«Невиновен, да? А почему же ты бегал от нас и петлял, как заяц?»
Или же: «Нам пришлось немало побегать за тобой, а от нас бегают только виновные. Как ты все это объяснишь?»
С этого момента все и начнется:
«Почему ты убил Элайн?»
«Ну давай рассказывай нам про Элайн!»
Это ударило его, будто кирпичом по затылку.
Элайн. А что же дальше?
Поезд подъехал к его станции и остановился. Брансон автоматически вышел из вагона, не вполне отдавая себе отчет в своих действиях. Он был так занят попыткой вспомнить полное имя своей жертвы, что совсем забыл проследить за детиной из буфета.
«Я должен точно знать полное имя женщины, которую я убил. Да, у меня случаются провалы в памяти — но ведь не до такой же степени. Ее имя должно оставаться у меня в глубинах памяти, просто я не могу его так быстро отыскать. Двадцать лет — слишком большой срок. Я знаю, я очень старался стереть этот эпизод из моих воспоминаний, забыть его как дурной сон. Я пытался убедить себя в том, что этого никогда не было, что все это я просто придумал. И все равно — очень странно, что я не могу вспомнить ее полного имени».
Элайн?..
Детина из буфета попал в поле его зрения лишь тогда, когда поезд дал гудок и тронулся с места. В тот же момент проблема имени полностью вылетела у Брансона из головы. Он спустился с платформы и направился по дороге к дому, чувствуя, как от спокойных и уверенных шагов за спиной по коже ползут ледяные мурашки. Неизвестный из буфета держался всего лишь в двадцати шагах позади.
Вопросы один за другим нанизывались на длинную нить. Брансон завернул за угол — шаги последовали за ним, пересек улицу — шаги не отставали. Он вышел на свою улицу, но преследователь все так же неотступно маячил позади.
Теперь перед ним стоял новый вопрос: знает ли преследователь его адрес или же он устроил слежку именно с целью выяснить, где живет предполагаемый убийца? В первом случае Брансом может спокойно идти домой, но во втором варианте это означало бы снабдить врагов информацией, которой они пока не имеют.
Наконец он пришел к окончательному решению и твердо прошел мимо собственного дома, в душе вознося молитву Всевышнему, чтобы дети не увидели его и не выбежали навстречу, раскрывая незнакомцу то, что от него должно быть скрыто. Ни на одно мгновение в голове Брансона не возник вопрос — почему его преследователь делает свою работу так небрежно? Если бы он задуматься об этом, то сразу же понял бы, что вся слежка имела лишь одну цель — заставить его запаниковать и тем самым выдать себя.
По счастью, на дальнейшем пути ему не попалось ни одного знакомого, встреча с которым поставила бы под угрозу столь глубокий обходной маневр. Только один раз он заметил вдали фигуру молодого Джимми Линдстрома, но очень удачно избежал встречи с ним, свернув на боковую улицу. А тяжелые шаги продолжали греметь позади.
На другом конце своей улицы Брансон заметил полицейского, прислонившегося к столбу. Вид этого человека заставил его на мгновение остановиться — а затем он понял, что судьба послала ему исключительно удачный выход из сложившейся ситуации.
Ускорив шаги, он подошел к полицейскому и сказал:
— Этот здоровенный детина преследует меня вот уже полчаса. Мне это очень не нравится. Я боюсь, что он хочет ограбить меня.
— Что это за парень? — спросил полицейский, взглянув вдоль улицы.
Брансон обернулся, но преследователя уже нигде не было видно.
— Я слышал, как он повернул за мной еще у того угла.
Полицейский со свистом втянул воздух сквозь сжатые губы и сказал:
— Ну давайте пройдем туда.
Они вместе подошли к углу. Парня из буфета нигде не было видно.
— Вы уверены, что вас действительно кто-то преследовал? Может быть, вам это просто показалось?
— Вполне уверен, — ответил Брансон.
— В таком случае он свернул в одну из боковых аллей или зашел в какой-нибудь дом.
— Возможно. Но я знаю почти всех жителей здешних мест, а этого типа увидел впервые.
— Это ничего не значит, — отрезал полицейский. — Люди приезжают и уезжают. Если бы я стал подозрительно разглядывать каждое новое лицо, я бы поседел уже лет десять назад.
Он внимательно осмотрел Брансона:
— У вас что, с собой большая сумма денег?
— Да нет…
— Где вы живете?
— Вон там, — указал Брансон.
— Знаете, мистер, вам лучше отправиться домой и забыть о случившемся. Я некоторое время понаблюдаю за вашим домом. А вы, если что-нибудь случится, сразу же вызывайте полицию. И, пожалуйста, успокойтесь.
— Спасибо, — ответил Брансон. — Извините, что побеспокоил вас.
Он направился к дому, стараясь сообразить, правильно ли поступил. Этот детина может и сейчас наблюдать за ним издалека, просто присутствие полицейского заставило его быть более осторожным. Хотя, конечно же, этот преследователь вполне мог быть и невинным новоселом в этом районе. А если нет…
Находиться в бегах или воображать, что тебя преследуют, — все равно что играть в шахматы на время, имея на кону ставку ценой в собственную жизнь. Неправильный ход или малейшая ошибка неизбежно ведут к поражению. Удивительно, как преступники способны вести подобную жизнь месяцами и даже годами, до тех пор пока у них все-таки не наступает нервный срыв.
Впервые он начал задумываться, сколько еще времени сможет выдержать эту игру и к какому финалу она приведет.
Дороти встретила его с видом заботливой жены:
— Рич, у тебя такое разгоряченное лицо, а на улице сегодня очень холодно.
Брансон поцеловал супругу:
— Я очень спешил, не знаю даже почему. Просто хотелось быстрее попасть домой.
— Спешил? — Дороти удивленно нахмурилась и глянула на часы. — Но ты пришел минут на семь позже обычного. Неужели опоздал поезд?
Брансон едва удержался, чтобы не подтвердить эту догадку. Соврать столь же просто, как и разоблачить ложь. Вопросы продолжали нанизываться на нить. Что же делать? Как вести себя со своей собственной женой. Он очень не хотел начинать врать ей — по крайней мере, до тех пор пока ситуация не станет совсем безвыходной.
— Нет, дорогая. Просто я остановился поговорить с полицейским.
— Неужели это заставило тебя бежать, как сумасшедшего? В конце концов, обед всегда может подождать несколько минут, ты же знаешь, — она положила свою изящною руку на его щеку. — Рич, ты мне говоришь правду?
— Правду о чем?
— О себе. Ты действительно чувствуешь себя хорошо?
— Да, конечно. Я сейчас вообще в зените. И на работе дела наладились.
— А голова у тебя не болит? И озноба нет?
— С чего это ты вдруг задаешь такие вопросы? — искренне удивился Брансон.
— Ты весь буквально горишь, я тебе это уже сказала. И вид у тебя какой-то необычный. Я это очень хорошо чувствую. Я ведь прожила с тобой довольно долго, достаточно, чтобы определить, когда у тебя что-то не в порядке…
— Хватит придираться ко мне, — огрызнулся он, тут же остро пожалев о собственной резкости. — Извини, дорогая, у меня сегодня был довольно тяжелый день. Сейчас я умоюсь, прочищу голову, тогда она будет работать немного лучше.
По дороге в ванную в его голове крутилась мысль о том, что все это с ним уже было. Нервозное возвращение домой, раздражающие вопросы Дороти, резкий ответ и бегство в ванную. Но не может же это продолжаться из вечера в вечер, неделю за неделей! Он рассчитывал, что у него еще есть время, но теперь и на этот счет появились серьезные сомнения.
Раздевшись до пояса, он осмотрел свой локоть. Синяк и подсохшая царапина еще были заметны, но место ушиба больше не саднило. Шишка на голове тоже уменьшилась. В конце концов, это падение оказалось не слишком серьезным.
Скоро он присоединился ко всей семье за обеденным столом. Но сегодня прием пищи проходил в непривычной тишине. Даже щенок вел себя необычно тихо. Над домом будто бы нависла какая-то темная туча, присутствие которой ощущали все, хотя никто еще ее не видел. Через некоторое время напряжение стало просто невыносимым. Тишина нарушалась лишь короткими вопросами и такими же короткими ответами, но разговор был вымученным и фальшивым, и все прекрасно понимали это.
В эту ночь в постели Дороти не могла успокоиться около часа. Она ворочалась с боку на бок и наконец прошептала:
— Рич, ты спишь?
— Нет, — ответил он, понимая, что он не смог бы ее обмануть, притворившись спящим.
— Может быть, тебе стоит взять неделю отпуска?
— Мне еще далеко до отпуска.
— Разве ты не можешь попросить одну неделю авансом?
— Зачем?
— Тебе надо отдохнуть, это пойдет на пользу и тебе самому, и твоей работе.
— Слушай… — начал он, но тут же постарался прогнать раздражение прочь, так как ему в голову действительно пришла идея. — Я посмотрю, как буду чувствовать себя утром. А сейчас давай спать, ладно? Уже очень поздно.
Она дотронулась до его щеки и нежно погладила.
За завтраком она снова вернулась к этой идее.
— Возьми себе внеочередной отпуск, Рич, — сказала Дороти. — Другие же делают это, если чувствуют себя хоть немного уставшими. Почему же ты не можешь? Ты ведь не железный.
— Но я и не устал слишком сильно.
— И не стоит этого дожидаться. Небольшой отдых сделает тебя совсем другим, вот увидишь.
— А почему другим? Каким другим? — спросил он.
— Ты будешь ко всему относиться гораздо спокойнее, чем сейчас, и перестанешь быть таким издерганным, — убеждала его жена. — Я знаю, что работа для тебя главнее всего, но поверь — здоровье еще важнее.
— Никто еще не умирал от работы.
— То же самое говорил Джефф Андерсен своей жене, помнишь?
Брансон кивнул, но возразил:
— Удар, который разбил Джеффа, не обязательно был следствием его работы. У многих людей случается такое.
— Возможно, это и так, — охотно согласилась жена, — но, может быть, и нет.
— Посмотри на меня, — сказал Брансон раздраженно. — Ты уговариваешь меня не нервничать, а сама только тем все утро и занята, что действуешь мне на нервы.