— Так думают военнопленные.
Сэм кивнул:
— Ну, что-то вроде того. А если ты начинаешь думать, что пропал без вести в открытом космосе, тут есть от чего свихнуться.
— А твоя семья, капитан?
Он на мгновение задумался и пожал плечами, медленно пережевывая бутерброд.
— Я никогда не знал своего отца. Моя мать, видишь ли, она в доме престарелых в Детройте. Сестра… скажем, я потерял с ней связь. Так было проще. Младшего брата убили во Вьетнаме. Бабушка и дед умерли. За моими плечами остались только воспоминания.
Она вскинула брови.
— Спасибо тебе, капитан. До сих пор у меня не было времени подумать о таких вещах.
Сэм потер глаза.
— Ну что ж, это значит, я очень устал. Обычно я сначала думаю, потом говорю.
Она рассмеялась.
— Моя интуиция подсказывает, что ты никогда не разговариваешь, если устал. Боишься проболтаться?
Он тряхнул головой:
— Угу, но знаешь, каково это? Хуже нет, чем жить постоянно на взводе. И смогу ли я когда-нибудь стать самим собой?
— А может быть, станешь таким, как я. Майор Светлана Детова — знающая, способная и живая.
— Живая? Возможно, но ты несвободна.
Он пристально всматривался в изящные черты ее лица. В ее голубых глазах сейчас не таился расчет, не было замкнутости, к которой он привык.
Она освободила волосы, и они тяжелой массой рассыпались по плечам.
— Свобода, капитан, вещь относительная. А ты? Разве грубость, хитрость не помогают тебе уцелеть? Подожди, выслушай меня до конца! Если тебе дают задание, на твои плечи в будущем ложится двойная ответственность, не так ли? Да, я знаю, как это бывает. Ты чернокожий в Америке. Я женщина в Советском Союзе. В любом случае там, где белый может ошибиться несколько раз, у тебя есть право на единственный промах.
Он встретился с ее упрямым взглядом и медленно кивнул:
— Да, быть может, и так. Но меня еще не захомутали. — Что ты можешь знать об этом, женщина? Разве ты можешь понять?
— Именно поэтому ты бодрствуешь, когда другие спят. — Она кивнула самой себе. — Да, капитан, я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь.
— Почему?
— Потому что, как ты заметил, я тоже не сплю.
Он усмехнулся.
— Значит, ты бодрствуешь, горя желанием завербовать меня в КГБ?
Она вскинула бровь.
— Ну и каковы мои шансы на успех?
— Не самые лучшие.
Светлана допила остатки колы.
— Знаешь, мы могли бы предложить тебе…
— Меня это ни капли не интересует.
— Ты даже не выслушал меня.
Он наклонился вперед и поднял палец.
— Майор, в Америке доктор Кинг все-таки добился возможности промаршировать по улице с демонстрантами. Теперь ты можешь сидеть здесь и рассуждать о братстве между народами, любовь к которому твоя вшивая коммунистическая партия демонстрирует на лозунгах. Но мы, сестрица, многое повидали, и оба мы знаем что-то другое.
— Но доктор Кинг был убит психом не в моей стране, капитан.
— Конечно, черт побери! Потому что в твоей стране его послали бы на такой далекий север, что он стал бы первой черной сосулькой в истории человечества. Твоя партия построила бы для него лично новый ГУЛАГ на самом краю Таймырского полуострова.
Постукивая ногтями по столу, она откинулась на спинку стула.
— Ну ладно, с идеологией все ясно, а как насчет денег?
— Теперь ты заговорила на моем языке. Ну, для начала… как ты посмотришь на сто миллионов? — Он подмигнул ей. — Торговля будет долгой и нудной. Я собираюсь стать бонзой. Тебе что-нибудь принести?
— Принеси виски. Мы могли бы платить десять баксов в месяц.
— Ну ладно, пятьдесят миллионов… я не уступлю ни цента. — Они вместе пошли к автомату. — Скажи, как такая замечательная девушка могла попасть в лапы КГБ?
Она бросила на него короткий испытующий взгляд. Потом заговорила, подавив циничный смешок:
— Знаешь, это больше не имеет никакого значения. Здесь нет никого, кроме нас и Ахимса. Забавно, правда? Я так долго жила во лжи. Малейшая возможность быть откровенной заставляет меня нервничать.
— Я не хочу, чтобы ты волновалась, брось это и расслабься. Лги мне. Меня это не волнует.
Она взглянула на него подозрительно.
— Тогда почему ты проверял меня?
Пожав плечами, он протянул ей виски.
— Я уже много узнал о тебе: кто ты, откуда, что тебя сделало такой. Не из шпионских целей, просто ты меня интересуешь как личность.
Она отпила виски и подняла бровь.
— Я уже слышала подобное.
— Как хочешь, можешь верить, можешь не верить. Послушай, меня и в самом деле не заботит, что ты делала в Гонконге, кого ты там изображала и какое у тебя было задание. Мы здесь одни, майор. И я не знаю, что будет дальше. В скором времени моя жизнь может оказаться в твоих руках. Мы работаем так же, как все. Чтобы сплотить команду, надо начать с самого начала — с приветствия и рукопожатия.
Она покачала головой и глубоко вздохнула.
— Извини. Это старая выучка, привычка жить играя. Разведка — дело одиночек. Доверять можно только самой себе. Думаю, я никогда не буду, как… как…
— Как нормальные люди?
— Да, как нормальные люди.
— Но только не спрашивай чернокожего офицера, командира группы по борьбе с террором, на что похожи нормальные люди.
— А ты ненормальный?
Он заговорщически подмигнул ей.
— Люди, которые прыгают с парашютом, чтобы убивать других людей, вряд ли нормальные. А может быть, мы как раз нормальные, а весь мир безумен. Черт побери, не знаю. Зачем мы во все это ввязываемся?
— Ты спрашивал меня, как я попала в КГБ.
— Я попросил прощения.
Она перевела дыхание.
— Я совсем осмелела, ну да ладно. Я родилась в семье кагэбэшников. Моя мать работала в посольской группе второго главного управления. Мой отец работал в спецслужбе КГБ. — Она подождала, губы ее задрожали, глаза смотрели с надеждой. — Ну скажи мне что-нибудь, не молчи, ради бога.
— Поторгуемся? Секрет за секрет?
— Да.
— Когда мне было шестнадцать, я украл машину. Меня не поймали. Когда мне было двадцать, я украл другую. Об этом до сих пор никто не узнал. Если бы узнали, выкинули бы из Вест-Пойнта в два счета.
Она скрестила руки.
— Это не совсем то.
Сэм покачал головой и провел рукой по коротко стриженным курчавым волосам.
— Конечно, нет. Но я думаю, что я совсем не так интересен, как ты. Моя мамочка не занималась ничем иным, кроме как кормила нас и поднимала на ноги.
— А женщины? Тебя ждет дома подруга?
Он рассмеялся.
— Нет. И не думаю, что встречу подругу на Тахааке. Работа, как ты понимаешь, отнимает все время. К тому же американские женщины становятся почему-то немножко нервными, когда рассказываешь им, что зарабатываешь на жизнь, убивая людей. Думаю, кагэбэшники в таком же положении. Нет?
Она засмеялась, о чем-то вспоминая.
— Моя работа требовала от меня общения с мужчинами. Я выбирала самых высокопоставленных. И мне было так смешно, когда они похвалялись своей силой, своим могуществом, своими мускулами! Убить их тогда мне ничего не стоило. Уничтожить — с помощью семнадцати разновидностей яда, шести видов прицельного оружия или голыми руками. Власть — вещь относительная, так ведь? Над чем ты смеешься?
Она прищурилась, и Сэм снова расхохотался.
— Ох, я представляю. Вижу этих жирных котов, которые купаются в деньгах, в миллионах долларов, взбирающихся все выше и выше и мнящих себя королями, а среди них — маленькая, хорошенькая Светлана с трояком в кармане, которая пытается стереть ухмылку с их лиц. — Он покачал головой. — Понимаешь, удивляет меня только одно: ты ведь трясла их не только из принципа.
Казалось, она совсем успокоилась.
— Еще больше меня забавляло, когда они уговаривали меня не волноваться, старались меня защитить, шли навстречу любому желанию. Они охраняли меня от волков и шакалов, рыщущих по коридорам посольств и бирж.
— Мне бы хотелось посмотреть на их лица! Охранять тебя? Ну что ж, это здорово придумано! — Он вздохнул. — Плохо только, что ты не могла им открыться.
Она изогнула губы и хищно улыбнулась.
— О, при случае я это делала. В отличие от вашего ЦРУ, КГБ не очень-то заботилось о нравственных аспектах, когда дело доходило до политического убийства.
— Ну и как они выглядели?
Она повела носом и широко развела руками.
— В большинстве случаев рыдали и ломались. Как я сказала, власть — вещь относительная. — Она тряхнула головой. — Когда ты слышишь такое, беспокоишься? Уже по-другому думаешь обо мне?
Сэм допил остатки коньяка.
— Нет. Ни капельки. Как я уже говорил, мы оба выпали из системы, сестрица. Я знаю обе стороны медали. Ты такая же, как я, такой же профессионал. У тебя нет иллюзий, ты знаешь, что такое жизнь.
— Ты очень уверен в себе.
— Да. Я ненавижу пустую болтовню, особенно когда от моего решения и моего поведения зависит, вернутся ли мои парни по домам. Я повидал много смертей, майор. Мы и сейчас смотрим ей в лицо. Каждую минуту.
Она встретилась с его пристальным взглядом и медленно кивнула.
— Мне нравится образ твоих мыслей, капитан. И мне кажется, что ты прав. У меня не так много иллюзий в отношении жизни. И в отношении нашей теперешней миссии тоже. Мы будем работать сообща, капитан. В ближайшие месяцы нас ждет много работы. Я надеюсь, что не обманулась в тебе.
— Лучше надеяться, что мы сами в себе не обманемся, майор.
Она вызывающе посмотрела на него, словно пытаясь проникнуть в самую душу.
ГЛАВА 17
Маршал Сергей Растиневский ударил кулаком по стенной обшивке и стал нервно мерить комнату шагами. С тех пор как начали поступать донесения с Дальнего Востока, в штабе воцарилась тишина. Люди в тревоге смотрели на него. Он остановился, а потом снова отмерил пятнадцать шагов, пересекая огромный кабинет.
— Соедините меня со Ставкой. — Он еще не закончил фразу, а полковник уже протягивал ему трубку полевого телефона.