Зеленый огонек сообщает: есть связь, жив корабль и исправен, стоит где-то совсем рядом. Но где? Трава такую махину за несколько часов съесть не может, какой бы едучестью она ни обладала.
Последним, что уцелело, был нож десантника. Универсальный инструмент: в него кроме вибромолекулярного лезвия вмонтирован фонарик, зажигалка, крошечный лазер, при помощи которого можно испарить пробу горной породы. Только зачем ее испарять, если анализатор все равно погиб?
С таким небогатым багажом Рихарду предстояло начать робинзонаду. А что робинзонады не избежать, сомнений не оставалось. Чуждый разум или природное явление, но корабля оно так просто не вернет. На Земле Рихарда хватятся довольно быстро, но тут все зависит от множества факторов. Прежде всего, цел ли звездолет? Может быть, пеленгатор просто-напросто испортился и врет. Тогда на Земле, не получив ежедневного автоматического сигнала, уже всполошились. Но тут такая закавыка: где именно искать пропавший корабль? За сутки галактический разведчик может улететь очень далеко. Десятки, даже сотни звездных систем – кто скажет, куда именно занесло разведчика? А если украденный звездолет продолжает успокоительно пикать в автоматическом режиме, на Земле забеспокоятся дня через три, когда станет ясно, что пилот на связь не выходит.
Опять же, спасателям предстоит летать, искать… у вылетевшего на поиски экипажа пеленгаторы и вся аппаратура посерьезней, чем была у Рихарда, но в лучшем случае его найдут не раньше чем через месяц. А это уже робинзонада.
Значит, надо находить пристанище поближе к воде, желательно родниковой, подальше от нехорошей травы. Надо озаботиться питанием, потому как хочется уже не есть, а жрать. Легко было рассуждать о всеобщей съедобности разнопланетных организмов, но растительные и животные токсины всюду свои и действуют исправно. Хорошо бы найти птичьи гнезда: яйца вроде бы ядовитыми не бывают.
– Печеные яйца вкусны и полезны, – пробормотал Рихард, старательно оборачивая вокруг чресл обрывки белья. – Каждое яйцо содержит белки, желтки и углеводы.
С яичницей пришлось обождать, а воду Рихард нашел довольно быстро. Где находится река, он знал. А там было делом техники отыскать впадающий в реку ручей, а следом и родник, этот ручей питающий. Сходство всех миров во Вселенной и здесь играло ему на руку: еще никто и никогда не встречал ручья, который бы тек в гору, а значит, исток найти нетрудно.
У самого родника обнаружилась песчаная проплешина, на которой Рихард начал устраиваться. В кустарнике нарезал веток. Совсем сухих не нашлось, но и те, что были, удалось поджечь и вскипятить воды в испорченном шлеме. Попил пустого кипятка и отправился искать, что в этом кипятке можно было бы сварить. Слишком долго поститься не хотелось, а лопать сырое не позволяла элементарная осторожность.
Гнезд Рихард не нашел, да и птиц, которых вчера было множество, при взгляде с земли значительно поубавилось. Так обычно и бывает: если смотреть с высоты, окружающее представляется иным. Мелькнула мысль о вчерашнем стаде. Раз животные подпускают вплотную, можно зарезать одного и запастись мясом, но этот вариант Рихард отбросил, вернее отложил на потом. Вряд ли он сумеет справиться с кровавой работой, да и не стоит прежде времени размахивать ножом. Хозяева где-то поблизости и явно наблюдают. В том, что хозяева есть, Рихард не сомневался: такие экосистемы сами по себе не возникают.
Попробовал искать моллюсков, рассчитывая, что вряд ли пресноводные ракушки окажутся ядовитыми. Ни ракушек, ни улиток не нашел, зато обнаружил, что обувь протекает, словно рваное сито. Хождение по всеядной траве не прошло для нее даром. Еще пара дней, и придется ходить босиком.
Не обошлось и без добрых находок. Похожие на камыш растения, которыми густо заросло устье ручья и часть речного берега, при ближайшем рассмотрении оказались ближе к сорго или дикому рису. Во всяком случае, в пушистых метелках скрывалось множество довольно крупных зерен. Следовало помнить, что даже на Земле далеко не все зерна годятся на кашу – взять хотя бы кофе или мышиный горошек, – но тут уже выбирать не приходилось. Рихард решил рискнуть. Он натрусил полный котелок зерна (шлемом называть эту посудину уже не имело смысла), потом долго протирал зерно между ладонями, отдувая кострику, пока не получил пригоршни две крупы. Залил ее водой из ручья и, вновь раскочегарив костер, поставил котелок на угли. Крупа быстро разварилась, увеличившись в объеме раза в три, так что Рихард похвалил себя, что не пожалел воды, поскольку принести новую и добавить в котелок было бы не в чем.
Заранее выстроганной палочкой Рихард помешивал варево, потом решился попробовать. Получилось вполне съедобно: что-то среднее между пшенкой и гороховой кашей. Еще бы соли – и стало бы совсем хорошо. Рихард сдвинул котелок с углей и стал ждать, пока его стряпня остынет. Он не китаец, палочками есть не научен, придется обходиться пальцами, а совать их в горячее – больно.
Поначалу Рихард хотел лишь попробовать кашу, чтобы выяснить, съедобна ли она, но потом вошел во вкус и с трудом заставил себя оставить немного на утро.
Настоящий Робинзон все свои дни проводил в трудах, что и позволило ему не свихнуться в первую же неделю. Собирал вдоль линии прибоя сундуки со всяческими пожитками, что-то мастерил, строил дом, делал запасы – и вообще старательно изображал куркуля. А чем бы он занимался здесь? Никаких сундуков из безбрежной дали не приплывет, а то немногое, что удается смастерить собственными руками, немедленно съест ненасытная мурава. Хорошо хоть самого отшельника она не трогает… Рихард оглядел себя: точно, даже волосы на ногах не объедены, значит, за себя любимого можно не опасаться. Вот с хозяйством выходит полный швах: никаких запасов, никакого инструмента, жить придется по принципу «будет день, и будет пища». Жаль, что никто этой пищи чужаку не гарантировал.
В такой ситуации остается лежать пузом к солнцу и ждать, когда на горизонте покажется спасительный парус. Единственная предосторожность: лежать следует не на травке, а на песочке.
Хотелось бы, пока светло и обувь не напрочь съедена травой, побродить по кустарникам, разведать, что там есть полезного либо же опасного, но топать в заросли, держа в руках котелок с остатками каши, было по меньшей мере глупо, а вываливать кашу и напяливать котелок на голову казалось не многим умнее.
По здравом размышлении Рихард остаток дня посвятил рассматриванию травы, выкапыванию корней и безуспешным попыткам понять, как мирная растительность умудряется едва ли не мгновенно растворять всякую неживую органику.
На ночевку новоявленный Робинзон устроился все на том же песчаном пятачке, где единственно мог чувствовать себя в безопасности.
Безопасность оказалась очень относительной. Рихард проснулся толчком, почувствовав чей-то взгляд, сел, сжимая нож, который не выпустил даже во сне.
Взгляд не почудился. В нескольких шагах от Рихарда стояла здоровенная птица. Склонив голову набок и раззявив клюв, она рассматривала человека. Вид у птички был бы комический, если бы не размеры. Росту в ней было метра два с половиной, и длинный клюв казался достаточно острым. Хотя нападать птица, кажется, не собиралась: ей просто было интересно, и она разглядывала незнакомый объект. Аборигенку можно было понять, поскольку Рихард представлял собой презабавное зрелище. Взъерошенный и помятый после сна на песке, который только курортникам кажется мягким, совершенно голый, лишь на ногах жалкие опорки, в которые превратились несокрушимые десантные ботинки. И конечно, нож в руке, по длине вдвое уступающий птичьему клюву.
– Смешно? – произнес Рихард, поднимаясь на затекшие ноги.
– Смешно! – повторила птица.
Говорила она, как говорят попугаи, безо всякой артикуляции. Хриплые звуки рождались в глубине горла и вылетали из распахнутого клюва, напоминая скорее работу допотопного механизма, чем живую речь. Вопросительные интонации тоже пропали, поэтому казалось, что птица отвечает на вопрос, хотя разума в сказанном слове проглядывало не больше, чем у попугая. Рихард успокоился, поняв, что пересмешница нападать не станет.
– Милости прошу в наши пенаты, – произнес он, сделав широкий жест рукой. – У меня тут уютненько.
В горле у птицы клекотнуло, но, видимо, повторить длинную тираду она не смогла. Зато, словно приняв приглашение, шагнула вперед, искоса глянула на шлем-котелок со вчерашней кашей и звонко клюнула, зацепив несколько разваренных зерен.
– Вкусно? – спросил Рихард.
– Вкусно, – ответила птица.
Очень происходящее напоминало народную сказку, и Рихард не удержался, сказал:
– Извини, кума, больше потчевать нечем.
Птица клекотнула, видимо соглашаясь, в три длинных шага разогналась, взметая песок, распахнула огромные крылья и взлетела. На Земле птицы такой величины не летают.
Рихард доел вкусную, хотя и несоленую кашу, сполоснул котелок, нахлобучил его на голову и отправился в заросли на разведку. Оставлять что-либо на месте ночевки не хотелось. Если уж звездолет пропал, то бывший шлем и подавно сгинет.
В мокрых зарослях вдоль реки росло более чем достаточно псевдориса, из которого Рихард варил себе еду. Причем некоторые метелки цвели, а часть стояла осыпавшись, – значит, зерно можно будет найти круглый год. А вот птичьих гнезд Рихард не сыскал, чем втайне был доволен. Было бы неловко разорять дом существу, с которым так содержательно беседовал. Но и так он не пропадет. Углеводов и белков в зерне довольно, а без желтков, то бишь без жиров, как-нибудь проживем. Солью бы разжиться, и вовсе стало бы неплохо.
Соли, разумеется, в мокром царстве не было, зато кроме риса встречались и другие растения, потенциально съедобные. Жирные напластования зелени, кем-то погрызенные или поклеванные, казалось, сообщали о съедобности. Рихард обломил листок, понюхал обильно выступающий сок, но, хотя запах был совершенно не выразительный, попробовать не решился. Невысокие кустики были сплошь усыпаны семенными коробочками. Часть коробочек раскололась, и можно было видеть зеленоватую желеобразную массу, нашпигованную мелкими черными зернышками. Скорей всего, это лакомство тоже было съедобным, но каждую треснувшую коробочку густо облепляли мелкие букашки, так что всякое желание отведать желе пропадало.