Улетели подальше. Но как оказалось – недостаточно далеко. Не важно. Важно, что Рата, как жена, – накрыла стол. Этакий полноценный семейный ужин. Со всеми сопутствующими и пристяжными обстоятельствами. Усталые и довольные друг другом, уснули, обнявшись. Как муж с женой.
Да-да! Именно так. Пусть я и женат. Формально. Но где она, жена? Если даже мэтр не нашёл Землю. А он был предвзят – его кураторы были бы рады получить на халяву не одного меня, а несколько больше. Несколько миллионов людей с аномально высоким уровнем скорости переработки информации. А если я оказался не в своём времени? А если не в своей реальности? Смогу ли я вернуться домой?
А тут – Рата! Умница, красавица. Чего больше-то? Нос воротить? Или не быть дубиной стоеросовой? Думаю, если бы жена увидела Рату, узнала бы её, поняла бы меня. Дала бы развод. И дочь бы поняла. Потом. Когда выросла бы и вкусила горькой настойки взрослой жизни.
Проснулся я через полтора часа. Невольно полюбовался красотой спящей Раты, её милым личиком, по-детски надутыми во сне губами. Черты её лица во сне стали безмятежны, стали ещё милее. Как такая неземная красота оказалась в моей постели?
Как-как? По приказу.
Встаю, очень аккуратно и бережно, чтобы не разбудить. Понятно, что по приказу. Понятно, что Рата – та ещё Мата-Хари. Может быть, та взаимность, которую я ощущаю с её стороны – хорошая актёрская игра. Может быть. Но с Ратой мне лучше, чем без неё. Потому – куда кривая выведет. Если честным быть перед самим собой – в пояс готов поклониться Вержу и его командирам за такой «подгон». Накрываю Рату одеялом, прилипая взглядом к её телу. Ох, и хороша! Даже не верю, что – моя!
Выхожу наружу. Ваня сидит на песке по-турецки в десятке метров от фургона. Именно он меня разбудил. Почувствовал я великана. Как он появился рядом, так я и почувствовал. И сам Ваня не только знал, где меня искать, но и знал, что я его почувствовал. Что это? Духовная связь? Или как в случае с теми пушками – «потому что я знаю – где „моё”»? Может, он и мне плюнул на спину своей волшебной «каплей» и теперь постоянно знает, где я? И не в спину. Красная звёздочка из «ХЗ» – никуда не делась. Очень правдоподобная версия. Только вот не объясняющая, почему я ощущаю Ваню. Как только он приблизился на некоторое расстояние – я ощутил его присутствие. У его «плевка» имеется функция обратной связи? А не пофиг? То-то и оно!
Сажусь напротив друга, разгребая ногой песок, откинув камушки. Между нами стоит каменная шахматная доска. Из двух видов камня – белого мрамора и какого-то тёмного камня. Не силён я в минералах. И белый камень может быть вовсе не мрамором.
– Сам сделал? – тихо спрашиваю я, вертя в руке тонко изготовленную фигурку коня.
Ваня не ответил. Изображает из себя статую Будды. Ну, не привыкать!
– Ходи, – говорю я.
Ваня соизволил изобразить удивление.
– Ну, ты же выбрал белые, – показываю я на его сдвоенный ряд фигур. – Тебе и ходить первому.
– Почему? – спрашивает Ваня. Но ходит. Классически – Е2-Е4.
– Правила такие, – пожимаю я плечами, переставляя пешку. – Белые ходят первыми.
– А кто первый ходит – белый? – вновь спрашивает Ваня, двигая следующую фигуру. – Кто начинает бой – всегда белый?
– Нет, не всегда, – усмехаюсь я. А вопросик – неоднозначный! Вот тебе и чурбак, деревянный по пояс. – И ты сейчас это увидишь!
Молча и быстро – ходим. Пока не упираемся в пат. В позиционный тупик. Любой следующий ход – вынужденная ошибка и очень вероятный проигрыш. Сижу, перебираю варианты. В азарте партии. Мой же ход.
И бросаю мимолётный взгляд на Ваню. А великан не смотрит на доску. Любуется газовым гигантом в небе. И только тут до меня дошло, что Ваня совсем не ради шахмат пришёл ко мне. Ночью. Когда я почти голый и никого рядом нет. Вот я тупой! Задрал тут нос, восточным мудрецом себя почувствовал! Ха-ха! Ловко, Ваня! Ловко! Щёлкнул меня по носу! Молодец! Уважаю!
Хожу. Делаю ту самую вынужденную ошибку. Теряю фигуру. И тут же отдаю ещё одну пешку. Совершив не вынужденную ошибку. Игра вновь стала динамичной. Ваня играет мастерски. Когда успел настолько освоить шахматы, неизвестные в этом мире? Ваня мухой доводит свою пешку до противоположного от себя конца игрового поля. Я увожу фигуру из-под удара. Но Ваня не ходит. Задумчиво смотрит на доску. Не на преображённую пешку в моём тылу. Говорю ему, что по правилам это уже не пешка.
– Пешка! – отвечает он, хватает её, протягивает мне прямо под нос на своей ладони. – Смотри! Пешка!
– По правилам… – начал я.
Ваня поморщился, и я заткнулся. Великан ткнул доску, фигуры посыпались в песок, и говорит:
– Вижу тут три уровня игры. Игра фигур. Они ходят, сражаются друг с другом. Уровень игроков. Нас с тобой. Что двигают фигурами. Всеми, что есть на доске. И – уровень тех, кто устанавливает правила. По которым играют всеми фигурами игроки на всех досках. Правила, по которым первыми ходят белые, фигуры ходят только опредёлённым образом. Даже ферзь не ходит конём. Уровень хозяев игры. Но это – игра. А лучший способ поднять мотивацию фигур – обмануть их. Убедить фигуру, что она – игрок. А игрока – что он сам устанавливает правила. А пешка – это… пешка.
Ваня встаёт и уходит, оставляя рассыпанные фигуры. Не смотрю ему вслед. Смотрю на фигуры. Да, Ваня! Жизнь полна условностей и правил. Явных и неявных законов. Такова жизнь.
А пешка – это пешка.
Сзади подходит Рата. Чувствую её запах. Обнимает меня, целует. Обходит меня, садится на место Вани, подкладывая под себя одеяло, завернувшись в него же – посвежело к утру. Быстро собирает партию. Автоматически подметил, что белые в этот раз – у меня. Рата даже тут уступает ведущую роль мне. Она не ведёт. Она – подыгрывает.
– Кто ты на этой доске? – спрашиваю я её.
Рата не испугалась вопроса, не дёрнулась, даже бровью не повела. Внимательно смотрит на доску поверх среза одеяла, завернувшись в него до глаз. Она молчала несколько минут, переводя взгляд с фигуры на фигуру. И совсем спрятала лицо в одеяло.
– А я есть на этой доске? – слышу я через материал одеяла.
Встаю, беру её точёное тело на руки, уношу в помещение. У нас есть игры поинтереснее шахмат. Может, всё это поведение Раты, её женственность, податливость, покорность – тоже игра. Рассчитанная на одного зрителя – меня. Может быть. Но мне – плевать! И плевать на все эти роли, правила, позиционные расклады и все условности! Плевать! На все условности!
Спасибо, Ваня! Я помню свою роль. Я всего лишь грустный Арлекин в кукольном театре. Который даже не мечтает отрезать нитки, что ведут его по сценарию чужого спектакля. Сломанный Арлекин, не реагирующий на управляющую цепь, неподвластный, неуправляемый – не нужен. Подлежит стиранию в небытие.
Вся наша жизнь – игра!
И люди в ней – актёры.
Глава 5
Производственная суета поглотила полностью и без остатка. Настолько погрузился в эту свою новую жизнь, что даже не вспоминал ни о чём ином. Где-то далеко осталась Земля, моя прошлая жизнь. Даже все эти игры неведомых игроков и устанавливающих правила остались где-то там, далеко. И это радовало. Моя новая роль была мне приятна. Я – при деле, я – нужен. Всем нужен. У меня куча друзей и соратников, любимая и любящая девушка, от моей воли и моих усилий – меняется мир вокруг меня. Разве это не мечта любого человека?
Да-да! У нас начало что-то вырисовываться. Что-то стало вытанцовываться, что-то стало проявляться. Что-то не так, как виделось, а что-то совсем не получалось, но – Стира менялась на глазах. Восставая из пепла, как Феникс. Из ничего. И это радовало. И не только меня. Хотя как раз меня на руках готовы были носить работники «Арлекина». За это время они меня прокушали. Все проявившиеся качества моего, русского характера. Не понятно? Попробую пояснить. Для «не русских».
Нам, так уж исторически сложилось, не привыкать запускать космические корабли прямо из пепла мировой войны. Нам не привыкать нарушать законы термодинамики и бытия, делая из того, чего нет, то, чего не было никогда. Нам, русским, не привыкать строить и жить – нарушая все законы бытия. Жить без транспортного сообщения, в вечной мерзлоте, иметь самую сильную экономику планеты – без дорог и вопреки общепризнанным законам этой самой экономики. Нам не привыкать сохранять единство народа и языка – без связи. Горошина Дагестана, например, говорит на тысяче языков. А одна шестая суши – на одном. Даже во времена царя Гороха вся эта же территория говорила на том же языке, что и во время полёта Гагарина. Нам не привыкать жить по-человечески, не имея никаких ресурсов для этого.
Это я про то время, когда мы, «арлекины», начали работать, не имея ничего. Совсем ничего. Понадеявшись лишь на три волшебных слова: «авось», «небось» да «как-нибудь»! Авось – вытянем, небось – не впервой, как-нибудь – выкрутимся!
Кто-то скажет, что это – русская смекалка. Кто-то – нетрадиционное мышление, кто-то – национальной вороватостью характера назовёт. Как это не из чего строить? Стира – полна песка и камня! Металл нужен? А это что валяется? Чьё? Ничьё? Значит – моё! Куча брошенных, битых кораблей! Вы чё, люди? Куча реакторов! Пусть и с опустошёнными топливными элементами, но с каждого по чуть – нам за глаза!
Ещё одна национальная черта проявилась – стремление к справедливости. Как это не платить двойные? Вы чё, крапивное семя, охудели?! Блин, техперсонал собирал как жемчуг в бусы – пролопатив кучу народа, а эти «финансисты» – ёпта! – сами налетели, как саранча! Уволю всех, сор людской! В переработку на биомассу отправлю, гляди! Убытки они мне нарисовали, удоты тупоклювые! И из-за чего – убытки? Перерасход по фонду заработной платы! Люди пашут по двенадцать-четырнадцать часов в сутки! Без выходных! Как при Сталине! Многие вообще не уходят никуда с работы. И идти особо некуда, да и кормим мы людей каждые четыре часа. А эти, лица финансовой национальности, мне предлагают – не начислять переработку! Типа никуда «они» не денутся. Они? «Они»? «Они – не мы»?! На хрен! Всех! Всех! Убытки они мне нарисовали! Откуда же вы берётесь во всех местах, во все времена?! Материализуетесь? Как опарыш?