— На самом интересном месте?
— Вот сейчас придет кто–то из команды очкариков или даже сам Стоян… Это будет даже смешнее. Вот Стоян тебе и объяснит, что бывает с членами экипажа, подключающими камеры обзора на мониторы в рубке…
— Они сами здесь смотрят…
— На пульте управления? — осведомился Капустин и демонстративно посмотрел на часы. — До появления очкарика осталось десять… девять… восемь…
Макс вздохнул и переключил монитор на внешний обзор.
— Ну конечно, тут все гораздо важнее и красивее. Интересно, кто–нибудь когда–нибудь обнаруживал в Тоннеле хоть что–то… нет, не интересное, просто хоть что–нибудь.
— Не знаю, — Капустин развернул свое кресло к инженерному пульту. — Может, кто и видел. Только рассказать не смог. Корабли, знаешь ли, иногда не возвращаются…
Макс достал из–под пульта деревянный брусок, демонстративно постучал по нему костяшками пальцев и спрятал обратно. Потом молча покрутил у виска пальцем. Такие разговоры в рейсе пилоты не приветствовали. На Земле еще кое–как, а в Тоннелях…
— Дурак ты, Капуста.
— Дурак, — не стал спорить Капустин. — Но ты мне, как вахтенный пилот, скажи — если заметишь что–то по курсу в Тоннеле, что делать будешь?
— Согласно инструкции, — угрюмо ответил Макс.
— Ага, значит, нажмешь кнопку оповещения, вызовешь всех наверх. Потом?
— Буду принимать меры.
— Во как? — обрадовался Капустин и повернул кресло обратно, чтобы видеть собеседника. — И сколько же у нас времени займет выход из Тоннеля? От начала торможения до возможности маневрирования в обычном пространстве?
Макс задумчиво посмотрел на пульт, наклонился и протер рукавом монитор.
— Молчишь, пилот? Правильно молчишь. Сто с лишним часов. Так что сиди и наслаждайся пустотой. — Капустин снова отвернулся.
Макс понимал, что инженер прав, но нельзя же было, в самом деле, оставить за ним последнее слово.
— А сколько тебе понадобится на восстановление генератора поля, если он выйдет из строя? — вкрадчивым голосом поинтересовался Макс. — Со времени аварийного отключения до возвращения его в режим?
Удар был ниже пояса. Это было и так понятно, что генератор, вышедший из строя в Тоннеле, ремонтировать никто не будет. Некому будет ремонтировать. И нечего. Что именно происходит с кораблем без поля в Тоннеле, понимали лишь несколько теоретиков. Для остальных было достаточно того, что корабля не станет.
— И я о том же, — сказал Капустин. — Мы здесь пассажиры. Я хоть могу контакты зачищать и освещение ремонтировать, а пилоты могут только таращиться в мониторы.
— Пассажиры… — Макс глянул на монитор. — И пассажиры, между прочим, третьего класса. Первый класс — вон там. Девочка та в первом классе, толстяк тот придурошный и сексуально озабоченный. Десять тысяч пассажиров первого класса, и семь штук — третьего.
— Плюс четыре наблюдателя, — напомнил Капустин.
— Это проблемы наблюдателей, — поднял палец Макс. — Они могли бы лететь с колонистами, получать все удовольствия и не занимать нашу кают–компанию под свое оборудование. И, кстати, о наблюдателях… Я мог бы еще любоваться феминой, если бы ты меня не торопил.
— Мог, — кивнул Капустин. — Но зачем? Полчаса на загар, потом она нырнет в бассейн, проплывет от стенки до стенки три раза, выберется на берег, вытрется–оденется и уйдет получать дополнительное образование. Что там она постигает? Медицину?
— Медицину.
— А в жилых отсеках камер наблюдения нет.
— Но целых полчаса… — Макс вздохнул, помолчал и неожиданно даже для себя сказал: — Я их ненавижу.
— Камеры наблюдения?
— Нет. Наших пассажиров первого класса.
— Честно?
— Честно.
— Хочешь об этом поговорить? — спросил Капустин с интонациями Марка Флейшмана. — Расслабься, успокойся и дай себе возможность выговориться…
— И нечего тут выговариваться, — голос Стояна от входа прозвучал резко, инженер и пилот вздрогнули и оглянулись на вход.
Руководитель группы наблюдения стоял на пороге и с доброй улыбкой рассматривал Макса и Капустина. Как подопытных мышек рассматривает добросовестный экспериментатор.
— Доброе утро, — сказал Макс.
— Доброе утро. — Стоян подошел к свободному креслу второго пилота и сел. — Значит, вы их тоже ненавидите.
— Что значит — тоже? Я их просто ненавижу.
— Даже ту самую фемину? — приподнял бровь Стоян.
— А подслушивать — нехорошо.
— А подглядывать?
— Вас я тоже ненавижу. Но поскольку вы вечно крутитесь рядом, то я могу однажды и не выдержать, — буркнул Макс. — Вам оно нужно?
— Почему нет? Вы броситесь на меня в драку, я вам надаю в ответ. Вы ведь пренебрегаете тренажерами, господин первый пилот. А я — нет. Это не считая того, что я с десяти лет занимаюсь боксом…
— А кто сказал про драку? — вмешался Капустин. — В таких тесных и теплых компаниях, как наша, лучше поддерживать хотя бы видимость хороших отношений. Один мой знакомый рассказывал, что три месяца полета с удовольствием плевал в тарелку напарника.
— И тот не заметил? — спросил Стоян.
— Но ты же не заметил! — Макс довольно засмеялся, Капустин подхватил.
Они даже хлопнули друг друга по рукам — все–таки стоило столько времени удерживать в себе старый розыгрыш, чтобы вполне удачно его применить. Жаль, что без зрителей, но тут лучше было не перегибать — прилюдного унижения Стоян мог и не простить. Были прецеденты.
— Смешно, — скучным голосом сказал Стоян. — Старо, но смешно. Но, возвращаясь к вашей ненависти…
— К вам?
— К пассажирам. Вы, Максим, только что сказали…
— Я знаю, что сказал.
— А на прошлой неделе нечто подобное заявил техник Бронислав Синицкий, ремонтируя вышедший из строя душ. А месяц назад, приблизительно, естественно, в негативном отношении к пассажирам признался Карл Холек в разговоре с Мусой Джафаровым, и что показательно, тот не возражал. Вот как вы, Илья, — Стоян вежливо наклонил голову в сторону Капустина. — Таким образом, пока только Ян Хофман, уважаемый командир транспортного корабля «Ковчег», не был замечен в негативе по отношению к колонистам. Мы с Флейшманом прикинули, что это он просто более скрытен, чем остальные члены экипажа.
Стоян сделал паузу, давая возможность собеседникам осознать всю глубину оскорбления. Макс кашлянул. Капустин запустил тестовую программу и стал внимательно смотреть на диаграмму.
Руководитель наблюдателей ждал, подперев щеку указательным пальцем. И делал это так выразительно, что Макс просто физически ощущал, как ожидание начинает душить. Краем глаза он посмотрел на инженера, рука того была сжата в кулак так, что костяшки пальцев побелели.
— Итак, — Стоян улыбнулся. — Вы ненавидите пассажиров. Почему?
— Пошел ты, — пробормотал Макс.
— Нет, я могу и пойти, но вы же сами прекрасно знаете, что согласно инструкции я имею право потребовать у командира внеочередного обследования любого из членов экипажа. Недельки мне вполне хватит, — улыбка Стояна стала приторной. — Будем обследовать или вот так, просто поболтаем?
— Поболтаем.
— Вот и славно. Илья тоже примет участие.
— Прям горю от нетерпения, — сказал Капустин.
— Тем более. Итак, почему вы ненавидите колонистов?
— А я этого и не говорил, — возразил Капустин.
— Не говорили. Но ведь ненавидите?
Капустин помолчал.
— Отвечайте, Илья! — потребовал Стоян. — Ненавидите?
— Ну… возможно, не так категорично, но… — Капустин посмотрел на Макса. — Да, ненавижу, если вам нужна именно эта формулировка.
— Так и запишем — ненавидит, — Стоян достал из нагрудного кармана таблетку инфоблока и прилепил ее на край пульта. — Итак, сейчас девять часов пятнадцать минут по корабельному времени. Блиц–конференция с участием первого пилота и инженера. Пометка — в досье и в общую базу. Дополнительная настройка — голосовой анализ. Марк, вы меня слышите?
— Слышу, — ответила таблетка голосом Флейшмана. — Предварительный диалог отфильтрован, уровень искренности по шкале…
— Достаточно, Марк, мы начинаем. — Стоян закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук на колене. — Вопрос тот же — почему?
— Ну… — сказал Макс.
— Хорошо, — одобрил Стоян и посмотрел на инженера. — Вы пока согласны с приятелем?
— Абсолютно.
— Продолжаем. Да смелее, что вы как девственница на первом свидании… Есть вы, заслуженный пилот Максим Коломиец, профессионал, совершивший уже семь дальних рейсов по Тоннелю, повидавший многое. И есть десять тысяч людей, которые вам лично ничего плохого не сделали, которые покинули Землю навсегда, чтобы осуществлять экспансию человечества на звезды. Вы даже ни с кем из них не знакомы лично. Так, подсматривание, не больше… — Стоян говорил, не отрывая взгляда от лица Макса. — То есть, как люди, они не могли вызвать у вас таких отрицательных эмоций. Вас раздражает что–то в их нынешнем статусе? Или вам не нравится мысль, что люди покинули родную планету? Вы тайный сторонник движения антиспермистов?
— Кого?
— Тех, кто считает, что занимать планеты, которые могут стать колыбелями собственной жизни — неэтично, — пояснил Стоян. — Не слышали?
— В первый раз.
— Напрасно. Это очень интересно и поучительно. Но о катастрофе в Доках вы наверняка слышали?
— Да, — сказал Капустин.
Естественно, он слышал. Во время взрыва и пожара погибло более полусотни человек и три корабля были изуродованы.
— Это была акция боевого крыла антиспермистов. С некоторыми из них я работал, очень интересно. Такое забавное извращение логики… Но мы не об этом. Вы не антиспермисты. Тогда что вас беспокоит?
— Меня беспокоит душ, — чувствуя, что закипает, сказал Макс. — Меня беспокоит, что мы стоим в очереди, чтобы помыться, когда они плещутся в бассейнах…
— Тоже по графику, — напомнил Стоян. — И два раза в неделю.
— Два раза в неделю! — чуть повысил голос Макс и посмотрел на инфоблок. — Их питание…
— Что–то не так с их питанием?
— С их питанием как раз все в порядке. Оранжереи, фермы — тут у них все нормально. У нас…