— Даю последний шанс объяснить! Двуногий начал наводить на жертву ствол.
— Ну, тогда пока–пока.
Памир метнул железку, целясь в мишень, отстоящую от него меньше чем на три метра. И в ту же секунду отпустил руку мертвеца, роняя ее на замок. Пласт гиперфибры соскользнул с потолка, и последняя дверь закрылась. Она выдержит два–три разряда плазменной пушки, но в конце концов и ее неизбежно разъест. Вот почему он бросил пластинку на пол: та покатилась и звонко ударилась о край колпака, накрывшего его оружие.
Раздался резкий грохот.
Оставшуюся дверь заклинило взрывной волной. Следующие двадцать минут Памир потратил на то, чтобы с помощью руки трупа и прочих подпорок приподнять дверь настолько, чтобы можно было проползти под ней. Его собственное оружие осталось лежать, где лежало, нетронутое под зеркальным куполом гиперволокна
А врага словно ветром сдуло.
Убит ненадолго, или, возможно, Памир его отпугнул. Человек задержался на несколько минут, обыскивая дом мертвеца в поисках не дающихся в руки подсказок, а затем выскользнул на авеню — по–прежнему пустую и безопасную на вид, но таящую почти осязаемую угрозу, которую теперь он и сам чувствовал.
XI
Девяностосекундное путешествие по трубе доставило его к передней двери Розеллы. Апартаменты обратились к мужчине по единственному известному им имени, заметив:
— Вы ранены, сэр. — В официальном голосе проведших собственный поверхностный осмотр покоев отчетливо звучала тревога. — Вам известно, насколько серьезно вы ранены, сэр?
— Я догадываюсь, — бросил Памир. В ноге и животе его все еще сидело порядочно осколков, так что мужчина неуклюже хромал и переваливался. — Где хозяйка?
— Там, где вы оставили ее, сэр. В патио.
Боялись, кажется, все, кроме нее. Но с чего бы женщине беспокоиться? Розеллу всего лишь небрежно прирезал на скорую руку вор, что на шкале преступлений находилось где–то в самом низу.
— Пусть пройдет в спальню.
— Сэр?
— Я не стану говорить с ней на открытом пространстве. Передай ей.
— А что с ее другом?..
— Еще один муж мертв. Тишина.
— Ты передашь ей?.. — начал Памир.
— Она уже идет, сэр. Как вы и просили. — Затем, после паузы, апартаменты предложили: — Насчет Галлия, пожалуйста… Думаю, вы должны сами сообщить эту скорбную новость…
Он сказал ей.
Сейчас на женщине были обтягивающие брючки и шелковая блуза, сотканная общинными вышивальщиками района Колохон, а каждый палец ее босых ног унизывали черные кольца, и пока она сидела на одном из дюжины приспосабливающихся к телу кресел, выслушивая отчет о событиях последнего страшного часа, лицо ее становилось еще более печальным, если, конечно, такое возможно, и отстраненным. Розелла не издала ни звука, хотя Памира не оставляло ощущение, что женщина вот–вот заговорит. Грусть, и боль, и очаровательные черты свидетельствовали о непрестанной работе мысли, светлые глаза будто видели перед собой что–то значительное. Но губы не шевелились. Когда же она наконец пробормотала несколько слов, Памир едва не прослушал.
— Кто ты?
Правильно ли он понял вопрос? Но она повторила:
— Кто ты? — И подалась вперед, так что блузка на груди распахнулась. — Ты не похож на техников отдела охраны окружающей среды, и не думаю, что ты вообще специалист по безопасности.
— Да?
— Ты бы не выжил, если бы был обычным зарегистрированным человеком. — Казалось, что женщина сейчас рассмеется: высоко на ее левой щеке затрепетала маленькая ямочка. — А если уж выжил, то бежал бы сейчас без оглядки.
— Я просто хотел, чтобы ты показала мне безопасное направление.
Она не ответила, а только разглядывала мужчину — долго, целую вечность. Затем снова откинулась на спинку удобного широкого кресла и спросила:
— Кто тебе платит?
— Ты.
— Я не это имела в виду.
— А я не слишком нуждаюсь в деньгах.
— Так ты не скажешь мне кто?
— Сперва признайся кое в чем, — предложил он.
У нее были длинные руки, изящные и стремительные. Тонкие пальцы немного поплясали на бедрах, а когда наконец успокоились, Розелла спросила:
— Что я могу сообщить тебе?
— Все, что знаешь о своих мертвых мужьях, и о тех, кто еще жив. — Памир наклонился и добавил: — В частности, мне хотелось бы услышать о твоем первом муже. И, если можешь, объясни, почему у меня в голове так и вертится мысль о Вере Многих Соединившихся.
XII
Она видела его несколько раз во время круиза и даже как–то беседовала с этим высоким, худощавым и утонченным джей'джелом со склонностью к человеческой одежде, особенно к красным шерстяным пиджакам и замысловато завязанным белым шелковым галстукам. Кре'ллан казался привлекательным, хотя и не исключительно красивым. Он был умен и обаятелен. Однажды, когда их лодка исследовала луддитские острова посреди моря Через–Край, он спросил, можно ли присоединиться к ней, и лениво развалился в соседнем шезлонге. Следующий час — а возможно,
и целый день — они дружески болтали о всяких пустяках, обмениваясь сплетнями, в основном о знакомых пассажирах и крохотном экипаже суденышка. Было сделано несколько попыток подсчитать пересеченные ими к настоящему времени океаны и дать им оценку, упорядочив по красоте, истории и, наконец, обитателям. Какой порт был самым любопытным? А какой самым скучным? С какими чужаками каждый встретился впервые? И каково же первое впечатление? А второе? И если бы им пришлось следующую тысячу лет прожить в одном из этих уголков, какое именно место они бы выбрали?
Розелла наверняка забыла бы этот день. Но неделю спустя она согласилась в дополнение к основному маршруту осмотреть еще и Лужок.
— Ты знаешь этот остров?
— Не очень, — соврал Памир.
— Я так и не поняла смысла его названия, — призналась Розелла, прищурившись, словно снова задавшись поставившим ее в тупик вопросом. — За исключением нескольких полосок мха, остров весь покрыт льдом. Мне говорили, там жутко холодно. Это связано с подъемом глубинных вод и экологией моря. Но с наветренной стороны проходит теплое течение, несущее сырость. Тамошние бесконечные снега вошли в легенду, и нельзя переплыть море Через–Край, не посетив Лужок хоть раз. По крайней мере так твердили мне друзья.
— Кре'ллан был в вашей группе?
— Нет. — Вопрос отчего–то позабавил женщину. Она коротко хихикнула и добавила: — Все были людьми, кроме гида — ИИ в точной копии человеческого тела.
Памир кивнул.
— Мы спустились на лед на энергетических лыжах во время кошмарной пурги. Но потом гид словно ненароком заметил, что сегодня выдался ясный денек и мы должны быть благодарны за отличную видимость.
В лучшем случае они видели метров на двадцать в любом направлении. Она была со своей хорошей подругой, родившейся на Великом Корабле, как и Розелла, но на тысячу лет раньше. Розелла знала эту женщину всю свою жизнь. Они вели бесконечные разговоры и посещали одни и те же вечеринки, а их походы по магазинам растягивались порой на недели. Они всегда путешествовали вместе. И за всю их совместную жизнь ни с одной из женщин не случалось ничего по–настоящему серьезного.
Толща глетчера неуклонно росла под волнами снегопада. Розелла и ее спутница отделились от группы, свернув к высокому гребню, почти на километр возвышающемуся над невидимым морем. Снег повалил гуще — пушистые влажные хлопья, слипшись еще в воздухе, сыпались с белых небес плотными снежками. Женщины на лыжах скользили бок о бок, связанные «разумным» тросом. Так получилось, что Розелла оказалась впереди. Что произошло потом, она сказать не могла. Первой — и лучшей — мыслью, пришедшей ей в голову, была мысль, что подруга решила пошутить. Она блокировала трос и отвязалась, а когда гребень расширился, попыталась обогнать Розеллу, возможно, чтобы напугать ее в тот момент, когда та была полностью беззащитна.
Вопрос, где именно упала подруга, так и остался загадкой.
Позже, добравшись до конца хребта, Розелла обнаружила, что она одна, но, естественно, предположила, что ее спутница устала и вернулась к группе. Повода для волнений не было, да и волноваться она не любила, так что Розелла больше не думала об этом эпизоде.
Но остальные туристы не видели пропавшую женщину.
Организовали поиски. Однако густой снегопад превратился в нескончаемую, низвергающуюся с небес лавину — иначе это явление природы и описать нельзя. Меньше чем за час ледник вырос на двадцать метров. К тому времени, как спасательные отряды смогли приступить к работе, стало очевидно, что пропавшая пассажирка провалилась в одну из широких расселин и ее тело мертво, а не зная его местоположения, остается лишь ждать, когда лед вытолкнет раздавленный труп в море, и там уже искать искореженные останки.
Теоретически человеческий мозг способен перенести подобное.
Но гид‑ИИ не верил теориям.
— Чего вам никто не скажет, так это того, что этот гребаный остров когда–то был промышленной площадкой. Почему же, как вы думаете, инженеры ее прикрыли? Чтобы спрятать свои ошибки, конечно. Остров сложен из всякой дряни, в основном из экспериментального гиперволокна, очень острого и нестабильного, и, если приложить достаточно давления, даже лучшая биокерамическая голова треснет. Разобьется вдребезги. Хрясть — и все, и в море высыплется пара горстей забавного песочка.
Ее подруга погибла.
Розелла никогда не любила эту женщину больше любого другого своего приятеля и не чувствовала, что их связывают какие–то особые узы. Но потеря оказалась тяжела, ощущение утраты не затухало, так что следующие несколько недель женщина ни о чем другом и не думала.
А тем временем их лодка, совершающая круиз по Великому Кораблю, достигла нового моря.
Однажды ночью в окружении обширной серой метановой глади Розелла случайно встретилась с мужчиной джей'джелом в красном пиджаке, красных брюках и причудливом белом галстуке под почти человеческим лицом. Он улыбнулся ей — искренне, чистосердечно. А потом тихо спросил: