— Скоро. Оракул говорит только: скоро.
Какая–то невинность в ней открыла его сердце. Невозможно, он слышал самого себя, и он рыдал.
— Натира, Натира, если б ты только знала, как я нуждался в будущем!
— Ты был одинок, — сказала она, подняла бокал и поднесла к его губам. — Оно позади, твое одиночество. Ты больше не будешь одинок.
Он допил и отставил бокал.
— Натира… я кос–что должен сказать тебе…
— Шшшш… не нужно ничего говорить.
— Нет, я должен.
Она убрала руку, которую положила на его губы.
— Тогда скажи, если в этом такая уж сильная необходимость.
— Я болен, — сказал он. — У меня болезнь, которую невозможно излечить. У меня только один год жизни, Натира.
Темные глаза не дрогнули.
— Год может стать целой жизнью, Мак–Кой.
— Это вся моя жизнь.
— Пока я не увидела тебя, в моем сердце была пустота. Оно просто поддерживало мою жизнь — и все. Сейчас оно поет. Я благодарна тебе за чувство, которое ты заставил его пережить, хотя бы оно продлилось один день — один месяц — один год — какое бы время ни отвел нам Создатель.
Он обнял ее.
Кирк и Спок ловили на себе любопытные взгляды, проходя по коридору корабля–астероида. Чем больше людей они встречали, тем яснее становилось, что те не имеют представления об истиной природе своего мира. Спок сказал:
— Кто бы ни построил этот корабль, он дал им религию, которая ограничила их любопытство.
— Судя по примеру того старика, любопытство здесь подавляется довольно прямолинейно, — заметил Кирк. Они достигли портала комнаты Оракула. Изображая небрежный интерес к резным колоннам, Спок внимательно осматривал их. — Да, — сказал он, — это письменность фабриниан. Я могу ее прочесть.
— Фабрина? — переспросил Кирк. — Это солнце Фабрины стало Сверхновой и разрушило свои планеты?
— Да, капитан. Ближе к концу они жили под землей, как эти люди.
— Возможно, некоторых из них посадили в этот корабль и отправили на другую планету.
Кирк посмотрел в оба конца коридора. Он был почти пуст.
— А это их потомки.
Теперь они были одни в пустом коридоре. Кирк безуспешно попробовал открыть двери в комнату Оракула. Спок нажал секретный механизм в одной из колонн. Внутри они распластались по стене. Дверь за ними закрылась. Ничего не произошло. Кирк тихим голосом сказал:
— Кажется, Оракул не знает, что мы здесь. Что предупредило его в первый раз?
Спок сделал несколько шагов к центральному возвышению.
— Капитан, этот невоспитанный Оракул ожил, когда Натира преклонила колени на этой платформе.
Кирк взошел на платформу и осторожно обошел ее кругом. Опять ничего не произошло.
— Мистер Спок, продолжайте искать. Ключ к контролирующему центру должен быть где–то здесь.
Но внимание Спока привлекла настенная резьба.
— Еще письмена, — сообщил он. — В них ничего, что могло бы навести на мысль, что это не планета. И также несомненно, что строители корабля должны считаться богами.
Кирк обнаружил каменный монолит, вставленный в нишу. В нем был вырезан узор солнца и планет. Спок присоединился к нему.
— Восемь планет, капитан. Восемь. Это было число солнечной системы Фабрины.
— Значит, нет сомнений, что этот Народ — потомки фабриниан?
— Абсолютно, сэр. И нет сомнений, что они были в полете на этом астероиде в течение 10000 лет.
В этот момент послышался звук открывающейся двери. Они быстро скользнули за монолит. Кирк осторожно выглянул из–за него и увидел Натиру, одну, идущую через комнату к платформе. Она преклонила колени. Как и до того, с алтаря разлился свет.
— Говори, — сказал Оракул.
— Это я, Натира.
— Говори.
— Написано, что только Высшая Жрица Народа может выбирать себе друга.
— Так написано.
— Для остального Народа выбор пары и рождение детей дозволены лишь по воле Создателя.
— По необходимости. Наш мир мал.
— Среди нас трое чужаков… среди них один зовется Мак–Кой. Я хочу, чтобы он остался с Народом — как мой друг.
Кирк беззвучно присвистнул. Боунс точно не терял времени даром. Спок приподнял бровь, взглянув на Кирка.
— Этот чужак согласен на это? — спросил Оракул.
— Я спросила его. Он еще не дал мне ответа.
— Он должен стать одним из Народа. Он должен поклоняться Создателю и согласиться на установку инструмента послушания.
— Ему будет сказано, что должно сделать.
— Если он согласится на все, это дозволено. Научи его нашим законам, чтобы он не совершил ни святотатства, ни оскорбления Народа или Создателя.
— Будет, как ты говоришь, о мудрейший.
Натира поднялась, дважды поклонилась, отступила от алтаря и пошла к двери. Кирк, глядя на нее, забылся и рукавом провел по узору монолита. Комната заполнилась высоким дребезжащим воем. Натира круто развернулась у дверей. Вой сменился ослепительным белым светом. Он сфокусировался на Кирке и Споке. Они окаменели, не в силах пошевелиться.
Натира поспешила к алтарю.
— Кто те, кто проник сюда? — потребовал раскатистый голос.
— Двое чужаков.
— Мак–Кой один из них?
— Нет.
— Эти двое совершили святотатство. Ты знаешь, что должна делать.
— Я знаю.
В комнату вбежали охранники. Свет, сковывавший Кирка и Спока, погас, оставив после себя дрожь в теле. Натира указала на них.
— Взять их.
Когда их скрутили, она подошла к ним.
— Это было очень глупо. Вы злоупотребили нашим гостеприимством. И вы совершили более серьезный грех — грех, для которого существует только одно наказание — смерть!
Натира спокойно вытерпела взрыв ярости Мак–Коя. Когда он перестал ходить кругами по ее комнате, она сказала — уже в третий раз:
— Они вошли в комнату Оракула.
— Но почему наказание за это — смерть? — воскликнул он. — Они поступили так по незнанию.
— Они сказали, что пришли с дружбой. Они предали наше доверие. Другого решения я принять не могу.
Он повернулся, чтобы видеть ее лицо.
— Натира, ты должна позволить им вернуться на корабль!
— Я не могу.
— Ради меня, — сказал он и притянул ее с кушетки в свои объятия. — Я принял решение. Я остаюсь с тобой, здесь, на Йонаде.
Она прижалась к нему с радостью облегчения. Мак–Кой прошептал в ее ухо, оказавшееся рядом со своей щекой:
— То, что они сделали, они сделали потому, что считали это нужным. Ты не пожалеешь о том, что отпустила их. Я счастлив впервые в жизни. Как я могу быть счастливым, зная, что ты обрекла на смерть моих друзей.
Она подняла лицо для поцелуя.
— Пусть будет так. Я подарю тебе их жизни, чтобы показать, как я люблю тебя.
— Мое сердце поет, — сказал Мак–Кой. — Позволь мкс сказать им. Им нужны их приборы связи, чтобы вернуться.
— Хорошо, Мак–Кой. Все будет, как ты скажешь.
Он оставил ее и вышел в коридор, где под охраной ждали Кирк и Спок. Он кивнул охранникам. Когда те исчезли в глубине коридора, он отдал Кирку коммуникаторы. Кирк передал один Споку.
— А где твой? — спросил он. — Ты ведь едешь с нами?
— Нет, — ответил Мак–Кой.
— Но это не планета, Боунс! Это корабль, который идет курсом на столкновение с Дараном‑5.
— Джим, я вроде бы сам иду курсом на столкновение.
— Я приказываю вам вернуться на корабль, доктор Мак–Кой!
— А я отказываюсь! Я собираюсь остаться прямо здесь — на этом корабле. Натира попросила меня остаться. Так что я останусь.
— В качестве ее мужа?
— Да. Я люблю ее. — В его глазах стояли слезы. — Разве я слишком многого прошу, Джим, — разрешить мне любить.
— Нет. — Кирк расправил плечи. — Но она знает… сколько вы будете вместе?
— Да. Я сказал ей.
— Боунс, если курс этого корабля не изменится, мы будем вынуждены взорвать его.
— Я найду способ — или… вы не уничтожите Йонаду и этих людей.
Кирк покачал головой.
— Это непохоже на тебя — неожиданно сбегать, сдаваться, не драться больше. Ты болен — и ты прячешься за женской юбкой.
Мак–Кой выбросил кулак, и от удара в подбородок Кирк закачался. Спок поддержал его. Мак–Кой кричал:
— Болен? Не дерусь больше? Давай, капитан, попробуй–ка снова!
Очень мрачно Спок заметил:
— Такое поведение очень нехарактерно для вас, доктор.
Кирк включил коммуникатор.
— Кирк вызывает «Энтерпрайз». Ответьте, «Энтерпрайз».
— Скотти слушает, капитан.
— Засеки наши сигналы. Немедленно поднимай меня и мистера Спока на борт.
— А как же доктор Мак–Кой?
Да, в самом деле, как же доктор Мак–Кой? Он посмотрел на своего друга.
— Он остается, мистер Скотти. Отбой.
Спок подошел к Кирку, открывая свой коммуникатор. Мак–Кой отступил. Они вспыхнули искрами — и исчезли. Мак–Кой яростно потер рукавом затуманенные слезами глаза.
Обычай требовал, чтобы он стоял перед Оракулом один.
Оракул говорил.
— Чтобы ты стал одним из людей Йонады, частью твоей плоти должен стать инструмент послушания. Ты даешь свое согласие?
Натира выступила вперед. Она потянулась через алтарь и открыла маленький ящичек.
— Я даю свое согласие, — сказал Мак–Кой. Когда она достала из ящичка миниатюрный прибор, ее темные глаза встретились с его глазами, и в ее взгляде была чистая любовь.
— Скажи сейчас, Мак–Кой, — сказала она. — Потому что раз это сделано, то сделано.
— Пусть это будет сделано.
Она подошла к нему. Прижав устройство к его виску, она включила его. Послышалось шипение. В его голове раздалось гудение. Инстинктивно его рука поднялась к месту, где был прибор.
— Теперь ты един с моим Народом, — сказала она. — Преклони колена со мной.
Он взял ее за руку. Она произнесла:
— Здесь я отдаю тебе любовь, которую ты хотел, и обещаю украсить твою жизнь.
— Теперь мы один ум, — сказал он.
— Одно сердце.
— Одна жизнь.
— Мы вместе построим новый мир обетованный, о самый мудрый и совершенный. — Они поднялись. Она потянулась к нему, и он поцеловал ее.
Оракул произнес:
— Научи его тому, что он должен знать как один из Народа.