Все пустил коту под хвост, все! У пупсов очередной бадабум… слетели психзащиты… Сложили наконец–то два и два, очевидно же, что они — симуляция… Муляжи как есть, пупсы. Марионетки. Статистику видел? Смысл жизни — тридцать процентов?! Ты в дерьме, Денис, это победителей не судят, а побежденных — с кашей едят. Ладно, я переживу, Славику все равно, он, если и выживет, будет овощ. Марго поедет в колонию, а ты?!
Денис молчал.
— Не мое дело, — пробормотала Элли. — Постараюсь тебя как можно скорее забыть. Забыть этот месяц, как страшный сон… Зачем ты вообще полез с ней говорить?
Денис пожал плечами.
— Это ты все сделал, а не я, — сказала Элли. — Твои идеи, твое исполнение. Марго права — ты тот еще жук. Славик — с тем все ясно было, а ты… святоша. Лицемер поганый. Ну, что уставился?!
Денис повернулся и пошел прочь по коридору.
— Скажи ей — пусть его не добивает! — крикнула Элли ему в спину. — Мы все равно прогадили дело, а ей за это срок добавят!
* * *
Марго сидела рядом с неподвижным Славиком и поила его из носика заварочного чайника. Когда Денис вошел, она не повернула головы; на Марго было маленькое черное платье, в котором неудобно сидеть на полу, но Марго не озадачивалась приличиями.
— Хочешь отравить его? — Денис даже не удивился.
— Дурак, это просто вода, — Марго поставила чайник на поднос, здесь же, на полу. Выпрямилась и встала, поправив платье. Ее отросшие светлые волосы были уложены с тщательной небрежностью. Губы лоснились под яркой помадой. Тушь на ресницах лежала сосульками, как слезы, а может быть, это была тушь пополам со слезами.
— Мне очень жаль, — сказала Марго. — Мне всех жалко. Но… знаешь, что такое игра с нулевой суммой? Если кому–то хорошо, то другим обязательно плохо. Если один выиграл, то другой проиграл.
Она расправила плечи, подала вперед грудь, платье сделало ее старше и привлекательнее:
— Не держи на меня зла. Я на тебя не держу. Хочешь, вместе поужинаем?
— Со Славиком договорись, — сказал Денис. — С ним поужинай.
Она с сожалением улыбнулась.
Вечером Марго, в полном одиночестве, в коктейльном платье, танцевала на краю бассейна. Денис видел издалека — да, это было чувственно и очень, очень красиво.
* * *
Выбираясь из ванны, он задел телефон на полке, и тот шлепнулся в воду и лег на дне кверху экраном. Денис импульсивно потянулся за ним — но остановился на половине движения. Телефон показывал календарь эксперимента — двадцать девятый день, десять часов вечера.
Денис оставил его лежать на дне остывающей ванны. Прошел в комнату, упал на кровать; ударился ухом о книгу, забытую на подушке: «Источник. Сборник сказок и притч». Накануне он зачем–то снял ее с полки.