Пыхтя и потея под теплозащитной накидкой и аккуратно переползая с тяжелой винтовкой, уже привычно лежавшей на сгибах локтей, капитан Михаил Долин размышлял, сможет ли он поразить хотя бы одну цель? Времени им отведено мало, всего около минуты, а это в лучшем случае – три выстрела. Впрочем, если не повезет, то они даже одного могут не сделать. «Дружеский огонь» – это такая сволочная вещь, что не делит своих и чужих, а косит всех без разбора. А полтора километра – слишком мало для гарантий безопасности. Да ну и черт с ней. Живы будем – не помрем.
На базе «Борогоза» царила деловая суета. Персонал готовил к вылету все четыре атмосферно-космических истребителя. Операция рутинная, за полгода ее проводили столько раз, что отработали до уровня рефлексов. Но сейчас – особый случай, боевой вылет. Поэтому все, даже самые обычные операции, вроде проверки давления в системе, приобрели особое значение. Не слышно шуток или веселых пикировок, все разговоры – тихие и исключительно по делу, лица пилотов и техников серьезны и сосредоточенны.
Лейтенант Павел Александров сидел в «Инсургенте» и смотрел на часы. До времени начала операции оставалось всего три часа. Или целых три часа – это как посмотреть. Нервная дрожь пришла и ушла, оставив после себя странную усталость и отрешенность. Сидящий рядом наводчик рассматривал прицельный комплекс, сосредоточенно морща лоб и что-то проговаривая про себя. Скорее всего, повторял основные этапы подготовки к включению. Или ручной ввод поправок. Или переход на ручное управление для открытия огня по поверхности.
С «Инсургентом» им не повезло. Хотя на Заимке было довольно много людей, которые имели солидный опыт военной службы и боевых действий, ни один из них не служил на этой машине. И новый экипаж танка был вынужден учиться сам, только по бумажным наставлениям. А это совсем не то, что учиться у инструктора. Хотя у них вроде бы все получалось, а на практических стрельбах они довольно легко сбили летящую мишень (капитан Киллеан со слезами и зубовным скрежетом выделил для этого несколько БПЛА), неуверенность осталась.
Капитан Киллеан утер пот со лба и откинулся на спинку кресла. Только с трудом удержавшись от падения на спину, он вспомнил, что кресло осталось на базе. Здесь в качестве стула, да и стола тоже, выступали ящики из-под оборудования. Неудобные и жесткие. Зато в пункте слежения не было ничего лишнего. Все эти столы, стулья, кресла – лишний груз и объем, который занимает полезное место и требует дополнительного внимания и времени. А им всем, возможно, придется удирать отсюда очень быстро, на счету будет каждая секунда, и это дополнительное время может оказаться той самой соломинкой, что сломает хребет верблюда.
Александр Смоллетт сидел внутри своего робота и от нечего делать размышлял о поведении Вэнса. Вспоминая разговор с Сергеем, который проходил еще на Земле, он понимал, что ничего странного тут нет. И требование Вэнса разбить и развести их пару с Савенковым, и его позиция чуть сзади всех – все это было логично. И что их расстрел в спину двух отморозков, хотя и был понят и оправдан, все равно лег черным пятном на их репутацию. Но все равно – голова говорила одно, а сердце жгла обида. Какая-то детская и наивная, но все равно обида. Они же все сделали правильно! В голову пришла пословица, которую он услышал как-то на Земле: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Тогда он никак не мог понять, какой смысл они вкладывали в это изречение. Теперь он понял его и поразился его точности, законченности и лаконичности. Похожие изречения он слышал и во Внутренней Сфере, но это ему показалось наиболее точным.
Сэм сидела, свесив ноги из открытого люка кокпита своего нового робота – «Грифа», и смотрела, как около ног робота копошатся техники. Что они делают, она примерно понимала и смотрела с интересом. Ее робот стоял на коленях за какой-то скалой, прикрытый несколькими слоями разного покрытия. Первой была маскировочная сеть, накрывавшая не только машину, но еще и изрядную площадь вокруг нее, позволяя техникам работать, не опасаясь засветиться для наблюдателей с орбиты. Второй – многослойная теплоизолирующая накидка. Она позволяла теоретически провести запуск реактора незаметно для сенсоров других роботов и истребителей. Тепловые и радиационные выбросы на какое-то время поглощались и отражались, но ценой этого становился рост температуры внутри самого робота. Несколько минут сидения под этой накидкой приводили к перегреву и автоматическому отключению, и тут важно поймать нужный момент для запуска реактора и выхода из-под накидки. Роль третьего слоя выполняла тщательно заземленная металлическая сетка. Они гасила почти все электромагнитное излучение шагающей машины. А также излучение, идущее снаружи.
Минусом такого «бутерброда» стала полная оторванность робота от окружающего мира. Ни один сенсор не работал. Что-то можно было понять по данным с сейсмических датчиков, но на «Грифе» они отсутствовали. Эти датчики считались дополнительным оборудованием, и устанавливать их или нет – решал пилот. Поэтому единственным каналом связи оставалась проводная связь, а единственным средством слежения за окружающей обстановкой – выносная видеокамера, прикрепленная где-то на скале и соединенная с роботом тонким кабелем. Заряда аккумуляторов хватало для нормальной работы одного экрана, но толку от этого – чуть. Экран показывал ночь. Ни инфракрасного, ни ультрафиолетового режима камера не имела. Вторым минусом такой маскировки стала сложность выхода из-под нее. Когда на машине накручено столько всего, есть риск (и не малый!) намотать на себя что-нибудь и превратиться в отличную мишень – слепую и неподвижную. А снять с робота ту же маскировочную сеть, если она зацепится за что-то, очень сложно. На освобождение уйдет драгоценное время. А может, и невозможно, тогда грозный шагающий механизм будет напоминать здоровый кусок камня, который непонятно зачем оторвался от материнской скалы и бегает по окрестностям. Про прочее даже не хотелось думать. Если маскировочная сеть почти не мешала работе сенсоров, а просто болталась под ногами, мешая ходить, то тепловая накидка или металлическая сеть заглушала некоторые сенсоры «насмерть». Воевать без радара или тепловизора можно, но очень сложно и неприятно. Поэтому всю эту маскировку снимать должны были несколько техников. И Сэм внимательно смотрела, как они проверяли тяги и пиропатроны, которые должны сдернуть все эти покрывала.
Итиро Судзуки усталым движением поднял руки и помассировал глаза. Почти двое суток без сна давали о себе знать. Все это время он показывал пример силы духа нихондзина, был неизменно улыбчив и бодр. Но сейчас, когда вокруг не видно ни одного гайдзина, он мог на несколько секунд побыть самим собой. А он очень устал. И это – не физическая усталость. Ее он научился преодолевать еще в детстве. Когда у тебя дед – один из наиболее уважаемых мастеров дзю-дзюцу, то и от его потомков ожидают многого. И с самого рождения его упорно готовили к тому, чтобы он не стал просто тенью своего великого предка, а тем, кто превзойдет его мастерство и тем самым поднимет уважение к своему роду на еще одну ступень. Однако он сумел отстоять свое право на свободу и после школы устроился в университет. Как ни странно, дед его поддержал и прикрыл от излишне резких порывов родственников. Итиро старался учиться и работать так, чтобы дед им гордился. И дед гордился и ставил его в пример и своим родственникам, и своим многочисленным ученикам.
Но сейчас его тяготило другое. Все расчеты были много раз проверены и перепроверены, положение зарядов – выверено до миллиметра. Все, что можно, прикрыто от последствий взрывов, но сердце все равно разъедали сомнения. Все ли он предусмотрел? Не окажутся ли заряды слишком слабыми и сработают без толку? Или наоборот – слишком мощными, и другу достанется больше, чем врагу? В любом случае и он, и вся Страна восходящего солнца будут опозорены. Если свой позор он еще сможет смыть своей кровью, то позор со страны не смыть уже ничем. И уже в который раз Итиро сел за расчеты, проверяя каждую цифру и запятую. Время пока есть, а тратить время без толку он отучился уже давно.
Фредерик Грегерсон смотрел на лежащее перед ним сообщение и думал о том, кто на планете дурак и кто умный. И кто из них он сам. Когда его разбудили среди ночи и сказали о том, что на «Гепард» пришло внеочередное сообщение от «друга» с пометкой «Срочно!», он сначала решил, что «друга» раскрыли. А прочитав сообщение – что его раскрыли уже давно и он начал пересылать откровенную дезу. Какое нападение? Откуда? Чем? Посмотрев на карту и прикинув время и силы, он замер в недоумении. Они бы еще от развалин Михайловска маршем пошли, с оркестром и песнями! Получалось не нападение, а «камикадзе-блюз». В шесть утра восемь роботов бодрым маршем выходят из долины за полсотни километров от цели, потом час незаметно крадутся к первому блокпосту, а затем резко атакуют его со всех сторон. План был рассчитан на идиотов. Или на тех, кто его передаст и засветится, или на того, кто его прочитает и решит упредить эту атаку.
Правда, если глянуть на оснащение атакующих, то можно сделать вывод, что для огневого налета на блокпост оно вполне годится. Тихо подойти, отстреляться и быстро уйти – вполне себе реальный план. Особенно если предусмотрен способ отсечь или задержать погоню и есть несколько путей к отступлению. А «они» могут такое придумать и изобрести какую-нибудь гадость для преследователей. Недавний налет показал высокий уровень мастерства бойцов, определенную долю здоровой наглости и дерзости, а также хорошую фантазию организаторов операции. А с учетом странности и расплывчатости плана атаковать они могут в итоге любой из блокпостов. И в любое время. Или вообще ничего не атаковать, а затеять все это только для выявления «крота» в штабе. План имел несколько слоев, и каждый из них противоречил другому. То, что на первый взгляд не имело смысла, на второй становилось вполне логичным; что казалось полным идиотизмом, могло стать гениальным шагом; откровенно провальная тактика вдруг превращалась в выигрышную. Сам план задействовал сразу несколько уровней и решал несколько разных задач. И какой уровень считать истинным? Что Мазур хочет сделать? Атаковать блокпост? Заставить противника, то есть – нас, дергаться, а под шумок провернуть что-то другое? Или просто выявить стукача? Фредерик проникся невольным уважением к автору этого плана. Хорошо же кто-то сумел всех заморочить! А решать, что делать, все равно надо. И Фредерик стал думать.