Торнтон покачал головой. Все-таки это не объясняло всего, по-прежнему оставалось много вопросов, не имеющих ответов. Но, вполне возможно, фон Остен прав. Что делать в таком случае? Выстрел из атомного ружья уничтожит всех рорванцев в лагере. Может, одного оставить и выпытать у него все? Диктаторы научили человечество, как добывать сведения у существа, способного испытывать боль. Сообщение по радио, быстрое возвращение в лагерь, эвакуация всего персонала на «Хадсон» и отступление в глубокий космос. А что дальше? Троэс по-прежнему останется загадкой. Я не смогу увидеть, как солнечный патруль совершает карательную экспедицию, однако она произойдет. Нельзя от нее отказаться, иначе в один прекрасный день рорванцы обрушатся с неба на Землю.
Эвери будет взывать к небесам, заявляя, что это было неспровоцированное убийство. Он, несомненно, обвинит их в уголовном преступлении, когда они вернутся в систему. Лоренцен, хотя и неохотно, поддержит его. Гуммус-луджиль займет неопределенную позицию… А как Гамильтон? Капитан может заковать их и оставить в качестве наказания здесь: никакие чувства не останавливали его при выполнении долга, как он его понимал.
У меня тоже есть долг! О Господи, как тяжек путь!
Может, лучше не останавливаться перед мятежом и уничтожить всех людей, кто не поддержит его? А это, несомненно, будет означать суд по возвращении в систему, тюрьму и психическое изменение структуры мозга… Жена и дети Торнтона будут плакать одни в своем доме на Марсе и с еще большей гордостью держаться перед соседями.
Но рорванцы не люди. Лоучианские священники сомневаются, есть ли у чужаков душа. Во всяком случае, они язычники… Торнтон знал, какую мучительную борьбу с собой ему придется выдержать до того, как он примет решение. Но он также знал, что решение обязательно будет…
— Вон! Смотрите туда!
Услышав шепот фон Остена, Торнтон поднял полевой бинокль. Высоко над головами, перегнувшись через край обрыва, на них смотрела рогатая голова — добыча!
Два выстрела раздались одновременно. Животное вскрикнуло и исчезло. Торнтон отчаянно бросился бежать, перепрыгивая через камни и балансируя на краю обрыва. Ледяной воздух обжигал легкие. Торнтон знал, что должен схватить животное, прежде чем оно упадет.
Верхний край обрыва зависал над ними. Торнтон карабкался, цепляясь за скалы. Фон Остен шумно дышал рядом, выискивая точки опоры. Все равно что взбираться на высокий забор. Они достигли вершины.
И провалились!
Это произошло слишком быстро. Торнтон не понял, что случилось. Он ощутил лишь падение, что-то острое скользнуло по спине и рассекло кожу. Свист воздуха и скрежет скал в ушах, затем грохот и тьма.
Долгое время, приходя в себя, Торнтон ощущал лишь боль. Потом зрение прояснилось, и он сел, схватившись за раскалывающуюся голову.
— Фон Остен, — простонал он.
Немец был уже на ногах. Он выглядел встревоженным.
— Все в порядке? — спросил он. Тон был небрежным. Фон Остен уже осмотрел марсианина, пока тот был без сознания, и не нашел серьезных повреждений.
Торнтон ощупал себя. На спине тянулась длинная царапина, голова болела, из носа шла кровь, на теле было множество синяков, но сколько — он не мог сосчитать.
— Да, со мной все нормально.
Фон Остен помог ему встать.
— Проклятие витает над этой планетой, — сказал он. — Здесь все убивает людей. Кажется, мы попались.
Торнтон осмотрелся. Склон, по которому они взбирались, был внешней стороной ямы диаметром в шесть метров и глубиной в четыре. Застреленное ими животное находилось на противоположной стороне, а они, к несчастью, угодили в яму. Стены были почти отвесными, сглаженные за столетия ветрами, а маленькое отверстие на дне ямы, очевидно, служило для отвода воды.
Торнтон обошел яму, осматривая края ловушки. Фон Остен, пострадавший меньше, предпринял несколько яростных попыток взобраться наверх, но в конце концов вынужден был от них отказаться. Без инструментов и оборудования ничего нельзя было сделать.
— Еще два очка в пользу рорванцев, — хрипло проговорил он.
— Но они не могли знать…
— Они привели нас в этот опасный край. У них всегда есть шансы заманить нас в ловушку. Боже небесный! — фон Остен погрозил кулаком небу.
— Не упоминайте имя Господне всуе, — Торнтон опустился на колени и стал молиться. Он не просил о помощи — все в воле Господней. Окончив молитву, он почувствовал себя спокойнее.
— Остальные будут искать нас, когда мы не вернемся к вечеру, — сказал он. — Они приблизительно знают, куда мы пошли.
— Да, но эта чертова территория слишком обширна, а долго мы на таком холоде не продержимся.
— Фон Остен вздрогнул и обхватил себя руками.
— Мы можем время от времени стрелять, — предложил Торнтон. — Возможно, удастся вызвать снежный обвал. Однако пока стрелять не нужно, все равно в ближайшие часы искать нас не будут. А сейчас разорвите, пожалуйста, пакет первой помощи и перевяжите мне спину.
После этого им оставалось только ждать.
Когда зашло голубое солнце, стало холоднее. Тени начали заполнять яму, воздух сделался похожим на густую жидкость. Внизу ветра не было, но люди слышали его тонкий свист над ямой. Они пытались двигаться, чтобы согреться, но не было сил. После второго солнечного захода они прижались друг к другу в бездне тьмы под резким, холодным светом звезд. Время от времени они начинали дремать, но просыпались от дрожи. Они были почти без сознания, но время тянулось ужасно медленно, всю ночь их преследовали галлюцинации. Однажды Торнтону послышалось, что кто-то зовет его, и он мгновенно проснулся. Голос звучал глухо где-то внизу, он обвинял марсианина в грехах, и Торнтон понял, что это не те, кто их разыскивает.
Кончилась долгая ночь. Когда первые лучи света озарили узкий клочок неба над головой, они удивились, что до сих пор живы.
Вновь и вновь брали они в окоченелые руки ружья и стреляли в воздух. Эхо отдавалось вокруг. Торнтон с усилием припоминал топографию окружающей местности… Трудно было об этом думать, но он понял, что окружающие скалы не позволяют звуку распространяться далеко. Их никогда не найдут. Их кости будут лежать здесь, пока двойная звезда не превратится в пепел.
Взошло первое солнце. Они не видели его, однако оно растопило ночной иней, дюжина холодных ручейков побежала в яму. Фон Остен оттирал замороженный палец, стараясь вернуть его к жизни. Торнтон хотел помолиться, но слова молитвы не шли на ум, словно Бог проклял и забыл его.
Солнечный свет уже озарял всю яму, когда появились рорванцы. Торнтон увидел, как они смотрят на него через край ямы. Вначале он не узнал их — сознание было затуманено. Затем пришло понимание, и он с усилием очнулся от забвения.
Фон Остен выкрикнул проклятие и схватился за оружие:
— Собаки-ублюдки!..
Торнтон вовремя выбил у него из рук ружье.
— Идиот! Они пришли нас спасать.
— Неужели? Они пришли посмотреть, как мы умираем!
— Чего вы добьетесь, стреляя в них? Отдайте мне ружья, дьявол!
Они вяло боролись. Три рорванца, стоя на краю ямы, смотрели на них. Ветер раздувал их мех, но лица-маски были совершенно невыразительны. Рорванцы молчали.
Торнтон отобрал у немца ружья и глянул наверх. Чужаков уже не было. Холодная рука сжала сердце.
Так просто, так легко. Если рорванцы хотят всех перебить, они уже их убили. Они просто скажут всем, что не нашли и следа пропавших.
Так просто, так легко… Торнтон почувствовал, Что мысли путаются.
— Великий Боже, — прошептал он сквозь зубы, — уничтожь их. Смети их с лица земли.
А что-то в глубине души безумно хохотало и кричало, что Бог устал от людей, что рорванцы — новый избранный народ, они изгонят грешное человечество прямо в ад.
Торнтон почувствовал в себе смерть, он был обречен замерзнуть и умереть здесь, в тридцати тысячах световых лет от дома. Бог отвернул лицо от Джоаба Торнтона. Он склонил голову, чувствуя на глазах слезы.
— Да будет воля твоя…
Вновь появились рорванцы, на сей раз с веревкой. Они обернули веревку вокруг одного и начали спускать его в яму, чтобы спасти землян.
Глава тринадцатая
Тропа заканчивалась крутым спуском, скалы обрывались к сверкающему далеко внизу морю. Это напоминало Лоренцену часть калифорнийского побережья — суровая красота гор, травы, кустов и низкие темнолистные деревья по склонам. Широкий белый берег внизу… Но здешние горы выше и круче. Лоренцен вспомнил слова Фернандеса о том, что ледниковый период на Троэсе наступил вслед за недавним периодом тектонической активности. Вероятно, огромный спутник делает здесь процесс диастрофизма более быстрым, чем на Земле. Лоренцен подумал о маленьком геологе и его могиле. Они потеряли милого Мигеля.
Хорошо, что спасены Торнтон и фон Остен. Лоренцен вспомнил долгий разговор, который произошел у него с марсианином после этого события. Торнтон рассказывал о своих планах короткими, отрывистыми фразами, чувствуя внутреннюю необходимость убедить себя. Он признал, что был неправ. Если рорванцы замышляли убийство, то почему спасли его? Лоренцен никому не говорил об этом разговоре, но добавил к своему списку еще один вопрос.
Фон Остен по-прежнему враждебно относился к чужакам, но старался не проявлять этого. Торнтон, потрясенный происшедшим, ударился в другую крайность — теперь он доверял рорванцам не меньше Эвери. Марсианин размышлял над теологической проблемой: имеют ли рорванцы душу? Гуммус-луджиль бодро и святотатственно ругал бесконечное путешествие. Лоренцен чувствовал себя в эти дни очень одиноким.
Он делал успехи в языке. Он уже мог следить за разговором Эвери и Джугау и убедился, что это были вовсе не уроки. Психолог, неопределенно улыбаясь, ответил на его вопросы с легкостью, которая заставила Джона Лоренцена заикаться и говорить бессвязно. Да, конечно, он уже хорошо овладел языком, и рорванец рассказывал ему всякие интересные подробности о своей расе. Нет, он не хотел бы терять время и учить Лоренцена тому, что знает сам: позже, Джон, позже, когда мы будем посвободнее.