А в конце, как полагалось по обычаю, встал, чтобы сказать свое слово, сын покойной.
Под взглядами множества людей и сетевых камер 1‑Ким Терри поднялся на помост, где лежало, закутанное в белый саван, тело его матери. Походка его была целеустремленной, в ней чувствовалось напряжение. Знакомые Терри заметили в нем перемену — уверенное спокойствие, сменившее слезливость и дрожь в голосе. Он оглядел заполнявшую весь теменос толпу, и кое–кто потом утверждал, что «от него исходило сияние».
— Ушла последняя из тех, чье тело породила Земля, — проговорил он ясно и громко, многим напомнив тем свою мать, прекрасного оратора. — Она ушла к славе, лишь тенью которой было ее тело. И мы ныне движемся прочь от тела в царствие духа. Мы свободны. Мы навеки освободились от тьмы, от греха, от Земли. Из коридоров будущего я несу вам эту весть. Я — вестник, ангел. И вы — все вы ангелы! Вы — избранники. Господь призвал вас поименно. Вы — благословенные. Вы — божественные создания, святые души, призванные жить во благодати. Одно осталось нам — познать, кто мы есть, понять, что мы суть насельники Рая, что мы — благословенные, избранники небес, путники на вечном пути. И каждый из нас свят, и каждый — рожден, чтобы жить во благодати и умереть ко благодати большей.
Он воздел руки, торжественно благословляя ошеломленную, безмолвствующую толпу.
Речь его продолжалась двадцать минут.
«Его рассудок помутился от скорби», — говорили иные, покидая теменос или отключая терминал, и циники отвечали им: «А может, от облегчения?» Но многие горячо обсуждали идеи и образы, подсказанные им Кимом Терри, сердцем чувствуя — он дал им то, о чем они тосковали, не зная, что чувствовали, не умея выразить.
Становясь ангелами
С тех похорон началась новая эпоха. Теперь, когда никто из живущих уже не помнил изначальной планеты, — стоило ли полагать, что кто–то на Земле помнит о них? Конечно, они регулярно отправляли по радио сообщения о ходе полета, как того требовала Конституция, — но было ли кому слушать?
В одну ночь стала шлягером слезливая мелодичная песенка «Сиротки Бездны», исполняемая группой «Нубетели» из четвертой чети. И многие продолжали обсуждать речь 1‑Кима Терри.
Такие приходили к нему в жилпространство — кто из любопытства, кто из интереса. Всех встречали соседи Терри, 2‑Патель Джимми и 2‑Лунь Юко. Терри отдыхает, объясняли они, но сегодня вечером он обязательно поговорит с вами. Вы тоже ощутили это чудо, когда он говорил сегодня в теменосе? Вы видели, как он изменился? Это случилось на наших глазах, говорили они, мы видели, как к нему приходит мудрость, красноречие, сияние. Приходите послушать его. Сегодня вечером он будет говорить.
На какое–то время стало модным заглядывать к Терри и слушать его речи о Благодати. Пошли ходить анекдоты. Атеисты обрушивали огонь и серу на истерических сектантов и лицемерных себялюбцев. Потом кто–то забыл, а кто–то — продолжал навещать жилпространство Кима сутки за сутками, год за годом посещая вечерние собрания с Терри, Джимми и Юко. Кто–то проводил собрания у себя — тихие пирушки, с песнями, медитацией, молитвами. Они называли эти собрания ангельскими увеселениями, а себя — друзьями во Благодати или просто ангелами.
Когда последователи Кима Терри начали перед своими родовыми именами ставить «ангел», будто это был титул, это вызвало серьезное неодобрение и массу дискуссий в Совете. Ангелы согласились, что подобная самоидентификация таит в себе семя раскола, и Терри лично посоветовал своим последователями не идти против воли большинства: «Ибо, ведаем мы это или нет, разве не все мы ангелы?»
Юко, Джимми и юный сын Джимми, Воблаге, поселились вместе с Терри в жилпространстве, которое тот делил с матерью. Ежевечерне они проводили собрания. Сам Ким Терри с годами вел все более затворническую жизнь. Поначалу он нередко выступал на собраниях, проводившихся в цирке первой чети или в теменосе, но с течением лет все реже появлялся на публике, общаясь с поклонниками только через сеть. К тем, кто попадал на собрания в его жилпространстве, он выходил ненадолго, с благословением и похвалой; но последователи его верили, что личное присутствие Терри не так важно, как духовное, каковое непрерывно и вечно. Все материальное нарушало Благодать, затемняя нужды духа. «Я иду иными коридорами», — говорил Терри.
Смерть Терри в году 123‑м вызвала среди его поклонников волну истерической скорби, смешанной с восторгом, ибо они, следуя доктрине Действительности в изложении его энергичного толкователя 3‑Пателя Воблаге, почитали мнимую смерть своего учителя как перерождение в Реальность, к которой сам корабль был лишь средством доступа, «проводником Благодати».
После смерти Терри и родителей Патель Воблаге в одиночестве обитал в жилпространстве Ким. Там он проводил собрания, произносил речи на домашних увеселениях, оттуда выступал по сети, там писал и оттуда распространял сборник высказываний и притч под названием «Вестник к ангелам». Патель Воблаге был человеком редкого ума, исключительной веры и больших амбиций, а еще — прекрасным организатором. Под его руководством увеселения стали менее хаотичными и оргиастическими, даже вполне пристойными. Он отсоветовал последователям Благодати носить особую одежду — мужчинам некрашеные шорты и курты, женщинам белые платья и тюрбаны — как делали многие. Одеваться по–иному, говорил он, значит вносить раздоры. Разве не все мы ангелы?
И под его водительством ангелов становилось все больше и больше. Число новообращенных в первые десятилетия второго века полета заставило обратиться к Статье 4. Группа активистов потребовала слушаний по вопросу о религиозной манипуляции, утверждая, что Патель Воблаге создал и распространил секту, поклонявшуюся Терри как богу, тем самым подрывая светские власти. Но Центральный Совет так и не собрался назначить комиссию для рассмотрения этого дела. Ангелы утверждали, что, хоть и почитают Кима Терри как учителя и проводника, но полагают его не в большей степени божественным, чем любого другого — разве не все мы ангелы? А Патель Воблаге убедительно доказывал, что воззрения ангелов ни в коей мере не подрывают государственного устройства и образа правления, но, напротив, поддерживают их в любой малости: ибо пути и законы мира суть пути и законы Благодати. Конституция «Открытия» есть Священное писание. Жизнь на корабле есть сама Благодать — исполненное радости тварное воплощение нетварной реальности. «Зачем последователям совершенного закона подрывать его? — спрашивал он. — Зачем тем, кто наслаждается ангельским порядком, искать хаоса? Зачем насельникам рая искать иного бытия?»
Ангелы действительно были образцовыми гражданами — активными, усердными, всегда готовыми исполнить свой долг перед обществом, деятельными членами всяческих комитетов и комиссий. Собственно говоря, ангелы составляли к этому времени более половины Центрального Совета. Не серафимы или архангелы, как прозывали наи — ближайших, самых верных соратников Пателя Воблаге, а простые ангелы, наслаждающиеся покоем и дружеством увеселений, ставших в те годы частью жизни для многих людей. Сама мысль о том, что верования и обряды Благодати могут в чем–то противоречить общественной морали, что быть ангелом — значит быть мятежником, стала явной нелепостью.
Патель Воблаге, неукротимо деятельный, несмотря на возраст — ему уже было под восемьдесят, — по–прежнему проживал в жилпространстве Ким.
Внутри, вовне
— Может быть, есть два сорта людей… — начал Луис и замолк так надолго, что Синь сухо отозвалась:
— Ага. Может, даже три. Самые смелые мыслители предполагают, что пять.
— Нет, только два — те, кто может свернуть язык в трубочку, и те, кто не может.
Синь показала ему язык. Они в шестилетнем возрасте выяснили, что Луис как раз может свернуть язык в трубочку и посвистеть, а Синь — нет, и эта способность определяется генетически.
— Люди одного сорта лишены потребности в определенном витамине. А другие — нуждаются в нем.
— И каком?
— В витамине веры.
Синь поразмыслила над этим.
— Это не генетическое, — объяснял Луис. — Культурное. Метаорганическое. Но для индивидуума это различие не менее реально, чем метаболический дефект. Человек или нуждается в вере, или нет.
Синь все еще размышляла.
— И те, кто нуждается, не верят, что есть такие, кому это не нужно. Не верят, что есть неверующие.
— Надежда? — неуверенно предположила Синь.
— Надежда — не вера. Надежда связана с реальностью, даже если совершенно необоснованна. Вера отвергает реальность.
— Имя, которое можно назвать, не есть истинное имя, — прошептала Синь.
— Коридор, по которому можно пройти, не есть истинный коридор, — согласился Луис.
— Но что дурного в вере?
— Опасно путать реальность с вымыслом, — тут же отозвался Луис. — Путать желание — с возможностью, эго — с космосом. Крайне опасно.
— О‑ох! — Синь скорчила гримаску, возмущенная его напыщенностью, но через минуту проговорила: — Не это ли имела в виду мать Терри — «Народу нужен бог, как трехлетнему малышу — матапила»? Интересно, что такое матапила?
— Наверное, оружие.
— Я иногда ходила с Розой на увеселения, пока та совсем не ушла в серафимы. И мне вообще–то нравилось. Особенно песни. И когда они восхваляют вещи — знаешь, самые обычные, — и говорят, что все, что мы делаем, — свято. Не знаю… Мне — понравилось, — проговорила она, будто защищаясь. Луис кивнул. — Но когда они начинают зачитывать всякую дурь из книги — и что такое «путь», и что значит «открытие», — меня замыкать начинает. Они на все лады твердят, что снаружи вообще ничего нет. Вся вселенная — внутри. Ужас какой.
— Они правы.
— А?
— С нашей точки зрения, они правы. Снаружи ничего нет. Вакуум. И пыль.
— Звезды! Галактики!
— Точки на экране. Мы не можем дотянуться до них, добраться. Только не мы. Не при нашей жизни. Наша вселенная — корабль.
Эта мысль была одновременно знакомой до банальности и странной до жути. Синь пораздумывала и над ней.