В лазарете Брюс Янг развлекает беседой Соланж. Эрон появляется в тот момент, когда тот со значением демонстрирует ей пять растопыренных пальцев. Эрон догадывается, о чем речь.
— Еще пятеро утверждают, будто видели Тига?
— Пять с половиной. Половинка — это я: на этот раз я его только слышал.
— Ты слышал голос Тига? Что же он тебе наговорил?
— Он со мной поздоровался. Вообще–то я не возражаю. — Брюс пытается ухмыльнуться.
— А входят ли в твою пятерку Алстрем и Кавабата?
— Кавабата входит, Алстрем нет. Получается уже шесть. Соланж поражена.
— Они хотя бы понимают, что на самом деле его не видели?
— Кидуа и Морелли — определенно нет. Легерски сомневается: говорит, что Тиг выглядел странно. Насчет Кавабаты не знаю: кто же разберет выражение на восточной физиономии? — Супербелка в своем репертуаре.
— Так… — Эрон тяжело вздыхает. — Если кому–то интересно, то меня с некоторых пор мучают кошмары. В последнем фигурировал Тиг. Он и со мной поздоровался.
Брюс щурится.
— Ты живешь в секции «Бета». Плохо дело!
— Плохо?
— У моей пятерки было кое–что общее, а ты все нарушаешь. Все они обитают в секции «Гамма», да еще вблизи оболочки.
— Понятно… — Эрон сразу схватывает, о чем толкует Брюс. Официальное название «Чайной розы» — «Гамма», поэтому секция над местом ее пристыковки к «Кентавру» тоже именуется «Гаммой». Сейчас стыковочный блок пустует.
— Скажи, Брюс, этот поводок тянется назад? Мы ведь вращаемся. Разведчик болтается сзади?
— Трос расположен под небольшим углом. Когда мы оттолкнули ракету, она уже вращалась вместе с нами.
— Значит, инопланетный организм находится как раз под теми, кому явилось видение Тига.
— Да. Но ты нарушаешь правило. У нас тут секция «Бета». А Алстрем еще дальше.
— Зато сам Тиг здесь, — подсказывает Соланж. — В «Бете», вместе с тобой.
— Это верно. — Эрон откидывается в кресле. — Но не занимаемся ли мы шаманством? Существует и ряд других общих факторов. Все мы давно живем в состоянии стресса, к тому же в настоящем доме с привидениями. Экипаж пережил две встряски: новость о прекрасной планете и появление настоящего инопланетянина, на которого нельзя взглянуть. Ты же видишь, что творится на корабле, Брюс: люди сияют, как рождественские елки. Надежда — страшная штука: с нею приходит страх, что мечта не осуществится. Если подавлять свой страх, он вырывается наружу в виде символа, а бедняга Тайгер всегда считался неудачником. Общие предпосылки настолько вопиющи, что остается удилятся, почему мы до сих пор не видим зеленых человечков.
Эрон удовлетворен: выясняется, что он сам верит в свои доводы. Они звучат весьма убедительно.
— К тому же теперь Тиг связан с этой инопланетной штуковиной
— Как скажешь, док, — небрежно роняет Брюс.
— Да, я утверждаю, что у этого явления имеется достаточно причин. Знаешь правило «бритвы Оккама»?
— Знаю. — Брюс щелкает языком, вскакивает и переносит внимание на раздвижной стальной стержень на столе у Соланж. — Не забывай, Эрон, что старина Уильям в конце концов взялся доказывать, что нас любит Господь. Лучше я продолжу свой счет.
— Сделай одолжение, — хмыкает Эрон.
Брюс подходит к нему вплотную и говорит так, чтобы услышал один Эрон:
— Должен признаться, что я видел еще и Мей Лин.
Эрон не находит слов. Брюс кладет стержень на столик.
— Так я и думал, — сухо бросает Брюс и выходит.
Соланж подходит, чтобы забрать стержень, автоматически копируя жалобное выражение, которое видит на лице Эрона. У Брюса галлюцинация с Мей Лин? Но и это тоже ложится в канву теории Эрона.
— Что это за штука, Соли?
— Продление ручек секатора. К нему прилагается масса проводов. Кошмар!
Ах, Соли! — Эрон заключает ее в объятия и снова ощущает, что жив. — Умница и красавица, красавица и умница! Ты так и пышешь здоровьем. Что бы я без тебя делал? — Он утыкается носом в ее ароматную плоть.
— У тебя накопились вызовы к пациентам. — ласково напоминает она ему аппетитно колыхая бедрами.
— Господи, неужели обязательно прямо сейчас?
— Да, Эрон, обязательно. Подумай как хорошо будет людям.
Эрон уныло отходит и берет чемоданчик. Вспомнив еще об одной своей обязанности, он незаметно для Соланж кладет туда две литровые фляжки.
— Первый — Бустаменте, — сообщает она, заглянув в книгу вызовов. — У него нервное перенапряжение.
— Лучше бы пригласить его сюда и сделать электрокардиограмму.
— Не придет. Так что постарайся. — Она называет еще двоих, которых Эрон уже посетил бы, если б не карантин. — И не забывай о сестре.
— Не забуду.
Закрывая чемоданчик, он в тысячный раз задается вопросом, знает ли Соланж о фляжках. А Коби? Уж Коби–то должен знать: он с первого дня не отходит от дистилляционного аппарата. Скорее всего, бережет свое тайное знание, чтобы потом шантажировать своего «босса». Сможет ли Эрон доказать, что не занимается тем, за что в свое время сам упрекал Коби?
— Пожалуйста, Эрон, записывай разборчивее.
— Обязательно, Соли. Ради тебя.
— Ха!
Ему очень хочется вернуться, но он заставляет себя подняться по трапу. Получается, что он опять приближается к каюте Лори. Дон наверняка давно ушел. Однако Эрон все равно сначала заглядывает в холл. Рыжая головка Лори… А вот и ее собеседник! Эрон отступает, но сперва определяет, что теперь Лори составляет компанию не Дон, а Тимофей Брон.
Эрон уныло бредет по холлам спального отсека. В кого превращается Лори — в мисс «Кентавр»? Какое право они имеют так досаждать его сестре, когда у нее еще не зарубцевалась язва? Разве они не знают, что ей предписан покой? Он — ее врач!.. Внутренний голос присовокупляет, что дело не ограничивается язвой. Если Тим не уберется через полчаса, Эрон вмешается. А что потом?
Он признается себе в намерении допросить сестру, хотя в данный момент не отдает себе отчета, о чем именно будет спрашивать. Впрочем, исповедь полезна и для заживления язвы.
Еще один поворот — и он оказывается неподалеку от жилья одного из пациентов, Игоря. Член команды Тима Брона, он возвратился на «Кентавр» в крайне угнетенном состоянии. Эрон помогал ему со всем усердием и гордился тем, что сумел вовлечь парня в заочные шахматные сражения. Однако дверь его не заперта, комната пуста. Не отлучился ли Игорь в холл? Книжка, в которую он записывает партии, тоже отсутствует. Еще один плюс в пользу планеты, решает Эрон и радостно отправляется к Андре Бачи.
Бачи сидит в кресле. Его худое лицо выглядит почти по–прежнему, если не считать мешков под глазами, свидетельствующих о болезни почек.
— Не думал, что доживу до такого, — говорит он Эрону. — Представляешь, у меня здесь есть настоящая вода — Ян прислал! Самая натуральная, а не та, что уже процедилась сквозь наши организмы. Возможно, она меня вылечит.
— Почему бы и нет? — Убежденность больного растрогала бы и статую. Протянет ли он еще два года — в том случае, конечно, если они отправятся на планету Лори? Не исключено… Пока что Бачи — самый тяжелый больной на борту. Коби блестяще поставил ему диагноз: исключительно редкое заболевание под названием «синдром Мерчана — Бриггса».
— Теперь я смогу умереть счастливым, — продолжает Бачи. — Надо же, чтобы такое выпало на долю именно химика–органика!
— Есть что–то любопытное? — Эрон указывает на образцы почвы, исследуемые Бачи.
— О да! Фантастика! Тут уйма работы. Я не тороплюсь: исследовал всего два образца.
— Дело твое. — Эрон убирает в чемоданчик баночки с анализами мочи и слюны больного.
Покинув Бачи, он не идет обратно к Лори, а пользуется проходом в центральной части корабля, чтобы попасть на «капитанский мостик». Так зовется на «Кентавре» защищенный носовой модуль, в экстренном случае способный вместить всю команду корабля. Но только теоретически: Эрону не верится, что большинство его спутников согласится тереться друг о друга локтями, даже чтобы выжить. Здесь собрано самое важное оборудование: компьютеры Алстрем, навигационные приборы, запасные генераторы и лазерная система — единственная ниточка, связывающая их с Землей. Йелластон, Дон и Тим обитают в непосредственной близости от «мостика». Эрон проходит мимо компьютерного блока и останавливается перед глазком в двери старшего связиста «Кентавра». Микрофона и камеры не видно.
Внезапно откуда–то из стены в районе его колена раздается надсадный кашель. Эрон подпрыгивает от неожиданности.
— Входите, док, — басит Бустаменте.
Дверь отъезжает в сторону. Эрон несмело перемещается среди колеблющихся силуэтов, из которых то ли шестеро, то ли семеро — крупные негры, внимательно наблюдающие за ним.
— Я как раз занимаюсь вопросом из вашей сферы, док. Сравниваю степень испуга. Зависимость нелинейная: чем ниже тон, тем выше прыжок.
— Любопытно. — Эрон опасливо пробирается среди призраков. У Рэя Бустаменте всегда сталкиваешься с разными чудесами. — Который из всех — вы?
— Прошу сюда. — Эрон наталкивается на зеркальную стену, обходит ее и попадает в более или менее нормальное измерение. Бустаменте лежит на кушетке.
— Закатайте рукав, Рэй. Сами знаете, зачем я к вам хожу.
Бустаменте нехотя подчиняется. Эрон надевает на его внушительный бицепс манжету, отмечая отсутствие жировых отложений. Возможно, верзила последовал наконец его совету. Глядя на табло, Эрон с удовольствием размышляет о Рэе, о том, что он называет про себя его тайной. Рэй — еще одна диковина, прирожденный повелитель. Настоящий оригинал, в сравнении с которым Йелластон — бледная абстракция. Не лидер коллектива, вроде Дона или Тима, а заводила, тиран, мужчина в квадрате, способный любого положить на лопатки, перепить, переорать, перехитрить. Он принудит твою женщину родить от него, но если надо, отправит к праотцам твоих врагов; он будет пестовать тебя — свою собственность, помыкать тобой, а ты будешь с радостью выполнять его повеления. Первобытный силач, поставивший родное племя на ноги; теперь племя уже не видит в нем нужды. Десять лет назад всего этого еще нельзя было разглядеть: тогда это был всего лишь высокий молодой чернокожий американец, морской офицер–электронщик с отличным дипломом, способный собрать сложнейшую электрическую цепь, не снимая боксерских перчаток. Т