— Неужели? — Памир покачал головой. — Но она тебя знает.
— Она ошиблась.
— Тогда с чего ты взял, что она человек? Я этого не упоминал.
Огромные черные глаза злобно сверкнули.
— Ты на что намекаешь, мартышка? Памир рассмеялся:
— А ты сам не догадываешься?
— Ты меня оскорбил?
— Точно.
Между собеседниками повисло тяжелое молчание. Кулаком, лишь чуть–чуть превосходящим размером меньшую из костяшек пальцев чужака, Памир постучал в алмазную дверь.
— Я оскорбил тебя и твоих предков. Вот. По корабельному кодексу и вашим малоприятным обычаям теперь ты вправе выйти на открытое пространство и отколошматить меня так, чтобы я умер на целую неделю.
Гигант яростно тряхнул головой — и все. Один рот растянулся, жадно и подолгу втягивая воздух, другой собрался в крошечную впадинку — удалец балансировал на грани чистейшего мстительного гнева. Но Галлий страшным усилием воли взял себя в руки и, когда злость его наконец начала угасать, дал неслышный сигнал, повинуясь которому две внешние двери упали и наглухо закрылись.
Памир посмотрел налево, потом направо. Хорошо освещенная узкая авеню была пуста и, судя по всему, безопасна.
И все же великана, несомненно, объял ужас.
Буквально перед визитом Памир еще раз пролистал журнал Розеллы. Среди ее мужей наличествовали два удальца. В записях не упоминалось ни одного полезного имени, но было очевидно, что один из этих мужей — Галлий. Вранье насчет своих страхов в характере этой расы. Но как мог конфирмованный практикующий адепт столь исключительной веры отрицать, что он вообще когда–либо встречался с женщиной?
Значит, необходимо отыскать других мужей.
Перед Памиром лежали сотни разных путей. Но как любят говорить удальцы: «Кратчайшее расстояние — это расстояние между соприкасающимися точками».
Система безопасности Галлия была обычной, ячеистой, с. тысячелетним опытом применения, и Памиру потребовалось меньше дня, чтобы взломать коды и войти в передние двери.
— Кто со мной? — крикнули из дальней комнаты. Что любопытно — по–джей'джельски.
Затем:
— Кто там? По–человечески.
И наконец, словно запоздало сообразив, на собственном языке:
— Ты в моем доме, и тебе не рады. Но я прощу тебя, если ты немедленно уберешься.
— Розелла против того, чтобы я убирался, — откликнулся Памир.
Последняя комната представляла собой небольшую крепость, обитую пластинами первосортной гиперфибры и щетинящуюся оружием, как легальным, так и не очень. Два ускорителя плазмы следили за поворотами головы Памира, готовые если и не убить, то вышибить из него разум. Поперек горла встал комок, но человек проглотил страх и небрежно поинтересовался:
— Так вот где ты живешь теперь? В маленькой комнатенке на дне уродливого дома?
— Тебе нравится оскорблять, — буркнул удалец.
— Скрашивает время, — хмыкнул мужчина.
— Я вижу незаконное оружие, — заявил из–за гиперфибры Галлий.
— У тебя отличное зрение, оно ведь как раз при мне.
— Если попытаешься причинить мне вред, я убью тебя. И разрушу твой разум. Тебя больше не будет.
— Понятно, — сказал Памир.
И сел — жест повиновения едва ли не в каждом мире. Он сел на квазикристаллические плитки в светлой прихожей и принялся разглядывать портреты на ближайших стенах. Удальцы минувших веков застыли в вызывающих позах. Предки, вероятно. Достойные представители обоих полов, взирающие на своего трусливого потомка с откровенным презрением.
Подождав несколько секунд, Памир сообщил:
— Я вынимаю пистолет.
— Брось его к двери.
Плазменная пушка была встречена уважительным молчанием. Оружие скользнуло по полу, ударилось о стену, остановилось, и тут же складная механическая рука накрыла пистолет гиперфибровым колпаком, снабженным пирозарядом, задача которого — уничтожить всякого, кто попытается вытащить оружие.
Гиперволоконная дверь поднялась.
Галлий занимал полкомнаты. Удалец стоял в центре чулана, битком набитого припасами, глядел на Памира, и бронированные пластины его тела подрагивали, изгибаясь и выставляя наружу острые края.
— Тебе, должно быть, очень нужна эта работа, — заметил он.
— За исключением того, что это не работа, — отозвался Памир. — Честно говоря, я что–то потерял интерес к данному предприятию.
Сконфуженный удалец воспрянул:
— Тогда зачем ты влез в неприятности?
— Что тебе нужно, — заявил Памир, — так это маленькая многозарядная плазменная пушка. Славное оружие, лучше его нет.
— Они нелегальны, их сложно достать, — возразил Галлий.
— Твой ускоритель тоже вне закона. — И здесь имелась алмазная дверь, укрепленная сеткой гиперволокон. — Но спорю, ты отлично понимаешь, что формованная плазма может сделать с живым сознанием.
Тишина.
— Смешно, — продолжил Памир. — Не так давно я нашел труп, наткнувшийся именно на такое оружие.
Спина чужака уже распрямилась до предела, да и бронированные пластины выгнулись максимально. Тихим, почти умоляющим, голосом Галлий спросил человека:
— И кто труп?
— Се'лен.
И снова молчание.
— Кто еще погиб таким образом? — поинтересовался Памир. Это было предположение, но не только. Не дождавшись ответа, он добавил: — Ты никогда не был так напуган. За всю свою долгую, бурную жизнь ты никогда не сталкивался с таким грызущим изнутри страхом. Я прав?
Плечи великана поникли. Жалкий тонкий голос проскулил:
— С каждым днем мне все страшнее.
— Почему?
Удалец на миг уронил голову.
— Почему тебе все страшней и страшнее?
— Уже семеро наших…
— Семеро?
— Сгинули. — Человеческое отчаяние прозвучало в этом единственном слове. — Восемь, если то, что ты сказал о джей'джеле, правда.
— Восемь кого? — переспросил Памир. Галлий промолчал.
— Я знаю, кто ты, — продолжил тогда человек. — Восемь мужей Розеллы — и ты. Верно?
— Ее бывших мужей, — поправил чужак.
— А как насчет нынешних любовников?..
— Их нет.
— Нет?
— Она дала обет безбрачия, — с глубокой тоской промычал гигант и опустил взгляд. — Когда мы начали умирать, она оставила нас. Физически и юридически.
Галлию не хватало его жены–человека, это выдавали и осанка, и голос, и дрожание огромной руки, потянувшейся к холодной грани алмаза.
— Она пытается спасти нас. Но не знает как…
Внезапно о кристалл ударился плазменный шар. Размером не больше человеческого сердца, раскаленный сгусток испарил алмаз, и руку, и печальное лицо, и все, что скрывалось за темными, исполненными одиночества глазами.
X
Памир не увидел ничего, кроме вспышки, а потом ударная волна сбила его с ног. Мгновение он лежал неподвижно. Тесный проход заполнило облако атомов углерода и распавшейся плоти. Человек вслушивался и не слышал ни звука. По крайней мере на несколько секунд он оказался полностью оглушен. Памир пополз и остановился, лишь когда путь ему преградила стена. Он втянул кипящий воздух, ошпаривший легкие, и буквально окаменел, дожидаясь второго взрыва. Но ничего не произошло.
Почти прижав рот к полу, Памир глотнул горячего, но пригодного для дыхания воздуха. Облако истончалось. Слух постепенно возвращался в сопровождении беспрестанного жужжания на высокой ноте. В поле зрения вплыла фигура, высокая и грозная, — удалец, вероятно один из славных предков мертвеца. Мужчина вспомнил, что стены коридора были увешаны портретами. Затем Памир увидел второй силуэт, потом третий. Он попытался вспомнить, сколько должно быть картин… потому что сейчас он разглядел четвертую фигуру, показавшуюся ему лишней…
Плазменное оружие выстрелило снова, но оно еще не успело накопить убийственный заряд, так что вся фантастическая энергия ушла на световые эффекты и порыв обжигающего ветра.
И опять в воздухе заклубились пыль и частицы свернувшейся крови.
Памир вскочил и попятился.
Галлий превратился в практически безголовый, распластавшийся на полу труп, громадный даже в изувеченном виде. Маленькая комната, перегороженная телом, стала совсем крохотной. Со смертью владельца рельсовые пушки–ускорители переключились в режим диагностики, и на то, чтобы разбудить их, ушли бы минуты, а то и дни. Измочаленная алмазная дверь уже ни на что не годилась. Когда туча снова рассеется, Памир окажется на виду и наверняка будет убит.
Как и Галлий, он в первую очередь воспользовался языком джей'джелов.
— Привет! — крикнул человек.
Внешняя дверь стояла открытая и пока нетронутая, только что толку от тупого механизма, чувствительного лишь к прикосновению знакомой руки? Вглядываясь в проем, Памир снова завопил:
— Привет!
Далекая фигура начала рассасываться.
— Я мертвец! — продолжил Памир. — Ты поймал меня в ловушку, приятель.
Тишина.
— Делай что хочешь, только мне, прежде чем поджариться, хотелось бы знать, что происходит.
Силуэт вроде бы заструился в одну сторону, потом вернулся.
Памир с усилием оторвал от пола одну из рук мертвеца и приладил широкую ладонь к стене возле дверного запора. Однако он понимал, что это еще цветочки.
— Ты умная душа. Позволь человеку открыть для тебя путь, — предложил он. — Я перехитрю защиту удальца, и тогда бери нас обоих.
Сколько времени уходит на перезарядку? Наверное, несколько секунд.
Труп внезапно дернулся, и рука с глухим стуком упала.
— Дерьмо, — выдохнул Памир.
На высокой полке лежала пластина, маленькая, но плотная, как железо. Он схватил ее, покрутил для разминки запястьем и окликнул чужака снова:
— Хорошо бы, ты рассказал мне, в чем дело. Потому что я понятия не имею.
Ничего.
Тогда Памир рявкнул по–человечески:
— Кто ты, черт побери?!
Пыль улеглась, открыв двуногий силуэт, стоящий метрах в десяти от мужчины.
Плюхнувшись на колени, Памир снова стиснул руку трупа. Аварийные гены и мышечная память тела сопротивлялись, так что человек аж закряхтел, подтаскивая ладонь удальца к щеколде. Затем, перебарывая силу великана, Памир всем своим весом налег на руку Галлия, удерживая ее на месте, и постоял так немного, отдуваясь. Потом схватил левой рукой тяжелую пластину и придушенно крикнул: