ткинулся назад и задышал ртом, чтобы восстановить пульс. Освещение кабины уже было нормальным, в обычном ритме заработали сенсоры и другие приборы. Тристан отсоединил клеммы внутреннего переговорного устройства и шланги подачи кислорода от шлема, отстегнул привязные ремни и резко поднялся. Колени у него дрожали.
Когда Тристан вошел в класс из комнаты поддержки, капитан Коборн сидел за столом, жестом он указал на один из предназначенных для курсантов стульев напротив и сказал:
— За этот полет ты получил неудовлетворительную оценку, Середж. Если бы он был настоящим, я проводил бы твой послеполетный опрос в морге.
— Что вы сказали, сэр?
— Посмотри запись и скажи мне, в каких местах ты допустил ошибки.
Инструктор включил настольное голографическое записывающее устройство. Тристан смотрел на самого себя, сидящего в тренажере, и слушал радиообмен. Он вопросительно взглянул на инструктора, когда запись кончилась.
— Начинай с самого начала. Что ты делаешь в первую очередь, когда зажигается индикатор неисправность?
Тристан наизусть процитировал «Действия пилотов в экстремальных ситуациях»:
— Сохранить управление самолетом.
— Ты это сделал правильно. Дальше что?
— Проверить исправность систем с целью определения характера и масштабов повреждений, принять необходимые меры для их ликвидации.
— Верно. Ты это сделал. У тебя была неполадка в механике. Теперь?
— Подать сигнал бедствия и немедленно запросить помощь, — отчеканил Тристан. — Сигнал для радиолокационного обнаружения — три-альфа, семь-ноль-семь аварийного кода и затем установить связь с наземной службой.
— Неплохо. До этого момента ты пока жив. Давай все-таки проверим последовательность твоих действий при катапультировании.
Коборн нажал кнопку быстрой перемотки.
— Но ведь я занял правильное положение, сэр!
— Это тебе не поможет, если ты не перейдешь на систему аварийного жизнеобеспечения капсулы, — объяснил Коборн. — В противном случае ты задохнешься, совершишь медленное самоубийство.
— Так точно, сэр, — тихо ответил Тристан.
Инструктор в упор посмотрел на курсанта.
— Не могу понять, Середж. Ты не провалил письменный и устный тесты по «Действиям пилотов в экстремальных ситуациях», ты знаешь их назубок, — он встал и покачал головой. — У тебя будет еще попытка. На взлетную полосу не допускается тот, кто не отработает эти вещи на тренажере.
— Сегодня вечером нам не хватало тебя за ужином, — сказала Лариэль, стоя у двери с отдернутой занавеской и обращаясь к Тристану, сидящему спиной к стене на кровати, скрестив ноги.
— Я не голоден, — ответил он, не поднимая головы, но искоса наблюдал за девушкой, увидел, что она идет к нему и садится на краешек кровати рядом.
Когда она протянула руку, чтобы положить ее ему на плечо, он отшатнулся и взволнованно поднял руку ко лбу.
— Тристан, ты не заболел? — спросила она.
— Нет, — сказал он, опустил глаза на свои руки, тяжело лежащие на коленях, и вздохнул глубоко. У него было такое ощущение, что в груди у него огромный камень.
— Что-то все-таки произошло, — мягко заметила она и придвинулась ближе. — Даже когда ты приходишь на ужин, ты почти ничего не ешь. Ты постоянно какой-то скованный и нервный…
— Сколько времени еще мне предстоит это делать? — неожиданно спросил он. — Я имею в виду — ходить в училище. Прошло уже шесть месяцев, как я ушел от матери! Она, наверное, умирает там!
— Тс-с-с, — Лариэль круто повернулась, и он вслед за ней оглянулся на дверь. Она сидела как на иголках. — Не знаю, Трис. Мне очень жаль.
Прежде чем он успел что-то сказать, она заговорила снова:
— Сегодня случилось что-нибудь неприятное? Я могу чем-то помочь?
Он пожал плечами и опустил голову.
— Я провалил тест на тренажере. Забыл выполнить кое-какие важные действия, и если бы все происходило по-настоящему, я умер бы.
— В следующий раз ты о них не забудешь.
— Не знаю, забуду или нет: мне теперь все равно. Как я могу думать об учебе и полетах, если моя мать умирает?
Тристан в отчаянии взмахнул обеими руками.
— Трис, — нежно сказала Лариэль, желая его успокоить.
Он замотал головой, не поднимая на нее глаз.
— Я не могу остаться здесь!
Тристан вскочил с кровати и зашагал по комнатушке взад-вперед.
— Мне нужно быть с моей матерью! Мне не следовало покидать ее. Я… даже не сказал ей до свидания!
— Трис, — снова сказала Лариэль, встала и загородила ему дорогу.
Она пристально посмотрела ему в глаза и принялась нежно массировать ему шею. Лариэль дотронулась до метки клана, и от этого прикосновения юношу пробрала дрожь. Лицо его вспыхнуло, сердце забилось чаще. Он не мог отвести от нее взгляда.
— Тристан, — удивилась она, — ты покраснел.
У него пересохло во рту.
— Почему ты это делаешь? — хрипло спросил он.
— Ты весь в напряжении.
Голос ее звучал откуда-то издалека.
— Твои мускулы стали железными.
Движения ее пальцев напоминали ему об ощущениях, знакомых по снам, от которых он всегда просыпался в смущении. Тристана словно парализовало.
— Мир в тебе, мать, — произнес он фразу, с которой ганианцы обращались к своим подругам. — Мир в тебе.
Лариэль убрала руки. В ее глазах он заметил замешательство.
— Что-то не так, Тристан? Я причинила тебе боль?
— Нет, — он мотнул головой и чуть слышно вздохнул, не сводя с девушки глаз. — Нет.
— Что же тогда?..
— Так делают женщины-ганианки, когда выбирают себе друга. — Тристан в волнении посмотрел на Лариэль и отвел взгляд. — Это часть ухаживания.
— А-а, — она залилась румянцем. После небольшой паузы она смущенно произнесла: — Извини, я не знала.
— Нет, — он наконец осмелился опять посмотреть на нее, — не надо извиняться.
Тристан сам оторопел от своих слов. Лариэль ласково улыбнулась ему, потом осторожно, словно перед ней стоял дикий зверь, готовый напасть в любой момент, приложила ладонь к его виску, провела пальцем по волосам.
— Люди совсем по-другому выражают нежные чувства, — чуть ли не шепотом произнесла Лариэль. — Хочешь, я покажу тебе?
Тристан затаил дыхание и, проглотив комок в горле, тихо ответил:
— Да.
Она прильнула к нему, закрыв глаза. Обняв за шею, наклонила его голову к себе. Их трепетные губы встретились, и Тристана бросило в дрожь. Он собрался было поднять руку, чтобы обнять девушку, но замер.
Она отступила от него на шаг, посмотрела ему в глаза и стыдливо улыбнулась.
— У тебя все получится на тренажере, — шепнула Лариэль, повернулась и вышла из комнаты.
Он молча проводил ее взглядом. Позже, завернувшись в одеяла и лежа калачиком, он долго думал о ней. Во сне, однако, он снова увидел себя на Ганволде, где стоял на вершине холма у погасшего погребального костра. Тристан проснулся весь в холодном поту. Его бил озноб. Кошмарные видения не покинули его и наяву, он сел, укутал плечи одеялом, чтобы согреться, и тяжело вздохнул.
«Мне не надо было оставлять ее одну, — думал он. — Этого не произошло бы, если б я остался с ней. Даже если бы она умерла, я был бы рядом. Теперь она умирает в одиночестве, она совсем одна».
Он почувствовал себя глубоко виноватым, на сердце стало тяжело. Тристан тряхнул головой и тщетно попытался сбросить с себя навалившийся груз. У него было ощущение, что кто-то наблюдает за ним. Он посмотрел через плечо — на коврике, скрестив ноги, сидел Пулу. Ганианец склонил набок косматую голову и спросил:
— Ты что делаешь, маленький брат?
— Я думаю, — вздохнул Тристан. — Моя вина в том, что она там умирает одна.
Пулу непонимающе заморгал.
— Почему?
Тристан еще раз тряхнул головой, соображая, как ответить на вопрос. Собравшись с мыслями, он сказал:
— Если бы я остался там, она не умирала бы в одиночестве. Если бы я остался там, то не было бы всех этих… — Тристан обвел руками круг, — проблем с губернатором, я не доставил бы хлопот отцу и… — он не закончил.
Пулу помолчал немного и заметил:
— Ты пытаешься помочь, маленький брат. Ты делаешь то, что считаешь нужным. Результат может быть, а может — и нет. В этом нет никакой вины.
Тристан долго размышлял над словами Пулу. Ему хотелось поверить в них, но душевная боль и глубокое чувство страха не позволили ему сделать это.
Он надолго забылся, завернувшись в одеяло, пока не вошел Раджак и не разбудил его.
— Дефлекторы открыты полностью, носовая часть тридцать градусов, маневровые двигатели в положении один и два, что составляет один-три-пять, прием.
Пальцы Тристана забегали по тумблерам. Подкладка перчаток стала мокрой от пота.
Нос «самолета» накренился, и Тристан вывалился бы, не будь привязных ремней. На этот раз удар последовал слева. Загорелось еще несколько красных индикаторов, предупреждающих об опасности. Он нажал кнопку «Контроль неисправностей», включился экран компьютера.
— База, — передал Тристан. — Двигатели по левому борту тоже вышли из строя.
— Вас понял, «Молот»…
В наушниках затрещало, связь нарушилась. Тристана отбросило на спинку кресла. Панель приборов погасла, лишь один экран то и дело выплевывал одно и то же предупреждение:
«Отказ системы жизнеобеспечения.
Предположительный резерв времени: 3 минуты.
Подготовиться к катапультированию».
Тристан глубоко вздохнул.
— Аварийная система жизнеобеспечения, — прошептал он и услышал в головных телефонах собственные слова. Даже не видя Коборна, он чувствовал его присутствие. На левое плечо, туда, где крепился шланг подачи кислорода, легло кольцо. Тристан ухватился за него рукой и подсоединил к шлему. Через кислородную маску с шипением пошла струя холодного воздуха.
На экране вновь запульсировала надпись:
«Оставить самолет! Оставить самолет! Оставить самолет!»
Тристан занял положение, необходимое для катапультирования, взялся за желтые рукоятки и сжал зубы, приготовившись к выбросу капсулы. Когда кресло тренажера, дернувшись, остановилось, он услышал, как вздохнул инструктор.