– А тебе-то что? – ревёт Ваня.
– Доложить по форме! – рявкнул этот хлыщ.
Смешно. Эти бравые вояки хотя и схватились за оружие, но все стоят по бокам хлыща, в линию.
Ваня им выдаёт легенду про «Нетопырей». И что мы – сиротинушки казанские, от мамки – отстали. Цыгане нас украли, гуси-лебеди – унесли. И вообще мы не местные – заблудились так, что переночевать – негде.
– Это они! – взвизгнул хлыщ.
Поздно! Асара, как швейная машинка Зингер, как Анка-пулемётчица – прошивает их всех одной очередью. А не надо так удачно выстраиваться! Удачно – для Асары. А вот для них, соответственно, наоборот.
Ваня держит за горло этого хлыща, Асара – прыгает в этот ковёр-вертолёт, я – тащу Эхра. Спешим. Но подобрать оружие успеваем. Безоружным – хуже, чем голым.
А вот Ваня не спешит. Снимает свой шлем, отрывает голову хлыщу, задирает её вверх, подставляет под красную струю своё лицо, свой рот.
В рот того мародёра! Спешно отворачиваюсь. Угораздило же меня задружиться с вампиром!
Спешащие к нам мародёры, как и я – замерли. То ли в шоке, то ли в ужасе.
– Ты был слишком умным! – ревёт Ваня. – Это тебя и сгубило!
Тело хлыща падает, голова катится по песку. «Ковер-вертолёт» проседает от веса запрыгнувшего на борт великана и – срывается с места, как спущенная с тетивы стрела.
Упираюсь ногами и головой, помогаю Эхру зафиксироваться. Наш «чартер» бросает с борта на борт, то подпрыгивая, то ныряя в «яму». Асара этим старается избежать попаданий по нам. Всё одно – по бортам всё время щёлкает и стучит.
Закрепляю самого себя.
Ваня – уже давно пристёгнут. Шлем свой он опрометчиво оставил на песке рядом с телом хлыща. Прищурившись, смотрит по сторонам, баюкая ананас гранаты. Брови его взметнулись, следом взметнулась рука. За бортом – взрыв! Лёгкая усмешка на окровавленном лице друга.
– Зачем? – спрашиваю я.
– Отвяжись! – огрызнулся Ваня.
Полёт наш был стремительным, но недолгим. Взрыв на корме положил конец полёту. Рёв двигателей пропал. Только щелчки вражеских выстрелов по корпусу.
– Держись! – кричит Асара.
Удар. Боль. Тьма.
Как ни странно, я – первым очнулся. Зависшим над всеми и над землёй. Под 45 градусов к плоскости зарывшегося в землю нашего «ковра-вертолёта».
Сначала смотрю вокруг. Бегут к нам. Не стреляют. Как вас много!
Внизу харкает и кашляет мой большой друг.
– Доброе утро, Вьетнам! – говорю я ему.
– А ты всё шутишь? – огрызается Ваня.
– А то! Ты только посмотри на это! – говорю я ему. – Осталось наложить тревожную музыку – точно будет сцена из зомби-апокалипсиса. Они текут, подобно приливу. Ничего, сейчас приедет на байке Элис с голыми коленями, с мачете и обрезом. И перебьёт всех зомби.
– Какая Элис? – спрашивает Ваня. Судя по щелчкам, освобождающий себя из креплений.
– А кто такая Элис? – пою я. – И где она живёт? А вдруг она не курит? А вдруг она не пьёт? А мы такой компанией возьмём, да и припрёмся к Элис!
– Вадим! – гундит мой друг. – Ты и раньше достал этим своим несмешным юмором, а сейчас вообще неуместно! Перестань! Соберись! Мне нужна твоя помощь! Что делать?..
Слышу длинный, эмоциональный, но сплошь матерный посыл. Причём на нашем, моём, русском мате.
– Ты просишь меня о помощи? – бормочу я. – Но я не слышу в твоём голосе должного уважения…
Ваня застонал. От бессилия.
– Вадим! – чуть ли не кричит он. – Не смешно! И – не время! Как выбираться? Куда?
– Мне тоже, друг мой, мне тоже, – говорю я. – Не смешно. Как там Эхр? Асара?
– Сам посмотри! – сердится Ваня.
– Я как бы не могу, – вздыхаю я. – Я как та бабочка, что крылышками – бяк-бяк-бяк-бяк!
– Так что же ты молчишь? – взревел Ваня.
Он взмахнул полупрозрачной полосой пара, всё прорезающего, как меч Дарта Вейдера, я, вместе с креслом – валюсь ему на руки.
– Потерпи! – просит друг.
Потерплю. Куда я денусь?!
Ваня вырывает из меня зазубренный штырь металлоконструкции, видимо – ребра жёсткости этого «пепелаца», что пронзил меня насквозь.
Нет, не ору. Захлёбываюсь – от боли и крови в горле. Ваня срывает с меня медблок. Нет, дружище, он умер ещё в прошлый раз. Блок Асары – рабочий. Ваня заливает мои раны санитарным гелем. Хорошо. Стало резко легче. Как льда насыпали на рану. И введенные обезболивающие начали действовать. Тело стало более послушным. Хоть и более «деревянным».
– Всё, Вань, всё! – отталкиваю его. – Помоги остальным.
– Я не знаю, чем им помочь. Оба без сознания. И медблок – не знает, – разводит руками Ваня, вставая в полный рост. И тут же – ныряя обратно: по смятому корпусу – щелчки.
– Ладно, так понесёшь, – вздохнул я.
– Только вот куда? – качает головой здоровяк.
– Сейчас… Туда! – говорю я. – Дурачком я только притворяюсь. Придуриваюсь и валенком прикидываюсь. А так – шарю. Я ещё в полёте «поймал три точки». Тут уже – четвёртую. Я знаю, где мы. Осталось самую малость…
Я, со стоном, перешедшем в рёв боли, поднимаюсь, беру оба уцелевших игольника из четырёх, что мы взяли в трофеи, забираю боезапас с разбитых, выпрямляюсь.
– Осталось лишь наложить на географию оперативную обстановку. Последнюю, что мы получили от Раты. И вот – завершилось! Тут, э-э-э, там – схрон для нас и вход в подземелья. Бери Эхра и Асару, бежим!
Ваня хватает тела, пригибается, стараясь своими большими наплечниками закрыть как можно большую поверхность тел наших бессознательных товарищей, бежит.
Я – стреляю. Плохо, конечно, что прицельный комплекс «Кабши» мне не доступен. Приходится – на глаз. Как в армии учили. Но после того как несколько мародёров, словивших мои иглы, кувыркнулись в песках, остальные залегли, заголосили, крича что-то для меня неразборчивое, открыли шквальный огонь.
Отстрелял один магазин, прыгнул. От вспышки боли – чуть обратно не отрубился. Но зато догнал Ваню одним прыжком, как кузнечик. Упал, перекатился, встаю на колено. Ничего не вижу от боли. Как только чуть прояснилось в глазах – стреляю.
Игольник мне понравился. Тем более этот, длинный, как «калаш». Высокая скорострельность, кучность, настильность – отменные, а отдача, наоборот, почти отсутствует. А мародёров – пробивает, аж кровавая пыль взлетает.
– Вадим! – кричит мой друг. – Вижу! Вон! Прикрой!
– Понял! – кричу в ответ, снова поднимаюсь, спешно стреляю. Мне не главное попасть. Мне надо подавить их, затормозить.
Удар в плечо опрокидывает меня на песок. Перекатываюсь, перезаряжаюсь. Смотрю на плечо. «Кабши» – выдержал. Попали в целый бронещиток. Мне рацию разбили. Потому – кричим. Ещё удар. Опять вспахиваю головой песок. И карта перед глазами – погасла.
Встаю, даю короткую, перекатываюсь. Ещё. Ещё.
И – ещё удар. В голову. Вскользь – сорвало полосу скальпа. Кровь льёт на лицо.
Перезаряжаюсь. Последним магазином. Это мне не семечки по карманам тырить, не хулиганить по тылам врага! Это бой! Лицом к лицу. С численно превосходящим врагом.
Тело цепенеет. Холодный липкий пот покрыл всё тело. Глаза застит багрово-чёрная пелена, в ушах – прибой. На силе воли, на морально-волевых. Встать, гля! Стрелять, на куй! Последний бой, тля! Он – нудный самый! Врагу не сдаётся… Вадим, икать ему! Пощады – не желает! Знай наших!
– Вадим! – кричит Ваня. – Вскрыл! Отходи! Прикрою!
Вскакиваю, стреляю, длинной дугой посылая иглы в накатывающих мародёров, уже плохо видимых сквозь пелену в глазах и кровь на веках, разворачиваюсь, длинными прыжками – разгоняюсь, как атлет перед тройным прыжком, прыгаю.
В полёте меня бьют иглы. Одна – пронзает меня. Попала в стык бронещитков. Или – в более раннюю пробоину. Потому качусь кубарем в песке.
Знакомая рука, и, блин, опять за шею! Хватает меня, швыряет. Взрыв. Шмякаюсь обо что-то. Пиликанье системы опознавания. Ладонью провожу по лицу, стирая грязь с глаз. Бункер. С ровно вырезанной крышкой. Червяком сползаю в дыру, падаю на хребет, предусмотрительно прижав подбородок к груди. От вспышки тьмы в глазах – теряюсь. В очередной раз. Но откатываюсь в сторону.
Вовремя: тяжёлое сотрясение пластобетона – приземлился Ваня. Едва успеваю схватить игольник за раскалённый ствол – он меня несёт куда-то.
– Всё! – выдыхает великан над моей головой. – Тут передохнём.
– Вань! – зову я.
– А?
– Тут закладка для нас должна быть, – шепчу я. – От Раты. Поищи. Там и аптечка должна быть. Мы не брали до этого. А сейчас… хреново мне, брат.
– Ага! Сейчас! Ты же мне скидывал схему. Так-так! Хорошо, у меня такая универсальная открывалка есть!
Как он мне заменял медблок – не почувствовал. А вот его воздействие – сразу ощутил. Сразу и прилично полегчало. Я даже сел и сам себе залил санитарным гелем рану на голове. Блин! И ухо у меня – порвано!
– Надо уходить, – бубню я. – Сунутся на мины – и нас накроет!
– Некуда уходить, – вздыхает здоровяк. – Галерею завалило. Пусть сунутся. И Асара так и не очнулась. Хоть и в шлеме была. Шлем – как скорлупа яйца – лопнул. У неё лица нет. Совсем. Как у тебя. Прошлый раз.
Ничего ему не ответил. Сказать, что это – плохо? Посочувствовать ему? Чтобы он меня – послал?
– Может, к лучшему, – отвечаю. – Уйдёт без боли. И страданий. Вань, а Вань?
– Что? – буркнул мой друг.
– Как ты думаешь – лучше взорваться или помахаться ещё? – спрашиваю его.
– Можешь отключить мины? – удивляется здоровяк.
Фыркаю в ответ. Отключаю минную ловушку.
– Сейчас бы спеть, что врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», но как-то… – вздыхаю я.
– Это должно быть смешно? – спрашивает друг.
– Это? Нет. Не смешно, – отвечаю.
– Тогда ни к чему.
– Это традиция. Когда наши, русские, идут на верную смерть – всегда эту песню поют, – говорю я.
– Ну, так давай тогда споём! – встаёт Ваня.
Вставайте, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!