— Джаусы! — прошипел Пулу. — Джаусы!
Звери обошли вокруг них, ударяя виляющими хвостами по ногам и ткнулись мордами в руки губернатора.
Реньер улыбнулся, наклонился, чтобы потрепать их по головам, и заговорил что-то на непонятном Тристану языке.
— Мои любимцы, — объяснил Реньер. — Порода сибирских медвежатников почти исчезла. Мне не очень хочется оставлять их здесь, но в резиденции на Исселе-II держать их возможности нет.
Губернатор щелкнул пальцами и жестом указал на Тристана. Самая крупная собака повернула голову в его сторону. Юноша начал пятиться, но Реньер успокоил его:
— Протяни к нему медленно руку. Медвежатники не особенно радушно встречают незнакомых людей. Эту породу хорошо использовать для охраны.
Тристан почувствовал, как когти Пулу впиваются ему в плечи, услышал у самого уха шипение. Ему показалось, что Пулу собирается залезть ему на спину. Юноша заскрежетал зубами и протянул руку к зверю. Собака холодным как лед носом коснулась ладони Тристана. Он отдернул руку.
— Держи! — приказал губернатор. — Медвежатники чувствуют страх. Если им угрожают или спасаются от них бегством, они нападают. Уберешь резко руку — останешься без кисти.
Крепко стиснув зубы, чтобы не зашипеть, Тристан не шевелился, позволив собаке понюхать ладонь. Она обнюхала его с ног до пояса, пока ее не позвал губернатор.
— Теперь он тебя узнает, — сказал, улыбаясь, Реньер. — Абатор запахов не забывает.
Тристан отправился вслед за Раджаком в комнату в дальнем конце верхнего крыла и облегченно вздохнул, избавившись от собак. Он не стал ждать, пока слуга откинет шторы, а сделал это сам. Стекло за ними было тонированным, отчего свет прожектора и снег казались тусклыми. Он прислонился лбом к холодному стеклу, и оно запотело от дыхания — это не было голографическим изображением. За холмом и парком огни ночного города отражались от снежного ковра.
Айри-Сити.
Родной город матери.
Тристан долго стоял у окна, вглядываясь в темноту.
Из низко нависших туч сначала послышались раскаты грома, затем мелькнула вспышка, и тут же небо прочертила яркая полоска огня, похожая на хвост метеорита. Шаттл завис, взревев тормозными двигателями, и плавно опустился на посадочный пятачок, раскаленными струями растапливая на нем лед. Когда челнок коснулся почвы, клубы пара и газа закружились вихрем, заставив отвернуться даже команду почетного караула.
Тристан съежился от резкого порыва ветра. С неба все еще падал снег, который уже не стоило сравнивать со снежными ураганами на предыдущей неделе. Холод отдавался болью в ногах и груди. Тристан потер замерзшие руки и попытался сдержать дрожь.
Раздалась отрывистая команда, почетный караул замер, равняясь. Команда и стук каблуков четырех рот солдат, стоявших на бетонированной площадке за почетным караулом, звонко разнеслись по взлетно-посадочной полосе.
Тристан покосился на губернатора в мантии и с медалями на груди, на Лариэль в мехах.
Люк в нижней боковой части шаттла распахнулся, и из него показался трап. На нем Тристан заметил падавшие изнутри тени, потом из аппарата показался первый пассажир, за ним — все остальные. Люди были очень высокими, даже выше Реньера. Их одежда представляла собой разных цветов туники и мантии, доходивших до колен и отороченных снизу бахромой. Обнаженные частично руки и ноги казались темными от черных густых волос на них, хотя на самом деле кожа была красноватой. Большинство носили бороды, а грива ганианца не шла ни в какое сравнение с волосами встречаемых: они были еще длиннее и спутанными прядями лежали на плечах. Мохнатые брови не могли скрыть медвежьих глаз, а большие усы — клыков, еще более грозных, чем у джаусов.
Тристан чуть не отпрыгнул, вспомнив мохнатое существо из образа своего детства, которое схватило его мать в темном трюме поврежденного транспортного судна. На ногах прилетевших была кожаная обувь, туго облегавшая лодыжки и мускулистые икры. Шаркающие шаги тяжело отдавались в ушах Тристана. На богато украшенных поясах со свисающей бахромой он увидел рукоятки ножей, и этого было достаточно, чтобы напомнить ему о смертельном блеске такого же ножа у горла матери, совсем близко от его лица.
Их было десять человек, прибывших с Ми’ика, главной звездной системы Пояса Бакала. К губернатору и сопровождавшим его лицам они приблизились с таким видом, словно хозяевами Адриата были именно они. Не доходя двух метров до Реньера, они остановились, и идущий впереди в знак приветствия выставил перед грудью руку ладонью вперед.
У Тристана похолодело внутри. Пальцы его непроизвольно согнулись, и он готов был защищаться ими, как когтями. Юноша оскалился и едва слышно прошептал:
— Мазуки! Это мазуки!
Глава 11
Начальник колледжа сухопутных войск и б’Анар Ид Па’ан, сын Паши Ми’ика, дотронулись друг до друга ладонями в знак приветствия, обнялись и, улыбнувшись, посмотрели на ряд голокордеров в дальней части видитория. Собравшиеся вокруг полукруглой сцены люди и гуманоиды поднялись со своих мест, бурно зааплодировали, их возгласы одобрения эхом разнеслись по амфитеатру. Аплодисменты не утихали, когда к начальнику колледжа для приветствия начали подходить товарищи Па’ана, а их затем представляли старшим офицерам учебного заведения.
Два младших офицера в центре верхнего яруса вместе со всеми заняли свои места, обменявшись взглядами, а в это время главнокомандующий Сектором направился к трибуне на подиуме. Коренными жителями Иссела офицеры не были, один из них явно смахивал на гуманоида, оба имели на груди знаки инструкторов.
— Сейчас опять выдаст нам очередную порцию чепухи по теме «Прогресс через взаимное сотрудничество», — сказал негромко человек с Адриата и откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.
Его товарищ, умедо по национальности, родом с Саэде, согласился, что подтверждалось потемнением его кожи пепельного цвета. Он провел влажной салфеткой по лицу, кожа которого напоминала отпечатки пальцев на твердой глине. Голос существа в закрепленном на шее электронном переводчике звучал надтреснуто-хрипло.
— Меня не волнуют преимущества роста промышленности и экономики. Нам ни к чему конфликты с Объединенными Мирами.
— Во всяком случае, не в союзе с Поясом Бакала, — добавил адриатец. — От одной мысли об установлении торговых связей с расой, неразлучной с рабовладельческими рынками, мне становится не по себе. Но то, о чем идет речь здесь… — он брезгливо поморщился.
— Работорговля со времени принятия Стерджарской Конвенции во всей Галактике считается преступлением, — поддержал его гуманоид-амфибия. — Разве мазуки не подписывали ее?
Человек отрицательно покачал головой.
— Часть звездных миров мазуков не склонна соглашаться с общим мнением. Мы имеем дело с нелю… то есть, я хочу сказать, с нецивилизованными обществами, учитывая их образ мышления и аморальность поступков, а для кое-кого соблюдение или несоблюдение закона зависит от того, выгодно ли это. Цена жизни для мазуков — что за нее могут дать взамен на рынке. Наши союзники ничего не теряют, но приобретают многое, отдавая сюда в качестве наемников все нежелательные элементы.
— Как это понять, Ян?
— А разве ты не знаешь? Именно так Пояс Бакала рассчитывается за системы вооружений, которые они получают от нас: направляют сюда своих наемников, солдат, проводящих в жизнь «прогресс», о котором говорит главнокомандующий Сектором.
Он разглагольствовал бы и дальше, но сидящий впереди офицер покосился на него через плечо. До конца выступления Реньера Ян сидел с закрытым ртом, механически встал, когда командующий и сопровождающая его свита удалилась осматривать колледж, и снова сел, наблюдая, как собравшиеся на торжественную встречу спускаются вниз по ступенькам амфитеатра, и сравнил их с вытекающей из ванны водой.
Сидевший рядом умедо спросил:
— Не могу понять, каким образом главнокомандующий Сектором докажет, что война против Объединенных Миров необходима?
— Тут все ясно как день, Катжа. Это месть.
Коллега непонимающе уставился на него.
— Это ведь нииджик — безумие! Ему очень нужен Тарсигианский мирный договор?
— Нет. Официально, чтобы оправдать себя в глазах общественности, это обосновывают необходимостью освобождения ее родной звездной системы от влияния Объединенных Миров, — Ян посмотрел на коллегу. — Ты слышал, что он говорил по поводу освобождения?
Кожа Катжа потемнела, и Яну показалось, что по его лицу пробежали морщинки.
— Это нииджик! Оно не стоит расходов и риска, лишних затрат на поставки, не говоря уж о расстояниях. Кроме того, речь идет о недооценке силы Объединенных миров.
— И переоценке значения в этом деле мазуков, — добавил Ян.
Кожа умедо не посветлела. Он о чем-то задумался.
Ян вздохнул — в данной ситуации ему оставалось лишь безропотно подчиниться и встать. Они были одни в амфитеатре. Коллега Яна тоже поднялся, и вместе они прошли вдоль ряда к выходу. Катжа снова вытер повлажневшее лицо. Они вышли на улицу. Ян надел головной убор и поднял воротник куртки, прячась от ветра.
— Ты заметил рядом с губернатором мальчика?
— Да, — ответило существо-амфибия.
Катжа натянул на голову капюшон комбинезона и дотронулся до пластинки на груди, включив вшитые в ткань нагревательные элементы.
— Разве это не его помощник или паж?
— Он сын адмирала Середжа, главнокомандующего сферзахами, последние двадцать пять лет считался пропавшим.
Лицо Катжа под капюшоном потемнело.
— А какое он имеет к этому отношение?
— Он, по-видимому, должен стать катализатором, — объяснил Ян. — Этот мальчик — заложник. Он гарантия того, что Середж пойдет на уступки.
У административного здания стояла самоходка. В проходе Тристану преднамеренно подставили ногу, и он споткнулся, угодив между плеч, более широких, чем спины самцов пейму. Юноша гневно посмотрел на медвежьи морды мазуков и поморщился от неприятного запаха, исходившего от их тел. Он и Пулу заняли последние места. Тристан прислонился лбом к стеклу, выказывая полное безразличие.