«…Мудрость выше силы, однако бедная человеческая мудрость презирается, словно ее не слышат. Слова мудреца выше крика того, кто правит неразумными. Мудрость сильнее оружия войны, но один грешник может уничтожить множество добрых поступков».
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ЭКИПАЖ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ «ГЕНРИ ХАДСОН»:
Кемаль Гуммус-луджиль — ракетный инженер, турок.
Джон Лоренцен — астроном с Луны.
Эдвард Эвери — психолог из Северной Америки.
Джоаб Торнтон — физик с Марса.
Тицус Хидаки — химик-органик из Маньчжурии.
Фридрих фон Остен — солдат-наемник, немец.
Мигель Фернандес — геолог, уругваец.
ЧУЖАКИ С «РОРБАНА»:
Силиш
Янусарран
Аласву
Джугау
Глава первая
Где-то щелкали реле, где-то бормотал про себя робот. Тревожные сигналы, постепенно раскаляясь, дошли до гневно-красного цвета, и сирена завела свой идиотский рев.
— Прочь отсюда!
Три техника бросили свои занятия и в поисках точки опоры уцепились за ближайшую стену. Пульт управления был красным ковром. Лишенные веса тела техников потянулись через заполненный гулом сирены воздух к двери.
— Убирайтесь, вы!..
Они выскочили раньше, чем Кемаль Гуммус-луджиль замолчал. Он сплюнул им вслед, ухватился за кольцо в стене и подтянулся к пульту.
РАДИАЦИЯ, РАДИАЦИЯ, РАДИАЦИЯ — завывала сирена. Радиация достаточно сильная, чтобы пробить защиту, ионизировать воздух в машинном отделении и заставить контрольные приборы сходить с ума. Причем она все усиливалась — Гуммус-луджиль был достаточно близко к измерительным приборам, чтобы прочесть их показания. Интенсивность излучения нарастала, но он пока мог оставаться тут без особой опасности.
Почему его обременили командовать слабоумными трусами, которые так суеверны насчет гамма-лучей, что, проходя мимо конвертора, бросали на него трепещущие взгляды?
Выставив вперед руки, он остановил свободное падение кончиками пальцев. Щелкнул, с трудом дотянувшись, ручным выключателем. Где-то сработали автоматические защитные линии, и ядерный огонь в конверторе превратился в маленькое солнце — но, черт побери, человек еще может справиться с этим!
Ожили другие реле. Вступили в действие замедлители, перекрывая доступ горючему. Генераторы начали создавать угнетающее поле, которое должно остановить реакцию…
Но не остановило!..
В течение нескольких секунд Гуммус-луджиль осознавал этот факт. Вокруг него, в нем самом воздух был полон смерти: она не видна на глаз, но легкие уже начинают светиться. Однако теперь интенсивность излучения спала, ядерная реакция боролась с угнетающим полем, и он мог попытаться выяснить, где неисправность. Он двинулся вдоль огромного пульта к приборам автоматического обеспечения безопасности. Под мышками стало мокро.
Они испытывали новый, усовершенствованный конвертор, и ничего больше. Что-нибудь могло случиться с той или иной его частью, но сложный комплекс блокировки, саморегулирующийся, защищенный от неосторожного воздействия, способный вмешаться во всех мыслимых случаях, должен был это сделать…
Сирена заревела еще громче.
Гуммус-луджиль почувствовал, что все его легкое тело становится мокрым. Доступ горючего был прерван, однако реакция не прекратилась. Угнетающее поле не действует! За обшивкой пылает адский огонь. Потребуются часы, чтобы он угас, но все, кто находится на корабле, к тому времени будут трупами.
Некоторое время Гуммус-луджиль висел над пультом, испытывая чувство бесконечного падения из-за невесомости, слушая рев сирены и глядя на отвратительный красный свет. Если они оставят корабль на орбите, он будет горячим много дней и конвертор совершенно разрушится. Он должен справиться с этим немедленно!
За ним сдвинулись защитные перегородки, и вентиляционная система прекратила свое постоянное жужжание. Робомониторы корабля не позволяли отравленному воздуху быстро распространиться по всем помещениям. Они, во всяком случае, все еще функционируют… Но о нем самом они позаботиться не могут: радиация продолжает поедать его тело.
Гуммус-луджиль сжал зубы и принялся за работу. Аварийное ручное управление все еще было неисправно. Он проговорил в ларингофон:
— Гуммус-луджиль — капитанскому мостику. Я собираюсь выстрелить эту проклятую штуку. Это означает, что наружный корпус будет горячим в течение нескольких часов. Есть кто-нибудь снаружи?
— Нет, — испуганно прозвучал голос контролера. — Мы все стоим у люков спасательного катера. Не думаете ли вы, что нам стоит оставить корабль гореть?
— И уничтожить механизм стоимостью в миллиард долларов? Нет уж, спасибо! Стойте там, где стоите. Бее будет в порядке.
Даже в такой момент инженер презрительно фыркнул. Он начал поворачивать главное выстреливающее колесо, прижав ноги к полу и пытаясь удержать тело от вращения.
Вспомогательные аварийные устройства были механическими или гидравлическими. Теперь, когда вся электроника вышла из подчинения, следовало поблагодарить их создателей. Гуммус-луджиль нахмурился, напрягая мускулы. Открылась серия люков, выплеснув в пространство неистово раскаленные газы. Во тьме сверкнуло пламя, и снова человеческий глаз не смог бы ничего увидеть. Красный свет медленно сменился желтым, сирена приглушила свой рев. Постепенно спадал уровень радиации в машинном отделении. Гуммус-луджиль решил, что не получил опасной дозы, хотя доктора, вероятно, отстранят его от работы на несколько месяцев.
Он прошел через особый аварийный выход, в своей каюте сбросил одежду и отдал ее роботу, затем проследовал в специальное помещение для дезактивации. Прошло не менее получаса, пока счетчик Гейгера не сообщил, что он может появляться в обществе других людей. Робот подал ему дезактивированную одежду, и Гуммус-луджиль отправился на капитанский мостик.
Контролер слегка отшатнулся от него, когда он вошел.
— Ладно, ладно, — с сарказмом сказал Гуммус-луджиль, — я знаю, что слегка радиоактивен. Может, мне стоит взять колокольчик, звонить в него и кричать: «Нечист!»? А сейчас я хотел бы сделать вызов на Землю.
— А… О да, да! Конечно. — Контролер проплыл к пульту коммуникатора. — Куда?
— Дирекция института Лагранжа.
— Что… что неисправно? Бы знаете?
— Да. Это не может быть случайностью. Если бы я не оказался единственным на борту человеком среди созданий с мозгами устриц, корабль был бы покинут, а конвертор разрушен.
— Вы хотите сказать?..
Гуммус-луджиль поднял палец и одну за другой начертил в воздухе буквы: С.А.Б.О.Т.А.Ж. «Саботаж».
— Я хочу отыскать этого ублюдка и повесить его на его же собственных кишках.
Глава вторая
Джон Лоренцен смотрел в окно отеля, когда пришел вызов. Он находился на пятьдесят восьмом этаже, и скоростной спуск вызван легкое головокружение. На Луне не строили таких высоких зданий. Под ним, над ним и вокруг него, подобно джунглям, развертывался город, перебрасываясь гибкими мостиками с одной стройной башни на другую. Он сверкал, горел, уходя за край горизонта. Белое, золотое, красное, синее сияние не было сплошным: тут и там темные пятна означали парки с фонтанами огня или сверкающей среди ночи воды, но сами огни протянулись на много километров. Кито никогда не спал.
Близилась полночь, время, когда должно стартовать множество ракет. Лоренцен хотел посмотреть на это зрелище, оно было знаменито во всей Солнечной системе. Он заплатил двойную цену за комнату, выходящую окном к стене космопорта, и испытывал некоторые угрызения совести — платить ведь по счету будет институт Лагранжа. Тем не менее он сделал это. Детство на заброшенной ферме в Аляске, долгие годы зубрежки в колледже… Бедный студент, живущий на стипендию филантропического фонда, он никогда не видел ничего подобного. Лоренцен не жаловался, но жизни его явно недоставало эффектных зрелищ, и теперь, собираясь углубиться в черноту космоса за пределами Солнечной системы, он хотел вначале полюбоваться полночными огнями космопорта Кито. Возможно, другого случая у него не будет.
Тихо загудел экран. Лоренцен вздрогнул, сердясь своей нервозности. Нечего было опасаться, никто не собирался его укусить. Однако ладони у него стали мокрыми. Подойдя, он нажал кнопку.
— Алло! — сказал он.
На экране появилось лицо. Оно было незнакомым — гладкое, полное, курносое, волосы седые, а тело казалось приземистым и крепким. Голос высокий, но неприятный, говорит на североамериканском варианте английского:
— Доктор Лоренцен?
— Да. Кто… С кем имею честь?
В Луна-сити все знали друг друга. Поездки в Лей-порт и Гайдед-Либре были редкими. Лоренцен никак не мог привыкнуть к столпотворению незнакомых людей.
Он не мог привыкнуть к земной гравитации, и к изменяющейся погоде, и к разреженному воздуху Эквадора. Он почувствовал раздражение.
— Эвери. Эдвард Эвери. Я на правительственной службе. Но одновременно состою и в институте Лагранжа — нечто вроде посредника, связующего элемента между ними. Я принимаю участие в экспедиции в качестве психолога. Надеюсь, я не поднял вас с постели?
— Нет… вовсе нет. Я привык работать по ночам. Вы сейчас на Земле?
— Да, я тоже в Кито, — улыбнулся Эвери. — Не можем ли мы встретиться?
— Я… Ну что ж… Сейчас?
— Можно и сейчас, если вы не заняты. Может, немного выпьем и поговорим? В любом случае я должен с вами увидеться, пока в городе.
— Ну… Хорошо, сэр.
Лоренцен встал. После медленных лет на Луне он никак не мог привыкнуть к этой суматохе. Он хотел плюнуть кому-нибудь в глаза и сказать, чтобы все примерялись к его, Лоренцену, темпу жизни, но знал, что никогда этого не сделает.
— Отлично. Благодарю вас.
Эвери дал ему адрес и отключился.
В комнате послышался высокий гул. Ракеты! Лоренцен заторопился обратно к окну и увидел защитную стену космопорта, подобно краю мира, на фоне взлетных огней. Одна, две, три… дюжины металлических копий поднимались вверх в пламени и громе. А Луна холодным щитом повисла над городом… Да, на это стоило посмотреть!