— Почему это? О почтовых голубях слышала?
— А летающие мотоциклы? И волшебные зонтики! О них тоже в твоей дурацкой энциклопедии написано?
Юханнес сложил руки на груди и уставился себе под ноги. Тереза осталась очень довольна собой. Обычно последнее слово в любом споре оставалось за ним, но на этот раз она его переспорила. Подтащив к себе ящик с камнями, Тереза, напевая, стала сортировать их по размеру.
Она очень увлеклась, когда вдруг услышала странный звук. Будто лягушка квакает или кто-то подавился. Взглянув на Юханнеса, она увидела, что плечи мальчика ходят вверх-вниз. Смеется над ней? Тереза тут же попыталась выдумать какую-нибудь ядовитую реплику, но потом поняла, что он плачет, и злость улетучилась.
Юханнес плакал особенным образом. Почти механическое «ы-хы-хы» вырывалось из груди, а плечи подскакивали в такт звукам. Если бы не слезы, текущие по щекам, могло бы показаться, что это плохая пародия на рыдания. Тереза не понимала, как ей реагировать. Она бы с радостью утешила его чем-нибудь, но не знала чем. Поэтому она просто сидела и смотрела, как он вытряхивает из себя печаль, оплакивая что-то, о чем Тереза не имела представления.
— Давай притворимся… — начал мальчик, переведя дух и вытерев слезы рукавом куртки.
— Кем?
— Мертвыми.
— И что для этого нужно делать?
— Просто лечь и притвориться, что нас больше нет. Или можем притвориться, что нас хоронят.
Юханнес лег на землю и вытянулся. Поразительно: испачкать одежду он сейчас не боялся. Тереза легла рядом, уставившись на неровный каменный свод грота. Тянулись минуты. Тереза попробовала ни о чем не думать и с удивлением обнаружила, что у нее получается.
— Теперь мы мертвы, — объявил Юханнес.
— Да, — согласилась Тереза.
— Мы лежим вместе в одной могиле, а все уже разошлись по домам.
— Разве мы можем разговаривать? Ведь мы мертвые.
— Мертвые могут разговаривать друг с другом.
— Вот уж не думаю.
— Давай притворимся, что могут.
— Ладно.
Тереза смотрела на каменный свод и пыталась представить, что это земля. Не выходило. Тогда она представила, что они лежат в древней могиле викингов, сложенной из камней. Сработало. Вот она лежит, погребенная в каменном кургане. Ей понравилось новое ощущение.
— Мы — мертвецы, — произнес Юханнес.
— Ага.
— Никто не придет к нам и не будет ничего от нас требовать.
— Точно.
— Все про нас забыли.
Постепенно звуки растворились, и Тереза погрузилась в полную тишину. Она больше не переживала из-за потерявшихся кроссовок, больше не боялась темноты под кроватью, ее вообще больше ничего не волновало. Ее накрыло спокойствие. Как просто быть мертвой! Наверное, она немного вздремнула, потому что голос Юханнеса донесся до нее будто издалека:
— Тереза?
— Чего?
— Когда мы вырастем… мы ведь поженимся, да?
— Да. Только сейчас нам нельзя об этом разговаривать. Мы же мертвые.
— Конечно. Но потом мы поженимся. И умрем в один день.
И нас похоронят вместе.
— Хорошо.
В пятом классе сразу после каникул детям задали сочинение о том, как они провели лето. Тереза в деталях описала, как они всей семьей ездили в водный парк аттракционов в Скаре, хотя поездка заняла всего три дня и Терезе там ужасно не понравилось. В последних строчках сочинения девочка вкратце упомянула, что летом она еще купалась, каталась на велосипеде и играла в настольные игры. Все это она делала вместе с Юханнесом, и заняло это основную часть каникул. Но имя своего друга она в сочинении не указала.
Разумеется, одноклассники знали, что она дружит с Юханнесом. В маленьком городке ничего не утаишь. Но таким другом нельзя было похвастаться. Он носил отутюженные рубашки с коротким рукавом, а на торчащих из шорт худых мальчишечьих ногах носки были натянуты чуть не до колена. Когда им с Терезой на улице встречались сверстники, он сразу становился неуклюжим и вел себя странно. У Юханнеса был велосипед с двадцатью четырьмя передачами, но даже это не спасало. Поэтому Тереза решила не писать о друге. Пренебрежительные усмешки и нескрываемое презрение — вот чем их встречали на улицах городка. Сочинение Терезы могли зачитать перед классом, и девочке вовсе не хотелось услышать хихиканье или увидеть, как одноклассники суют в рот два пальца, делая вид, будто их тошнит.
Сочинение Терезы можно было бы назвать неискренним, но ведь она всего лишь опустила детали, которые грозили выставить ее в невыгодном свете, и наполнила рассказ тем, что нормально, тем, что принято делать на каникулах.
Например, поездка в парк развлечений — это принято. И описывать, как захватывает дух, когда скатываешься с высокой водной горки, — тоже, пусть она на самом деле и не скатывалась с нее. И жаловаться на тесноту в кемпинге — тоже нормально, но не на отца, на которого она ужасно злилась, — за всю поездку он ни в чем не принял участия, постоянно ссылаясь на усталость.
И тем не менее нельзя назвать ее сочинение о лете лживым. Каникулы прошли отлично, только Тереза не хотела рассказывать, благодаря чему или кому. В изложенной ею истории не было ни одного слова лжи, вот только правда выглядела несколько иначе.
На Рождество Юханнесу подарили игровую приставку «Плейстейшн-2», и многое изменилось. Еще летом они по обоюдному молчаливому согласию прекратили ходить в грот — выросли из него. Поэтому осенью нужно было придумать новое место для игр.
После того как по деревне пошли слухи о чудаковатой парочке, Арвид с Улофом спуску Юханнесу не давали, поэтому водить друга к себе домой Тереза перестала. Бывать в гостях у Юханнеса девочка не любила — атмосфера у него дома портила ей настроение, даже пугала ее.
Теперь они много катались на велосипедах. Исследовали нехоженые тропинки, полуразвалившиеся постройки и заброшенные гравийные карьеры или ехали навестить овец, которые паслись на лугу в нескольких километрах от их городка. Иногда они заезжали в Эстерюд и однажды зашли в местную библиотеку. Городок был крошечный, но библиотеку в нем выстроили основательную: несколько отделений, укромные уголки для чтения, столики с шахматными досками.
Вечера становились все короче, и теперь Юханнес с Терезой ехали в библиотеку сразу после школы. Они брали шахматную доску и играли на ней в шашки — здесь у Юханнеса не было такого очевидного преимущества, как в шахматах, — или читали, или тихонько разговаривали.
Так бы и продолжалось, если б Юханнес не получил в подарок игровую приставку. Зима подходила к концу, и Тереза была вынуждена проводить все больше времени дома у соседей — только так она могла побыть с другом.
Здесь ее окружали гладкие кожаные диваны и натертые до блеска стеклянные журнальные столики. Мама Юханнеса крадучись входила в комнату с подносом: на нем стаканы с соком и печенье. Крутой парень по имени Макс Пэйн лихо расстреливал врагов на экране телевизора. Пальцы Юханнеса порхали над кнопками и рычагами на пульте управления. Тереза ужасно мерзла. Ей приходилось каждый раз закутываться в одеяло, наблюдая за тем, как ее друг бойко передвигается по полным преступников кварталам Нью-Йорка.
Юханнес раздобыл игру «Железный кулак — 4» и пульт для второго игрока. Теперь Тереза тоже могла участвовать, и они устраивали поединки друг против друга. У Терезы выходило неплохо, она прекрасно понимала все правила и даже иногда выигрывала, но уже через пять минут ей становилось скучно, а Юханнес мог сидеть за приставкой целыми днями.
Тереза еще одевалась в прихожей, а мама Юханнеса уже заходила в детскую с небольшим портативным пылесосом, чтобы убрать за ней рассыпанные крошки от печенья. По дороге домой — всего метров двести — Терезе хотелось плакать, но она всегда сдерживалась.
Одним майским днем Тереза стояла у себя на участке и не знала, куда ей пойти. Перед ней — гараж, к которому прислонен ее велосипед. Налево — тропинка к дому Юханнеса. Направо — дорога, ведущая к шоссе. Позади — ее собственный дом. И ни в одну из сторон ей идти не хотелось.
Безвольно опустив руки, она стояла на лужайке. Ее влекло только вверх или вниз. Провалиться сквозь землю или взмыть в небо. Но оба пути закрыты для нее. Тереза жалела, что она не крот и не птица, что она не кто-то другой. Что у нее даже нет способности притвориться кем-то из них.
Минут пять Тереза простояла не двигаясь. Одна мысль в голове обрела ясные очертания и сложилась в целую фразу. Она произнесла ее про себя и повторила несколько раз.
«Мне некуда податься». «Мне некуда податься».
Тереза раскачивалась взад и вперед. Даже подумала, а не упасть ли ничком, не выставив руки, чтобы проверить: вдруг земля под ногами разверзнется. Но этого не произойдет. Не стоит и пытаться. Девочка развернула свое тело влево и заставила ноги пойти. На полпути к дому Юханнеса она свернула в лес и отправилась к гроту. Оглядев неровные стены их покинутого убежища, Тереза начала вспоминать, как они с Юханнесом играли здесь, составляя коллекции из разных предметов. От этих мыслей стало еще грустнее.
«Мне некуда податься».
Слова прилипли к ней и не желали уходить. Они крутились у нее в голове, не позволяя думать ни о чем другом. Окутанная словами, Тереза вернулась в дом, сбросила ботинки в прихожей, пошла в свою комнату и закрыла дверь. Затем она достала блокнот, который ей подарили на одиннадцатый день рождения, и написала сверху на первой странице:
«Мне некуда податься».
Тут же в голове родилась следующая фраза:
«Дороги нет».
Посасывая кончик карандаша, Тереза глядела на эти две строчки. Способность думать вернулась к ней, и она стала подыскивать фразу, которой можно было бы продолжить. И вот что вышло:
«Но надо идти».
Отложив карандаш, Тереза сначала прочла то, что получилось, про себя, а потом вслух:
«Мне некуда податься. Дороги нет.
Но надо идти».
Звучало неплохо. Считай, настоящее стихотворение. И кошки больше на душе не скребут. Будто теперь эти слова не о ней. Или нет, о ней, но в другом, более высоком значении. Будто она не просто стояла и не знала, куда пойти, а пережила какие-то сильные эмоции.