Свой мир
Одноместный галактический разведчик – штучка миниатюрная по космическим меркам, пылинка, не больше. Но когда он опускается на планету, то обращается в громаду, достойную уважения. Если бы разведчик совершал посадку на планету, населенную малоцивилизованными, но очень романтическими юнцами, они, несомненно, ожидали бы, что сейчас из нутра прибывшего галактического корвета вылезет не менее батальона звездных десантников. Юнцам невдомек, что солдатам надо чем-то дышать, что-то кушать и пить, а кроме боевой рубки в корвете должны быть еще механизмы, позволяющие кораблю двигаться между звезд. Таким образом, то, что казалось корветом, в действительности крошечный разведчик, в котором только-только хватает жизненного пространства для Рихарда Матвеева – пилота-разведчика объединенных флотов.
Планета, покуда безымянная, была словно специально создана для колонизации, если она ничья, или контакта, если на ней отыщутся хотя бы полуразумные хозяева. А пока Рихарду были видны моря, в которых резвилась фауна, различимая даже с высокой орбиты, леса, под покровом которых было ничего не различить, горы, степи и иные ландшафты, милые сердцу первопроходцев.
Следов цивилизации Рихард не заметил и после некоторого колебания пошел на посадку. Последнее было необязательно и даже не слишком одобрялось – разведчик не приспособлен для наземных исследований, – но за месяц автономного полета вполне можно соскучиться по твердой земле под ногами и глотку свежего, некондиционированного воздуха.
Громада миниатюрного разведчика опустилась на луг у границы леса и степной зоны. Опустилась аккуратно, даже трава там, где ее не вдавили в почву опоры, оказалась не примята. Наверняка явление звездного странника вызвало переполох среди окрестного зверья, но иного вреда корабль не наделал.
Теперь можно выйти наружу, разумеется приняв необходимые меры предосторожности.
Жизнь на всех кислородных планетах построена по одному принципу. Двадцать аминокислот, из которых будут собраны цепочки белков, пять нуклеотидов, набор оптически активных сахаров – все эти вещества с железной неумолимостью возникают на еще безжизненной планете, едва ее моря перестают кипеть. Вариантов здесь нет, поскольку эти вещества термодинамически наиболее выгодны. А потом в дело вступает его величество случай, обеспечивающий бесконечное разнообразие форм. Так или иначе у всех земных организмов порядок нуклеотидов в наследственном веществе совпадает больше чем наполовину, а с инопланетными существами он может и вовсе не совпадать. То есть лиана из амазонской сельвы ближе к человеку, чем прелестная инопланетянка. Съесть инопланетянку можно, а любить – только платонически. С другой стороны, красавица, да и любое порождение чуждой жизни, может за милую душу схрумкать подвернувшегося пришельца.
Таковы законы, царящие в просторах космоса, и с ними приходится считаться, когда выходишь из корабля, чтобы глотнуть свежего, недистиллированного воздуха.
Хорошо, что чуждые микроорганизмы, как правило, оказываются не опасны. Иммунная система мгновенно замечает чужаков и расправляется с ними беспощадно. Вероятность подцепить инопланетную заразу исчезающе мала, что и позволяет дышать воздухом далеких миров.
Соответственно, экипировка разведчика на незнакомой кислородной планете представляла собой не броневой скафандр, а скорей подобие гидрокостюма, который превосходно защищал от местных блох и клещей. От окрестных тарбозавров, буде такие найдутся, исследователь как-нибудь отобьется сам. Крупные звери не так опасны, как хищная мелюзга, которая не глотает целиком, а откусывает помалу.
Как ни бережно опускался кораблик, но окружающую живность он пораспугал, и, чтобы не исследовать, а хотя бы полюбоваться незнакомой жизнью, следовало удалиться от места посадки на десяток-другой километров. Для этого в костюме разведчика имелся крошечный гравитатор, позволявший скользить над землей со скоростью летящего стрижа.
Рихард направился в сторону одинокого холма, за которым, как утверждали снимки, протекала река. Уж там-то звери остались непугаными, да и люди, если они тут есть, тоже легче отыщутся у реки. Обычай селиться подле воды пришел из глубочайшей древности и сохранился у галактических поселенцев до сего дня.
Людей у речной излучины не нашлось, а зверей и особенно птиц обрелось изрядное количество. Голенастые марабушки – слово это само вынырнуло из подсознания – бродили по отмелям, выбирая со дна всякую вкусность: должно быть, рачков и улиток. Группы травоядных паслись, не обращая внимания на летящего разведчика. Не заметили его или просто опасность с воздуха здесь не грозила? Это еще предстояло выяснить. А пока Рихард сделал несколько кругов, фотографируя то, что показалось интересным. Потом спикировал и опустился на землю посреди самого большого стада. Животные (кого они напоминали? антилоп, газелей? Рихард не разбирался) сначала шарахнулись, но через полминуты успокоились и подпустили человека вплотную. Рихард даже сумел похлопать одну из газелей по теплому боку. После этого мелькнувшая мыслишка о шашлычке бесследно исчезла. Доверие обманывать нельзя, и потом – вдруг перед ним домашние животные, чье-то стадо, а он примется мародерничать, как последний варвар.
Научного оборудования у Рихарда с собой не было, исследований он проводить не собирался, просто ходил, глазел, вдыхал влажный речной воздух, благоухание цветов, запах береговой травы и речных водорослей, приторную вонь свежего навоза, острый аромат пота от разогретых солнцем тел животных, что доверчиво пустили его в свое стадо.
А ведь здесь наверняка есть хищники. Законы пищевой пирамиды никто не отменял даже для далекого космоса. Птицы поедают придонных обитателей или по меньшей мере водяные растения, значит, кто-то ест и газелей, а возможно, и птиц. И все же газели (или джейраны?) не боятся незнакомого существа. Удивительно это и приятно.
Часа три пролетели незаметно. Солнце начало клониться к далеким холмам. Пора возвращаться на корабль, заниматься делом. На краткое описание открытой планеты отводилось до трех дней, и Рихард понимал, что здесь он проведет все три дня сполна.
Чтобы не пугать животных резким взлетом, Рихард отошел в сторону, плавно поднялся в воздух и полетел к холмам, за которыми посадил корабль. Полет занял минуты полторы, вот только там, где был оставлен разведчик, ничего не было.
От неожиданности Рихард крутанулся в воздухе, словно желал высмотреть, куда отполз звездолет. Нигде не было ничего напоминающего девяностометровую громаду разведчика, между тем как пеленгатор показывал, что звездолет здесь неподалеку, в пределах десяти километров. Точнее прибор, рассчитанный на космические расстояния, работать не мог. С высоты Рихард видел не на десять, а на все пятьдесят километров, а галактический разведчик не та штука, которую можно не заметить. Тем не менее корабля не было. Не сквозь землю же он провалился!
В растерянности Рихард принялся нарезать круги низко над землей, пытаясь хотя бы обнаружить вмятины, оставленные опорами корабля. Кое-где виднелись тропы, проплешины, выеденные газелями, антилопами, джейранами… или как их там. Но ни малейших следов посадки и тем более похищенного звездолета.
– Ничего, – вслух произнес Рихард, стараясь сдержать непрошеную дрожь в голосе. – Раз его сперли так аккуратно, значит, это разум, значит, можно договориться. Главное, я тут не нахамничал, обижаться на меня им смысла нет.
Слова звучали убедительно, но поискам корабля ничуть не способствовали.
В округе между тем быстро темнело. Рихард понял, что корабль найти не удастся, и принялся выбирать место для ночлега. Была бы каменная россыпь или еще что-нибудь способное прикрыть спину в случае нападения хищников… но камней не нашлось, и пришлось устраиваться на первом попавшемся бугорке.
Некоторое время Рихард лежал, напряженно ожидая ночных гостей, потом все-таки уснул. Спать было мягко, сухо, тепло, а вот просыпаться весьма прискорбно.
Комбинезон, что должен был предохранять от местных паразитов и прочей мелочи, оказался безнадежно испорчен. Собственно, никакого комбинезона уже не было: там, где синтетическая ткань соприкасалась с шелковистой травой, зияли огромнейшие дыры, в которых белело ничем не прикрытое тело. Фактически оставшиеся лохмотья ничего не защищали, а только мешали двигаться. Вот, значит, кто занимает тут вершину пищевой цепочки… Хотя нет. Трава безропотно позволяет себя есть, а сама потребляет только мертвые вещества. Хорошо, что на этом лугу не нашлось какой-нибудь росянки, которая успела бы к утру обглодать его косточки. Но пока защитный костюм сожран, а на коже ни малейшего раздражения. Пластиковое покрытие шлема также пошло на корм траве, оптика, позволявшая глядеть вдаль и видеть в темноте, скончалась, уцелел только тонкий металл, предохранявший голову от зловредных излучений.
Соорудить из оставшихся лоскутов подобие одежды не удавалось, жесткая ткань не желала слушаться. Из обрывков белья, которое также пострадало, получилась набедренная повязка, в результате чего Рихард сразу начал напоминать белого дикаря. Но вскоре новая беда отвлекла Рихарда от забот о приличном одеянии. Выяснилось, что прожорливая травка с неизменным аппетитом жрет и оборудование. Портативный гравитатор, позволявший Рихарду парить в воздухе и быстро перемещаться на десятки километров, не работал. Кожух, выполненный из пластика, который можно было сутками безрезультатно кипятить в смеси серной и плавиковой кислот, к утру был напрочь изъеден. Кое-где отверстия оказались сквозными, внутри приборчика, рассчитанного на успешное функционирование в самых агрессивных средах, что-то брякало, и ни на какую работу надеяться уже не приходилось. Микроанализатор был съеден полностью, не удалось найти даже металлических частей. Рация, встроенная в шлем, тоже сгинула без следа.
Уцелел пеленгатор, который из-за своей малой величины висел на шее наподобие медальончика и потому травы не коснулся. Жаль, проку от пеленгатора – чистый ноль. Помаргивает зеленый огонек, сообщающий, что корабль туточки, километрах в трех, не больше. Оглянись – и увидишь. Если отойти километров на десять, огонек станет желтым и появится стрелочка, указывающая направление к дому. А при еще большем удалении огонек покраснеет, но стрелка будет мигать, покуда пеленгатор не потеряет связь с системами корабля.