Я вернул фотографии Котову, направился к выходу.
— Вадим, — позвал Котов.
— Что? — обернулся я.
— Не знаю… — Котов поморщился. — Ты думаешь, я вчера струсил?
Он подошел поближе. Я не ответил. Потому что именно так я и думал.
— Я не струсил, — сказал Котов негромко. — Понимаешь, я не струсил, я вдруг увидел…
Он оглянулся на кухню, где его мама мыла посуду.
— Этот пацан… — Котов зашептал. — Этот… Марк его зовут, значит…. Он был готов меня убить. Точно тебе говорю.
Глава 6Тени
Марк сидел на мосту на перилах, рядом с ним стояла трехлитровая банка с томатным соком. Банка открытая, и сока в ней болталось на две трети, а лицо у Марка было красное и осоловелое, видимо, сока напился.
Анна сидела на бревне рядом и ела сухие печенья из газетного пакета. Я ненавидел такие печенья, пухлые, квадратные, не сладкие и не соленые, никакие, но в нашем магазине только такие продавались, да еще «Чайное» иногда. Даже «Чайное» лучше, чем такое, не говоря уж об овсяном. Но Анна эти печенья ела с удовольствием. Сидела и ела, соком томатным иногда запивала.
Интересно, они что, всегда едят? Я одного такого человека знаю, Лёнюшку Зотова. Он тоже всегда ест, а когда съедает все у себя дома, идет по соседям, но соседям он давным-давно надоел, они его не пускают. Лёнюшка пьяница, денег у него нет, и он приучился питаться всем подряд, что только встретится: иргой, клевером, щавелем, горошком из акации, ворованной морковью. Как его ни увидишь, он все время жрет, а при этом худой.
Анна и Марк тоже тощие, но не как Лёнюшка. Лёнюшка гнилой, видно, что ткни и посыплется, а эти другие. Собранные. Тот же Марк тощий, а из стеклянной банки пьет, как из стакана. То есть он ее одной рукой за горлышко берет и пьет. А внутри сока три литра.
Фехтованием, наверное, занимается. У нас в классе Тельнов на фехтование ходит, так его на руках никто положить не может, пусть хоть старшеклассники пробуют — кисти железные.
— Много томатного сока пить вредно, — сказал я Марку. — Может живот заболеть.
— Да мы чуть, — ответил Марк. — Банку. Вчера сливового выпили, очень-очень, пока голова не заболела. А березовый? Ань, березовый да?
— Как бы да, — кивнула Анна через печенье. — Мне виноградный еще.
— Виноградный и мне еще, — кивнул Марк.
— Ты с виноградного уснул, как ежик.
— Да с виноградного любой уснет, — Марк отхлебнул томатного. — Скажите?
Он посмотрел на Дюшку.
— Я от меда засыпаю, — сообщил Дюшка. — А от сока не засыпаю.
— А я от сметаны сплю, — сказал я. — И от сгущенки, если полбанки навернуть.
— А можно сгущенку найти? — Марк поставил на перила банку. — Можно?
У нас три банки в погребе за огурцами солеными спрятаны, но это на Новый год — мама их сварит и сделает «Муравейник», как раз и грецких орехов пришлют. Я люблю «Муравейник», особенно если его не из печенья сделать, а из сухарей, а еще лучше из коржиков.
— Я могу достать, — тут же сказал Дюшка. — У отца могу попросить, он найдет. Но не сразу, неделю надо подождать.
Ладно, подумал я. Одну можно. Конечно, ругаться начнут, но перед Новым годом вряд ли сильно, скажу, что очень захотелось, вот и съел. Там еще две банки концентрированного молока есть, но я его не люблю.
— У меня есть сгущенка, — зевнул я. — Как раз лишняя банка.
Марк сразу на меня уставился, и Анна тоже.
— Реально? — спросил Марк.
— Что? — не понял я.
— Банка есть?
— Есть. Лежит, ржавеет. Я принесу. Чаю попьем.
— Чаю попьем, — повторила Анна. — Я сушки купила.
— Я люблю сушки, — тут же заявил Дюшка. — Я могу дома взять сушки…
Дюшка заглянул ей в глаза.
— Приходите вечером, — пригласила Анна. — Мы сегодня суп варить будем.
— Какой? — сразу же спросил Дюшка.
— Суп. Мы пойдем.
Марк надел на банку капроновую крышку, убрал в рюкзак. Вторую взял под мышку.
— Приходите, — повторила Анна. — Обязательно.
— Придем, — заверил Дюшка. — Обязательно.
Они двинулись по мосту на другой берег, спустились по насыпи, пропали за кустами.
— Пойдем за сгущенкой, — предложил я.
— Не, я тут посижу, — сказал Дюшка. — Где-нибудь…
— Домой тогда сходи, — посоветовал я. — Времени много еще…
— А ну, — Дюшка отмахнулся. — Загонят еще. И там папаша с рыбалки… Ты, когда обратно пойдешь, на мосту постой, я тебя увижу.
— Ладно.
Я побежал домой.
Дома меня ничем особым не стали нагружать, мама велела картошки начистить, да крыльцо голиком подмести. Ерунда. Картошку я быстро почистил, а крыльцо вообще не стал мести, для виду чиркнул пару раз, чтобы следы остались. Затем потихоньку вышел на огород. У нас погреб не дома, а в картофельнике, как раз под вишнями. Яма глубокая, там в самую жаркую жару прохладно, правда, пахнет сыростью, а по кирпичным стенам свисает мягкая белоснежная плесень.
В погребе у нас как обычно: картошка, морковь, лук и свекла, ну и заготовки разные, огурцы соленые и маринованные, помидоры, тушенка — двадцать больших промасленных банок, завернутых в газету, — наш стратегический запас. А еще ведерные бутыли с макаронами и с крупами. Все, как полагается. А в самом низу погреба заглушка трубы, а сама труба на пятнадцать метров вниз уходит. Артезианская скважина. При случае атомной войны на ней можно продержаться. Год-другой.
Сгущенка и концентрированное молоко спрятаны за огурцами. То есть не то чтобы очень спрятаны, просто не стоят на виду. Это как бы намекает на то, что брать их не стоит.
Я просунул руку между холодным стеклом и наткнулся на железо. Сначала вытащил концентрированное. В готовом виде оно так, не очень, а вот если размешать с сахаром и с какао и хорошенько растереть, а потом на ночь в морозильник, то получается вполне себе нормальное мороженое, не хуже, чем из сухого. Следующая банка была сгущенка, стряхнул пыль и убрал ее под рубашку.
Вылез из погреба. Пообедал борщом. Послонялся по дому для виду, колеса на велике подкачал, цепь подтянул и смазал. Под яблоней повалялся, земляники поел, посмотрел на тлю. На смородине развелось тли, и теперь в земле суетились муравьи, которые эту тлю угнетали, интересно наблюдать. Не люблю природу, в ней все глупо и жестоко, все друг друга жрут и от этого довольны. И никак их не переубедишь.
Потом побежал обратно на мост. Сгущенку в сумку из-под противогаза засунул, у меня донки в ней лежат.
Ждать на мосту долго не пришлось, через пять минут показался Дюшка. Лицо перемазано зеленкой, рожа кислая, наверняка щавель жевал.
— Добыл сгущенку? — сразу же спросил он.
— Добыл.
— Молодец! — обрадовался Дюшка.
Точно это я ему сгущенку добыл.
— Покажи, — потребовал Дюшка.
Пришлось достать банку и убедить Дюшку, что с ней все в порядке. Он хотел ее даже сам понести, но я отказался. Сгущенка моя, дарить ее тоже мне.
— Тогда пойдем, — Дюшка пошагал вдоль реки.
Дорога показалась еще короче, верный признак, что мы стали привыкать, только с моста сошли, вот уже и Номжа. А может, это Дюшка торопился. Или я торопился. Торопились по козьей тропе, только сегодня здесь коз не ходило, но следов Анны и Марка я почему-то не замечал.
Мы остановились над Номжей.
Дюшка установился на жердях прямо посреди речки, раскачивался, пружинил. А я чуть ближе к берегу. Кажется, он мне хотел что-то сказать. Обдумывал, решал, сказать все-таки или нет.
— Отец хочет в июле в Астрахань ехать, — сказал Дюшка. — На месяц. На рыбу.
— Ты поедешь?
— Не знаю… Я не решил еще. Как ты думаешь, в нашем городе можно найти розы?
— Анна любит цветы?
Ничуть не удивился я.
— Все любят цветы… Я к тому, что, наверное, роз не найти…
— Ты ей цветы хочешь подарить, что ли?
Дюшка стал раскачиваться так, что жерди затрещали уже.
— Она сказала, что у них розы не растут, а ей посмотреть хочется.
— Не знаю… До вечера тут стоять будем?
Мне надоело торчать над водой, я качнул жерди, они треснули уже по-настоящему. Дюшка испугался и поспешил на сушу.
Перебрались через Номжу.
Почти сразу я почувствовал запах дыма и еще какой-то, вкусный.
— Она же говорила — суп! — обрадовался Дюшка.
На поляне Анны и Марка все было, как вчера, над костром висел черный помятый котелок, а вокруг самого костра устроились несколько сидений, выпиленных из поваленной сосны. Анна сидела и смотрела на реку, а Марк варил в котле.
— Привет, — издали поздоровался Дюшка. — А мы сгущенку принесли!
Вообще-то я ее принес, ну да ладно, пусть.
— Единственная банка во всем городе, — сказал Дюшка. — С огромным трудом удалось добыть!
— Не единственная…
Но довозразить я не успел, Дюшка подскочил ко мне, сунул руку в сумку и нагло достал сине-белую банку.
— Вот! — воскликнул он. — Вот она!
Дюшка рванул к Анне и вручил ей сгущенку с такой торжественностью, с какой вручают выигрыш в лотерею.
Анна приняла сгущенку торжественно и аккуратно, точно она опасалась, что жестянка разобьется.
— Ее можно так есть, но вкуснее сварить, — посоветовал Дюшка. — На медленном огне.
— Варить? — немного удивилась Анна.
— Да, варить. Это очень вкусно. Она, как карамель, получается, если на хлеб намазать, особенно хорошо. Только надо очень осторожно, мы как-то на октябрьские варили, так у нас она взорвалась и весь потолок загваздала! Потом ложками соскребали!
Он стал рассказывать Анне об особенностях варки сгущенки, а я направился к Марку, занимавшемуся приготовлением супа.
Суп странный у него варился, из томатного сока, кажется, и с рыбой. Рядом с ним стояло ведро с наловленной и уже почищенной мелочовкой: ельцы, окуни, ерши и сорожка, не зря я ему удочку наладил. Толковый тип, стоило подсказать про удочку, а сам дальше справился, еще как справился, полведра натаскал. Марк доставал рыбешек из ведра, внимательно оглядывал каждую, после чего опускал в кипящий томат.