Нетрудно понять нежелание штаба тащить навстречу Голландцу массивные тела. Свернет или расстреляет издали, как делал это в предыдущие разы. Но так было, когда преграду можно было разглядеть издали, а никто не мог сказать, увидит Голландец, что кошелка не пуста, или нет. Такой эксперимент попросту никому не пришел в голову. Ловушки должны быть пустыми, таково непреложное правило. Даже мышеловка никогда не бывает набита сыром под завязку.
Подарок Голландец разглядеть не сумел, и содержимое кошелки вывалилось в пространство в опасной от него близости. Даже космические пришельцы не могут нарушать законы природы, так что уклониться от столкновения Голландец не мог. Оставалось неизвестным, сумеет ли он пробиться сквозь тучу мусора, что высыпалась на него из ниоткуда.
Сдаваться Голландец не собирался. Все три орудия немедленно заработали, расчищая проход в месиве камней и железа. Пламя аннигиляции было видно безо всяких телескопов даже на Земле. Хотя пришелец бил по наиболее крупным обломкам, но клубы густой пыли, которой в ловушке было больше всего, принимали удар на себя, так что туча обломков упорно приближалась к изрыгающей пламя громаде. Эфир выл на всех диапазонах, связь исчезла, Клим с Андреасом не слышали, что кричал им координатор, но оба и без того знали, что нужно побыстрей уходить: жесткое гамма-излучение, возникающее при аннигиляции, способно прошить не только маленький кораблик, но и броню космического линкора, и земную атмосферу. Тральщики бежали с поля боя, зато автоматические зонды десятками шли на гибель, транслируя картину сражения.
Первыми туши Голландца достигли металлические шарики, которые продолжали методично выпускать исследовательские станции. Сейчас космическому левиафану было не до той мелочи, что летела ему вдогонку; шарики беспрепятственно врезались в матово-черную поверхность. Скорость их была достаточно велика, одна за другой последовали вспышки, несущие информацию о том, из чего сделана недоступная прежде броня.
Но уже через минуту зонды были разом уничтожены. Это была не месть, а скорей жест отчаяния; корабельные механизмы поняли, что выжигать стремительно приближающееся облако больше нельзя: оно уже слишком близко, и собственные выстрелы могут сжечь корабль. Поэтому огонь был перенесен по не столь опасным дальним целям.
Сквозь визг помех к Андреасу на секунду донесся голос Клима:
– Смотри, смотри!..
Было ли то предостережение об опасности или предложение любоваться крушением Летучего Голландца? Войти даже на небольшой по космическим меркам скорости в плотное пылевое облако равносильно тому, чтобы врезаться в каменную стену. Чудовищное пламя аннигиляции давно погасло, но несколько уцелевших зондов продолжали транслировать картину гибели Голландца. Еще недавно черная, поверхность багрово светилась, исклеванная тысячами болезненных уколов. Каждая пылинка по отдельности не могла нанести заметного вреда, но их было очень много, и непрерывная бомбардировка стремительно съедала защиту корабля.
Потом в зону видимости влетел вполне приличный астероид – угловатый железоникелевый обломок длиной метров сорок и не меньше десятка метров в поперечнике. Как он сумел уцелеть в тесноте гравитационной ловушки, а потом не превратился в железный туман, пока Голландец еще отстреливался, – этого не скажет никто. Железяка въехала в потерявший прочность борт корабля, распоров его наподобие консервной банки.
Голландец уже не стрелял и по дальним целям. Пришедшийся по касательной удар, видимо, повредил что-то в системах управления, и махина корабля попросту дрейфовала, даже не пытаясь сопротивляться новым ударам. Визг аннигиляции смолк, эфир наполнял только скрежет наэлектризованного камня и голос диспетчера, кричащий разом обоим пилотам:
– Тральщики, ходу! Он отключил защиту! Еще один такой удар – и его разнесет на части! Уходите в темпе!
Наверное, люди, долго летавшие вместе, осваивают если не телепатию, то что-то очень на нее похожее. Во всяком случае, в ответ в эфире не прозвучало ни единого слова, но оба катера заложили крутой вираж, немыслимый для прежних кораблей, и, расходясь для стандартного захвата, устремились к гибнущему Голландцу.
Диспетчер охнул и на весь космос заскрипел зубами, но кричать, ругаться и запрещать не стал. Какой смысл в крепких словах? Космонавт, начавший вираж, уже не остановится.
Гравитационная ловушка не видна постороннему взгляду, на расстоянии ее просто невозможно обнаружить, так что единственное, что увидели наблюдатели – и ближние, и взирающие издалека, – как задрожало изображение на их экранах, а затем космос опустел, лишь куча мусора продолжала волочиться вслед за двумя корабликами, уносящими побежденного левиафана.
– Куда теперь? – послышался из динамиков голос Андреаса.
– Представления не имею. Куда скажут, но только подальше от Земли.
– Боишься, что вырвется?
– Осторожничаю. Никогда не следует открывать мышеловку дома. Даже если в ней нет ничего, кроме сыра.
– Голландского…
– Ага. Ты, главное, живей уходи с траектории нашей мусорной кучи. Напылили мы с тобой – за месяц не убрать.
– Уберем. Отвезем Голландца на вивисекцию – и уберем.
Затем, не сговариваясь и не обращая внимания на призывы очнувшегося начальства, они затянули в две глотки совсем не космическую, вовсе не подходящую к величию момента песню:
Папаша, дож венецианский,
Большой любитель был пожрать,
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать!
Зеленый купол
Культаун не город, а целая планета, в высшей степени спокойная, с патриархальным укладом и добронравным населением. Там нет армии – Культаун ни с кем не собирается воевать. Нет полиции – зачем полиция там, где не бывает правонарушений? Нет и правительства, потому что у планеты есть хозяин. Культаун принадлежит гангстерскому синдикату Жозефа Культи, того самого, о котором уже шестьсот лет рассказывают леденящие истории во всех обитаемых мирах. Сам основатель криминальной империи давно упокоился в фамильной гробнице, но все его потомки также носят имя Жозеф, а уголовная кликуха Культя стала фамилией, которую редко произносят вслух, но всегда подразумевают, когда речь идет о тех, кто решает судьбы Галактики.
Жозеф Культя и его потомки на Культауне вряд ли появлялись; здесь живут отставные киллеры, дожившие до старости карманники и домушники, полисмены, не за страх, а за совесть покрывавшие преступников, – вся та уголовная шушера, с которой никогда не считаются, но без которой не стоит ни одна преступная империя.
С появлением Культауна у бывших шестерок, давно осознавших, что в боссы им не выбиться, возникла новая мечта: собственный домик с садиком на курортной планете, откуда нет выдачи и где от тебя не потребуют даже свидетельских показаний относительно давно закрытых уголовных дел.
Профессиональный нарушитель закона на пенсии – в природе нет более законопослушного существа. Те их коллеги, что привыкли разрешать ножом и пистолетом собственные проблемы, попросту не дожили до пенсии.
На Культауне не встретишь бродячего коммивояжера – здешние жители зубы съели на подобных шуточках. Здесь нет рекламы, никто никого ни к чему не призывает. «Нет, не был, не имел, не участвовал» – таково кредо жителей Культауна. В садиках, что окружают дома, цветут непременные розы – гиацинты и левкои не пользуются популярностью среди местных жителей, – и поседевшие герои плаща и кинжала обсуждают проблемы подрезки розовых кустов.
Кроме пенсионеров, на Культауне живет некоторое количество врачей и щепоть обслуживающего персонала. Оклады у них такие, что за свое место эти люди держатся когтями, зубами и прочими хватательными органами. А вот у пенсионеров социальным работникам поживиться нечем, разве что букетом свежих роз.
Неудивительно, что в таких условиях преступность на Культауне неудержимо стремится к нулю и, если бы не статистические выбросы, давно бы этого нуля достигла.
Целая планета преступников – и ни одного преступления! Так не должно быть, и так не будет!
Я отправился на Культаун.
Дело в том, что я правонарушитель-одиночка – один из тех, с кем синдикат ведет смертельную войну. А я, соответственно, не упускаю случая устроить подлянку клану Жозефа Культи.
Буду честным – воры любят говорить о честности, – идейные соображения занимали в моих планах предпоследнее место. Главным была простая мысль: где-то потомки Жозефа Культи должны хранить накопленные ценности. Речь идет не о деньгах, которые пускаются в оборот, а об уникальных предметах, в первую очередь произведениях ювелирного искусства, которых за шестьсот лет обязано было скопиться немыслимое количество. Очень хотелось запустить лапу в эту сокровищницу. Знать бы только, где она…
Но однажды меня осенило: сокровища династии Жозефа Культи – здесь, на самой спокойной планете Вселенной, где, при всем том, не встретишь постороннего человека. Конечно, посторонние есть всюду, но на Культауне им неуютно, они находятся под неусыпным наблюдением: бывших гангстеров не бывает, и любой из здешних пенсионеров зорко поглядывает по сторонам в перерывах между рыхлением земли и поливкой роз.
С ходу появляться в столице в мои планы не входило. Это значило бы голосить на весь Культаун: «Я прилетел пощупать ваш центральный банк!» А люди на Культауне живут тертые и сколько будет дважды два – знают.
Грузовой звездолет высадил меня у небольшого городка километрах в восьмистах от столицы. Далее я собирался путешествовать на пикапчике ярко-зеленого цвета с небольшим трейлером такого же окраса. Из оборудования было только то, что могло поместиться в мой автопоезд. Таможни на Культауне нет, ввози хоть планетарную бомбу, но помни, что за тобой присматривают профессионалы: опытные контрабандисты, наркоторговцы, террористы и прочий люд, поднаторевший в провозе куда не следует того, что не полагается. Именно потому таможня Культауну без надобности.