Глава 17
Глаза мои уже освоились в темноте. Самочувствие – удовлетворительное. Для последнего боя. Смотрю на тела Эхра и девушки. С содроганием. Нет её прекрасного лица. Слипшиеся, залитые кровью и гелем – волосы. Да, это для неё хуже смерти.
– У тебя ещё граната была? – спрашиваю я.
– Была, – кивает Ваня на светящийся выход. Вспоминаю – был взрыв.
Ваня двигает выпавшие из стен и потолка глыбы. Как бульдозер. Сооружает из них баррикаду. Чтобы пережить закидывание нас гранатами. Помогаю по мере сил и возможностей. От наркоты, которой залит до ушей, потряхивает. Но руки-ноги – слушаются. Голова – более-менее – прозрачна. Что ещё нужно? Для полного счастья и последнего боя?
Есть вода – это хорошо. К еде в закладке Раты даже не притронулись. Кусок в горло не лезет. Патронов только вот там нет. Есть, даже много, но нам не подходят. У этих игольников мародёров – другой калибр. Есть два бака для огнемёта. Ставлю их за баррикадой. Расстреляю, когда будет совсем край. Вознесу себя и друзей – прямо в ирий. Прямо в рай.
Мины я отключил. Но не систему опознавания. Кряканье системы нас оповестило о гостях раньше, чем те подали голос.
– Сдавайтесь! – кричали они.
Я был в таком состоянии, что истерично ржал в ответ. Не знаю, смогли ли они разобрать во всём этом наркотическом хохоте гиены, что «Русские – не сдаются!». Ибо не важно. Совсем!
Как и ожидали – гранаты. Только две. Как я заметил, гранаты тут совсем не уважают. Особенно мародёры. Почти не используют. В звенящей тишине, заложившей уши, стреляем в спрыгнувших мародёров. Каждая игла – в цель. На двоих у нас было 23 иглы. Семь трупов. Патронов больше нет.
Беру игольник обратным хватом, как дубинку, активирую плазменную кромку клинка, прыгаем на мародёров.
Дерёмся как демоны. Никаких хитростей, никакого рукопашного искусства – обмен ударами – в дикой злобе, с максимальной силой и скоростью. Кровь и удары – со всех сторон.
Не даю им разорвать дистанцию, не даю прицельно стрелять, сбиваю с ног, цепляюсь, толкаю их – друг на друга, заслоняюсь их телами от огня других.
Ваню я чувствую. Знаю, где он «танцует». Потому – смело махаю рукой, рассекая тела. Игольник я выронил, когда заряд картечи, в упор, мне разнёс кисть, которой я и держал игольник. От сильного удара коленом в лицо закрылся правый глаз, не дышит нос, кровь и осколки зубов мешают дышать, и сплюнуть – тупо некогда!
Не знаю, что произошло, как я погрузился в такое состояние, но боли не стало. Совсем. Да и тело своё я чувствовать перестал. Крутился как юла, скользя от врага к врагу, убивая, сбивая наземь, нанося удары, вскрывая тела светящимся клинком. Видя всё это – левым глазом, но разом как бы и со стороны, как-то сверху. Отстранённо, равнодушно. Может, душа моя уже вышла из моего тела и лишь ждёт, когда я, наконец, освобожу её от оков бренного тела?
Когда мародёры кончились, я даже растерялся. От того, что жив. Что сумел в рукопашной схватке перебить такую толпу врагов.
Здоровяк, с ног до головы в кровище и потрохах, как демон ада, опять схватил меня за шею, как щенка, бросил за глыбы баррикады, к удивлённым и испуганным глазам Асары. Девушка держала кусок арматуры над головой, готовая обрушить её на бак с огнесмесью, устроив нам всем прощальный костёр. Ваня, хлопаясь позади неё, отобрал у девушки, явно находящейся в неадеквате, её оружие. Асара завизжала, стала вырываться. Глаза её на её кровавом лице – безумны. В безумном ужасе. Ваня скручивает её, я – прикладываю медблок, приказывая этой полуразумной аптечке – успокоить, усыпить девушку.
Такой бой не для девичьей психики. Да о чём я? Ни для какой психики! Бой вообще не для психики!
Тёмный зал этого бункера был похож на вагон для перевозки скота, когда в него запихали до верха коров и взорвали противотанковую мину. Филиал скотобойни. Кровь покрывала не только пол. Даже – трехметровый потолок! Что говорить уже о нас с Ваней!
В своей и чужой крови – как выкупались. С омерзением сбрасываю с себя кишки и куски тканей. Медблок говорит мне о множестве новых ран. Пох! Ещё ширева! Ха-ха! Не успею я стать наркоманом! Ха-ха!
Я по-прежнему вижу себя как бы со стороны. Опьяняющее чувство. Вседоступности, сверхмогущества! Знаю, это – от стимуляторов. Но чувствую именно это.
– Давайте! – кричу я. – Ещё! Мало крови! Давайте!
Вижу, что глаза Вани под стать моим – безумны. Горят огнём боевой одержимости. У меня в спине торчит рукоятка ножа. Видел сам у себя «со стороны». У Вани – в боку. Один его наплечник – сорван. Краснеет открытая, рваная рана, залитая гелем. Пробит набедренный лист брони.
У меня – тоже много новых ран. Кроме того тесака. Одна рука – что плеть. И без кисти. Голень – до кости отскоблена картечью. Нога что костыль. От выстрела плазмой в упор – броня на боку сломала мне два ребра, перемешавшись с прикипевшим мясом в этом сплошном ожоге. Но пока – не чувствую этих ран. Потому – сейчас надо!
– Давайте! – кричу. – Трусы! Вызываю вас на бой! Шакалы!
Время – на их стороне. Перегорим, ослабеем. Можно будет нас голыми руками брать. И, похоже, они об этом знают. Молчат. Никто больше не спрыгивает в люк, прорезанный Ваней.
Может, нет там никого?
– Сами выходите! – кричат сверху. Ага! Там они! Есть ещё свежее мясо!
Ну уж нет! Наверх – не пойдём! Изрешетят, как папиросную бумагу швейной машинкой. Это тут, во тьме и тесноте, у нас есть шанс. Визоры мародёров же не мгновенно перестраиваются с яркого света поверхности на тьму подземелья. Да и мы не зевали.
Одним словом – пат. Они не хотят к нам, мы – к ним. Позиционная война. Проигрышная – для нас.
Хотел пойти собрать боеприпасы, но Ваня не дал. Вот оно, оружие – рядом. Под дырой в потолке. В куче окровавленного мяса и требухи. Под прицелами и гранатами.
Так и сидим за глыбами. Ждём. Слабеем. Умираем. Раньше надо было думать. Хомячить и тащить что ни попадя. Асару увидали – растерялись – от её ужаса, от вида нас, прыгнули. В моём случае – подлетели.
– Обидно, да, Вань?
– И не говори! – вздыхает здоровяк.
Наркота, видимо, отпускает. Мне стремительно плохеет. Сползаю по глыбе на пол. Руки – опускаются.
– Меня ещё и глючит, – жалуюсь я. – Опять чудится этот Звездный Пёс.
Он сидит на баррикаде, свесив ноги. Снимает шлем. Он сегодня с новым лицом. Довольно обычное лицо. Типичное. Как там говорится? А! Нордический тип лица. Вот. Хорошее лицо. Для шпиона. Ничего особенного. Посмотрел – забыл, как только отвернулся. Глаза только не обычные. Матёрого волчары.
– И я рад вас видеть, – говорит Пёс. – Я не глюк.
Пожимаю плечами. Бывает. Бывают же говорящие глюки? Был бы он не глюк – система опознавания бы нам пиликнула, или – крякнула. Молчит же? Потому как глюк.
– Да, парни, натворили вы дел, – вздохнул Звёздный Пёс. По его броне пробежала светящаяся волна. Хороший костюм. Полная маскировка. Полная невидимость. Такие комплексы – редкость. И безумная ценность. Даже у «безликих» Двудонного – на два поколения хуже.
– Бывает, – пожал я плечами.
Ваня почему-то опять молчаливого болвана решил играть. Испугавшись сам себя – поворачиваюсь. Нет, живой! Смотрит на Пса с прищуром. Как – целится.
– Я что, собственно, примчался сюда? – вздохнул Пёс. – Спасти вас.
Я – заржал. И Ваня – тоже. Вижу – Асара очнулась. Смотрит в диком ужасе на всех нас по очереди.
Погоди-ка! Если это глюк, то как его Ваня и Асара видят? Глюки же сугубо индивидуальный продукт! Так сказать, для внутреннего потребления! Что-то туплю я. Получается, этот страшный человек – реальный? Вот это номер!
Трясу головой. Раз Ван Бол отстранился от роли херр майора, опять в несознанку молчанки ушёл, придётся опять мне фиглярствовать и разговоры разговаривать. За обоих.
– И как же ты нас предполагаешь спасти? – вздыхаю я.
– Единственным возможным способом – вы сдаётесь мне в плен, – пожимает Звездный Пёс плечами, по которым пробежала фиолетовая волна.
– Под честное слово? – смеюсь я. – И ты думаешь, я верю тебе? Ты же говорил, что это – «наша планета»!
– Да. А в чем я тебя обманул? Это наша планета. Тех, кто на ней останется. Ваша миссия на Стире завершена. Вы и так… – Пёс замолчал и махнул рукой.
Ковыряюсь, барахтаюсь, пытаясь встать. Пора, пора тебя, шакал, вывести на чистую воду! Блин! Вот незадача – встал только на колени. Как раб. Так не пойдёт!
– Ваня! – требую я.
Друг поднимает меня. Держимся друг за друга.
– Получается, что ты – перешёл на сторону врага. Так? – спрашиваю я.
– Нет, – качает головой Пёс. – Я всегда был только на своей стороне.
– Но убеждал нас, что на нашей! – кричу я.
– Нет, – вновь качает головой Пёс. – Не убеждал. Я лишь предлагал свою помощь. Никаких договоров я не заключал. Никого не предавал. Никому не служил. Кроме самого себя. Я – Звёздный Пёс! Я верен лишь себе. Но никого не предаю. И вас я – не предал.
– И я должен верить тебе?! После этих твоих слов?! – возмутился я его наглости.
– Придётся, – вновь пожимает плечами Пёс. – Жертв – достаточно. Дальнейшее сопротивление бессмысленно.
– Оно изначально было бессмысленно! Изначально! – кричу я. – Бессмысленно! Все эти десятки тысяч людских жизней – загублены бессмысленно!
– Нет, мой друг… – качает головой Пёс.
– Не смей, шакал! – кричу я, кидаясь на Пса, но Ваня надёжно держал меня.
– Не смей называть меня другом! – кричу я. – Ты, предавший – всех! Псина, что подставляет круп более сильному хозяину! Шавка! Сейчас ты крутишь хвостом перед мародёрами…
– Вольным народом, – поправил меня Пёс, никак не реагируя на мои оскорбления. – Мы называем себя вольным народом. Это Содружество нас называет дикими. А империя – Хаосом. Но мы – вольный народ.
– Ах ты, сука! – кричу я.
– Прекрати, Вадим, – спокойно говорит Пёс, – тебе никогда не шла эта роль простачка. Ты умнее и расчётливее, чем хочешь показаться. Давай поговорим без истерик. К моему сожалению, времени у нас нет.