Плохая компания.
На следующий день мы катались. Я, Анна и Марк. Отправились на бетонку, на холм. Анна сама вчера попросила — где-нибудь на великах покататься. Можно, чего не покататься-то?
Дюшка показался с утра и сразу убежал, загнали его на какие-то важные домашние дела, полоть, наверное, но свой «Салют» он нам оставил. Что само по себе было уже необычно — к своему велику Дюшка не подпускал никого, но ради Анны он, само собой, сделал исключение.
Потом показалась эта парочка. Анна была задумчива и смотрела под ноги, а Марк, увидев велики, чуть не заплясал от нетерпения.
Мама заметила Марка и Анну и позвала чай пить, и глядела на них как на сироток, подкладывала клубничное варенье, мазала масло на батон и вела себя гостеприимно. А вечером будет расспрашивать — что это за ребята? На цыган одежкой похожи, но лицом не цыгане. Кто тогда? Вот в Игнатово такие в дом ходили, а потом там копилка с рублями пропала. А я скажу, что туристы. А отец их на лодке из верховьев сплавляется. И спрошу — что, если туристы, мне теперь не дружить, что ли? А маме стыдно станет, и она дружить разрешит, но накажет не быть лопухом, а думать головой. Я пообещаю.
Красивая девочка, скажет мама. Очень. Сразу видно, что городская. Ей не жарко в этой куртке?
А брат ее на беспризорника похож, только и глядит, что стащить. И что за имя такое странное?
Дружи с ними, сынок, дружи. Но не забывай про своего троюродного брата из Парфеньево, он тоже дружил-дружил, а они у него мотоцикл угнали, а он тоже три года копил.
Не будь дураком, скажет мать. Я пообещаю.
После чая отправились уже кататься. Если честно, мне самому хотелось на «Салюте», «Салют» это тебе не «Орленок» — и едет мягко, и руль удобный, и в случае чего соскочить с него сподручнее. Но как-то предлагать Анне «Орленка» я не решился, взял за рога «Салют», подкатил Анне.
Марк с уважением похлопал велик по седлу.
— Есть одна проблема, — сказала Анна.
Мы шагали по Водопроводной, мимо стадиона, мимо той самой канавы, мимо кучи крупного белого песка, которая лежала еще с зимы и которую постепенно растаскивали для цветочных горшков, на окраину шагали, на холм. Там кататься удобно, потому что длинный спуск.
— Есть одна проблема, — повторила Анна.
— Какая? — спросил я.
— Мы не катаемся, — вставил Марк, он шел, как всегда, рядом с Анной и держался за велосипедное седло.
— Мы не умеем кататься, — пояснила Анна.
— Как это? — не понял я.
— Мы никогда не катались на велосипедах, — сказала Анна.
— Почему? — глупо спросил я.
— У нас негде, — ответила Анна. — Там…
Она задумалась, а Марк объяснил.
— Пересеченная местность, — сказал он. — Сильно пересеченная, ямы. И набросано. Негде ездить, сразу упадешь.
— Это где это так? — спросил я.
— В лесу, — ответила Анна. — Ветром часто деревья ломает, дорог нет, только река, зачем нам в лесу велосипед?
Интересно, если они на велосипеде ездить не умеют, как они на мотоцикле собирались?
— Это несложно. Ездить то есть. Главное — двигаться — а как остановился, так и упал сразу.
Сказал я и дернул курок звонка.
Зря я это сделал. Марк восхитился и перекинулся от Анны ко мне, и теперь шагал рядом с моим «Орленком» и дергал за звонок. И каждый раз совершенно искренне впечатлялся. Дикие люди из тайги. Всю жизнь питались одной брусникой. Их можно понять, у них отец лесник.
Интересно, если их в лоб спросить, ответят? Про тайгу, про дичь, про пересеченную местность? Вряд ли.
Да и спрашивать в лоб почему-то не хотелось. У Анны есть тайна, очень хорошо. Вот у меня тайны нет, как лето, так хоть на стенку со скуки запрыгивай. А в следующем году отец грозится на месяц в плодоовощной совхоз загнать, вот где взвоешь, и не до тайн будет, какая тайна в турнепсе? Скучно. И все понятно, как дальше.
Дзинь, дзинь, я стал подумывать — не подарить ли Марку этот звонок? Пусть радуется. Губная гармошка у него есть, теперь будет еще в звонок звонить. А у меня еще на чердаке горн валяется помятый, если в него задудеть…
Представил, пожалел Анну.
Ее Марк ничуть не раздражал. Я, кстати, это подметил — она никогда не раздражалась. И не нервничала. Всегда спокойная. Жизнь в тайге успокаивает. Или привыкла.
— Я в четыре года ездить научился, — сказал я. — У меня такой велик был на пухлых красных колесах, я как сел, так и поехал. Правда, в забор врезался сразу. Там, куда мы идем, заборов нет, если падать решите, налево падайте, на песчаную дорогу, помягче будет.
— Хорошо, — кивнула Анна.
— Самое опасное, если в спицы что попадет — можно через руль вертануться.
— Покажи, — попросила Анна.
— Что? Как через руль?
— Нет, как ездить надо.
— Да это легко. Есть два способа, простой и еще проще. Смотрите.
На самом деле способы по-другому называются: с ноги и девчачий. С ноги — это когда левую ногу на левую педаль — толкаешься, ногу перекидываешь — и вперед. А девчачий — сначала на седло залазишь, потом толкаешься, потом уже ноги на педали.
— Ручного тормоза нет, ножной — просто на педаль назад нажимаешь.
Я показал как.
Марк тут же стал пробовать, и как-то у него получилось с первого раза, то есть сел — и поехал. Хотя у меня на «Орленке» седло высоко задрано, так что Марк ногами до педалей с трудом доставал. Ничего, катался стоя. И пока мы с Анной шли, он вовсю гонял вокруг и без конца звякал. Я предложил Анне попробовать на «Салюте», но она сказала, что сразу с холма покатится.
На холме гаражи и парк. Парк свежепосаженный, березы еще не выросли, гаражи новенькие, их к военному городку пристроили, у многих офицеров машины ведь есть. А бетонка уходит к подножию и в лес и представляет из себя две параллельные линии из бетонных плит. Они гладкие и на стыках вполне ровные, так что тут можно хорошенько разогнаться и не крутить педали. Перед гаражами все заасфальтировано, так что отсюда летать очень удобно, мы часто собираемся и вниз гоняемся. Один на правую полосу становится, другой на левую — и вперед. Опасно, конечно, если в колею между плитами попадешь, можно здорово навернуться, но, с другой стороны, у нас нигде так не разогнаться. До Стариково дорогу по три километра в год асфальтируют, не торопятся совсем.
— Высоко, — сказала Анна. — Необычный холм.
— Хорошая позиция, — сказал Марк.
— Это Данина гора, — объяснил я. — Тут становище татаро-монгольское было, на холме деревянный острог, а у подножия ров с водой, там сейчас огороды. Иногда археологи приезжают, копают там что-то…
Бамк!
Я вздрогнул.
Обернулся. Снова грохнуло. Справа над склоном расплылись и растворились в воздухе красные кляксы.
— Дробовики. — Марк тормознул и отчего-то понюхал воздух. — Шестнадцатый.
— Это охотничье общество, — пояснил я. — У них там дальше на горе кидалки такие стоят, они в воздух тарелки запускают, а охотники тренируются стрелять.
— Из дробовика по тарелкам… — разочарованно почесался Марк. — Ха.
Снова выстрелы, снова кляксы. Анна поморщилась.
— У нас отец охотник, — тут же добавил Марк и соскочил с «Орленка». — Охотой охотится. Я все калибры по звуку слышу, вот что.
— Потом можно пойти гильзы поискать, — предложил я.
— Гильзы? — Анна поглядела на меня удивленно. — Зачем кому-то гильзы?
— Так, интересно. Если бумажные, то незачем, конечно. А если латунные, то другое дело. Там на стрельбище пригорок есть, так что латунные скатываются иногда к оврагу. Из них потом можно блесен наделать.
— Блесен?
— Блесен, — подтвердил я. — Для зимней рыбалки. Режешь на полоски, потом припоем заливаешь… У Дюшки папаня делает, потом по двадцать копеек продает.
— Зимой рыба? — с большим сомнением спросил Марк.
— Ну да. Сверлишь во льду лунки и ловишь. Бывает, лучше, чем летом, ловится. У Дюшки папаша налимов зимой ловит.
Анна и Марк переглянулись и промолчали.
— Ладно, давайте кататься, — объявил я. — Анна, ты «Салют» бери, и вперед. Тут пятьсот метров спуск, можно хорошо разогнаться.
— Я первый!
Не успел предупредить, а Марк снова запрыгнул на велик и понесся по склону вниз, нажимая на педали со всего веса и не забывая дергать за курок звонка.
— Он слишком быстро ездит, — сказал я. — У меня в переднем колесе подшипники похрустывают, может заклинить…
Анна села на велосипед, поставила ногу на педаль.
— За руль подержать? — предложил я.
— Я сама.
Ну, я не стал ей мешать, сама так сама.
— Не спеши.
Анна оттолкнулась ногой и поехала, как и Марк легко и безо всякой поддержки, точно всегда так каталась. Отличное у нее чувство равновесия.
— Тормоза назад дави, — успел посоветовать я.
Но Анна меня не слышала, нажимала на педали, не нужны ей были тормоза. Она засмеялась, а я подумал, что в первый раз слышу, как она смеется.
Через секунду она уже летела вниз по бетонной ленте.
Я остался наверху один. Они скатились до низа холма, потом въехали обратно, не особо, кстати, запыхавшись.
— Ну как? — спросил я.
Но ни Марк, ни Анна не ответили, не теряя время, покатились обратно. Я сел на старую тракторную покрышку и стал ждать, пока они накатаются. На это ушел почти час. Через час Анна остановилась и села на покрышку рядом со мной.
— Хорошо, — сказала Анна серьезно.
— Да, тут всегда хорошо кататься. Послушай, а вот вчера песня…
— Какая?
— Про звездолет. Который никак не полетит.
— Про звездолет, да… Смотри, этот дурень переразогнался.
Марк действительно переразогнался. Чересчур разогнался. Так часто бывает: человек начинает кататься, у него получается, он чувствует себя уверенно, и все заканчивается кувырком.
Кувырок и получился.
Марк не удержал руль, на стыке плит его выбило из рук, колесо соскочило с плиты, брык!
Полетел Марк высоко. Наверное, это было лучшее падение, что я видел. Марка подкинуло, и велосипед подкинуло, и они вместе кувырнулись в воздухе и приземлились. Марк приземлился раньше, упал на песчаную дорогу. Сверху на него хлопнулся велосипед.