– спешащую к «Ломающему» от пояса астероидов. Классические клещи. Пока всё по плану.
– Ищем резервы противника, – приказал Пёс. – Как сигнал?
– Принимаю стабильно! – доложил Кабалет. – Идёт активный обмен сообщениями между условными целями «Фиолетовая слеза-1» и «Механоид-1».
– Где «Мех»? – выпрямился Звёздный Пёс.
– Исходящий сигнал совпадает по источнику с искомым сигналом, – доложил Рапиц.
– Они рядом, – кивнул Звёздный Пёс, потом негромко заговорил, размышляя вслух: – Он не полез в первый обмен ударами. На него не похоже. Значит, самое интересное он нам заготовил за поясом астероидов. «Фиолетовая слеза» не оттуда обстреливает его своим недовольством? – уже громче спросил он у оператора.
– Так точно! – ответил Рапиц. – Оттуда!
– Фиолетовая банда – серьёзная сила. У них был свой линкор. Под сотню крупных кораблей, сотни четыре боевых истребителей. Не считая переделок, – продолжил размышлять Звёздный Пёс. – И сама Слеза – умелый тактик. Вот только в стратегии слаба. Не понимает, почему Ловчий отправил эту шушеру нам на убой?
Экипаж «призрака» переглянулся. Решился, как всегда, Кабалет. Именно поэтому он командир штурмовика, а не Рапиц при более высоких показателях во всех испытательных режимах.
– И почему? – спросил Кабалет.
– Я же вам сказал – на убой, – ответил Звёздный Пёс. – Ну и заодно – вскрыть наши возможности. Огневую мощь и крепость защиты. Заставить нас раскрыть все карты. Но это не по кодексу. Вот Слеза и истерит. Рапиц, вскрой её код канала. Возможно, придётся пообщаться. Девочка сама не знает, куда влезла. И к кому нанялась.
– Может, сообщим все эти обстоятельства «Ломающему»? – неуверенно спросил Рапиц.
– Если Стон не сумеет сам додуматься до этих простых вещей – пусть сгорит вместе с «Ломающим», – жёстко ответил Звёздный Пёс. – Мне такой адмирал и даром не нужен. Вам, дети мои, пора бы и на ноги встать. Я не вечно буду вам носы утирать. После меня – в банду «фиолетовых слёз» деградируете, а? У нашего флота и Стона своя задача – испытание боем. Вот и пусть испытает себя. А у нас – своя задача. Много более важная и сложная, чем перестрелка в Пустоте.
– Но Стон не знает Ловчего, как вы, – возразил Кабалет.
– А завтра будет Охочий вместо Ловчего, которого не буду знать и я. И что? Вы – «Затмение»! Для тех, кто встал на вашем пути, должен померкнуть свет! Понятно?
– Так точно! – хором воскликнули все трое. Даже быстроглазый, мгновенно перемножающий четырёхзначные числа, но косноязычный, потому вечно помалкивающий стрелок.
Глава 12
Когда я встал наконец, то народ вокруг меня вздохнул облегчённо. Потому что стояли все – как в метро в час пик, – тесно прижавшись друг к другу своими объёмными телесами. Хотя помещение и не было совсем уж маленьким, но и народу было – под сотню голов. Не считал, но навскидку именно так. Притом что все были отнюдь не стройняшки.
Это мы с Энрогом на людей похожи, ну, в моём понимании. И Ваня – просто великан. Отощавший, правда. Великан из Бухенвальда. А вот остальные – типичные каплевидные телепузики. Работники умственного труда. Даже взаперти не могут без пламенных дискуссий. Не важно – о чём, лишь бы говорить.
Меж тем началась какая-то коллективная движуха. Как будто то, что я встал, стало командой к движению. Народ синхронно двигался спиралью, как вода в стиральной машинке активаторного типа. Вот и нашу троицу вынесло к стене. Энрог хватает из ниши, похожей на аппарат для розлива газированной воды из моего совкового детства, большой бумажный стакан с бумажной крышкой. В таких стаканах в кинотеатрах – колу продают. А Ваня хватает меня за руку и суёт мою ладонь в этот автомат. Мне в руку падает такой же стакан. Раз дают – надо брать, от остальных не отставать. И тут же давление пупков народных масс меня сдвигает дальше. А если бы не Ваня с его когда-то богатырской спиной? Раздавили бы об металлопластик стены?
Энрог пьёт то, что в стакане. Открываю. Блин! Чуть ли не литр каких-то белесо-полупрозрачных соплей! Хорошо хоть без запаха! Как это пить? Обрыгаешься же!
– Пей! – велел Ваня. – Нам нужно сохранить силу.
– Совершенно верно, молодой человек! – слышу голос профессора.
А теперь и вижу его. Прижат к нам мыслящим серым веществом мозга этой большой черепной тюремной коробки. Профессор – тоже объёмный и каплевидный, и, как и все в этой холодной бане, голый. Короткий ежик седых волос, явно обрезанных ножом – неровных, лицо – запоминающееся, потому что слегка неправильное, особенно подбородок и линия рта, когда он говорит. Ну и стандарт – хомячьи обвисшие щёки, тройной подбородок.
Это у Пса лицо-маска, и у Энрога лицо – усредненно-правильные, совершенно неброские, потому незапоминающиеся. Уж не знаю, профессиональная это их шпионская особенность, или им такие лица специально делают? А может, со временем сами такие становятся – неприметные. Да какая разница мне-то?
В общем, профессор был довольно колоритный персонаж. На голову выше меня, раза в три объёмнее, смотрел чистыми и добрыми глазами сказочника-мечтателя. Или – учёного-теоретика, что часто одно и то же. Например, стоящий позади профессора не менее рослый и ещё более массивный товарищ, кроме здорового пуза имеющий ещё и широкие и массивные плечи и бычью шею, покрытые оренбургским платком чёрной шерсти, имел взгляд твёрдый и пронзительный. Кожа на толстой шее была как у той собаки – в сплошную складку. Этот тип был больше похож на супертяжа-борца, а не на толстого интеля. И взгляд такой же – сильный.
– Это суточный унитарный рацион, – сказал профессор, отпивая из бумажного стаканчика, – содержащий всё необходимое для жизнедеятельности ровно на сутки жизни. Без активной физической деятельности.
– Благодарю, профессор, – кивнул я, отпивая безвкусную жижу и сдерживая рвотные позывы.
– Как вы меня назвали? – удивился профессор, делая очередной шаг в этом людском водовороте движения к раздаче этих бумажных стаканчиков.
Я не ответил, потому что был очень удивлён, видя, как все вокруг, допив «сопли», стали с совершенно обыденным видом жевать эти самые стаканчики и крышечки.
– Это суточный унитарный рацион, – повторил пушистый шкафообразный «борец», оказавшийся обладателем того самого густого баса.
Пришлось и мне, давясь, потреблять этот «суточный унитарный рацион», пережёвывать безвкусный бумажный стаканчик и крышечку, смещаясь всё дальше в этом людском хороводе.
– А вы как относитесь к теории уважаемого профессора? – спросил басом здоровяк, усмехаясь. Видимо, ему понравился лейбл, что я прилепил к «энергетику».
– Вы про энергетический кризис? – спросил я. Шерстяной здоровяк утвердительно кивнул, с искорками в глазах посматривая вокруг, явно ожидая возможности уязвить «энергетика».
Тоже смотрю по сторонам. Плотная группа плотных людей доедает стаканчики и с любопытством смотрит на нас.
– Понимаете, молодой человек, – сказал профессор, – когда всю жизнь привык перерабатывать огромные массивы информации, заточение нас тут – хуже смерти. От отсутствия данных – обсуждаем и анализируем любое обстоятельство и по любому поводу. А вы – единственное, что случилось в этой коробке за последние трое суток.
Информационный голод сожрал затворников. Так я понял. Накинулись на «свежую кровь», как изголодавшаяся волчья стая. Понятна стала и та лекция, которую мне пришлось выслушать. Не удивлюсь, если выслушать придётся и лекцию по динамике рабочих жидкостей и прочих динамически расширяющихся тел в реакторе на антиматерии. По-моему, именно его упоминал профессор. Или что-то вроде «прогонит», лишь бы мозги забить. Эти-то, видимо, простыми человеческими, пустыми сплетнями не наедаются. Им «Дома-2» явно мало. Им подавай или замудрённую вундерфафлю для домысливания её ТТХ, либо очередную теорию заговора. Какой-нибудь «Эффект Манданелы» или «Теорию плоской Земли шоу Трумена». Теоретики профессиональной болтологии, гля!
Но смотрят вопросительно. Что же им сказать, чтобы отстали, но не обидеть? Всё же такой тип людей я уважаю. Много больше, чем фанатов ФИФА или «Дома-2». Или обычных диванно-пивных аналитиков-экспертов.
– Весьма сожалею, – начал осторожно я, подбирая слова, – но не обладаю ни достаточной квалификацией, ни полнотой информации, чтобы сложить хоть сколько-нибудь объективное мнение по этому поводу.
– Браво, молодой человек! – пробасил шерстяной шкаф. – Вы только что подтвердили нашу гипотезу, что сюда попадают только люди с определённым умственным порогом.
Да-да! Меня давно гложет вопрос – где наши девушки, где Эхр и остальные наши спутники? Но задавать вопросы, на которые не получишь ответ, меня ещё прошлый раз Пёс отучил. Сам догадайся! Или – узнаешь, когда время придёт. Всё по старому «понятию» – «не верь, не бойся, не проси»! Понятно же, что Ваня и Двудонный знают не больше моего. Не больше этих вот умников. Иначе они бы не строили гипотезы, а прямо в лоб бы и сообщили нам, если бы знали – за каким нас тут маринуют?
Но я прижимаю подбородок к груди в этаком поклоне. Ибо в курилке ПТУ один базар, а в курилке МГУ – совсем другая дискуссия. Но в обоих случаях надо «фильтровать исходящий траффик», то есть учитывать принятый в данной среде язык общения. Иначе не поймут. И тогда в ПТУ придётся отмахиваться от толпы, в МГУ будешь подвержен всеобщей обструкции. И неизвестно, что больнее.
– Объективное мнение – непозволительная роскошь, – проворчал профессор. – А вот свежее и предвзятое мнение было бы интересно. И этим ценно.
– Ваня, что думаешь? – спрашиваю я. Мне как-то совсем не улыбается быть объектом внимания всех этих интеллигентов. Особенно сейчас. Мне и так паршиво. Больно мне, больно! Не унять эту злую боль!
Ваня мимикой показал, что всё это – пыль в межзвёздном пространстве. А Энрог ещё прошлый раз высказался. Как всегда! Ваня меня крепким дружеским пенделем выбросил из окопа на пулемётную амбразуру!
– Я тоже думаю, – сказал я, озвучивая нашу с Ваней мысль, – что ваша точка зрения – весьма любопытна и не лишена изящества, проникновенной глубины наблюдательности и даже – истинности. Но на наш взгляд, пытаться всё происходящее объяснить только энергетическим кризисом – всё одно что утверждать, что побудительными мотивами жизненной активности всех индивидуумов человеческой общности являются только похоть и жадность.