— Ну, хорошо, — сказал отец. — Пока ты не вольноопределился, пускай так. А что ты намерен делать этим летом?
— Мальчику нужно отдохнуть, — немедленно сказала мама. — Он только что вернулся из космоса, ему необходимо восстановиться!
— По нему не скажешь, что он сильно перетрудился, — заметил отец.
— Мальчик работал в пространстве, — с тайной гордостью сказала мама. — Выполнял важную научную миссию, у него, возможно, терра-синдром…
— С двумя остолобами менял ядерный реактор на ветхом спутнике, — перебил отец. — С таким же успехом это могли сделать роботы…
— Все могут сделать роботы, — тут же возразила мама. — Но это не повод не делать ничего самому! Каждый человек должен уметь подмести пол, пожарить яичницу, сколотить скворечник, поменять реактор, в конце концов!
Отец не стал спорить, налил апельсинового сока, насыпал лед. Люблю быть дома. Отец строг и справедлив, мама взбалмошна и капризна, отец-физик изучает гравитацию, мама-музыкант изучает климат, иногда предсказывает, но это больше хобби — по щучьим пузырям, по дыму, по полету птиц. Оба оптимисты, как и я.
— Я слышал, что реактор-то как раз они и не поменяли, — отец отхлебнул сок, погрыз лед.
Оправдываться я не стал.
— Подумаешь… Да, ребятам не повезло, промазали чуть-чуть, — возразила мама. — В другой раз повезет, так ведь, Максик?
Я уверенно кивнул.
— Ты поощряешь в нем авантюризм и остолобство, — кажется, отец начал нервничать. — Вместо того чтобы заняться делом, он вместе с такими же дураками мотается по пространству!
— Ребенок ищет себя, — парировала мама. — Это естественно для его возраста.
— Для его возраста естественно быть хоть чуточку ответственнее…
— Хочу стать пилотом внесистемного рейдера, — сказал я.
Отец поперхнулся соком. Мама хихикнула.
— А что, это хорошая идея, — согласилась она. — Расширишь кругозор, увидишь мир.
— Ему нужно думать о будущем…
— Совершенно верно! Мальчику надо отдохнуть и подумать о будущем, — повторила мама. — Он сейчас на распутье, он выбирает профессию, он в метаниях…
— Мне кажется, Ярослав и Лютер оказывают на него… слишком сильное влияние, — сказал отец негромко.
— Ярик и Лютик — хорошие мальчики, — вступилась мама. — Да, у них не получилось заняться чем-то нормальным, но не всем же быть учителями и физиками? Кто-то и на космолетах должен летать…
— Летает зяблик, — вставил я. — Мы ходим.
— Вот видишь, — вздохнул отец. — Проблемы налицо.
— Ничего страшного, ребенок хочет быть оригинальным, это возраст…
— Мы хотим подарить тебе вертолет.
Отец, кажется, начал уставать от беседы.
— Допуск у тебя есть, человек ты взрослый, самостоятельный, к тому же ты теперь… — отец выдержал саркастическую паузу. — Звездоплаватель.
— Тук-тук, — мама постучала по столу. — Пойдемте смотреть вертолет.
Пошли смотреть. Вертолет стоял на лужайке за бассейном.
Вертолет, я сделал вид, что обрадовался. Я хотел ховер, но вертолет — это справедливо, на ховер у меня допуска нет. Вертолет «Тунгус», два винта, запас хода полторы тысячи километров, четыре человека на борту, тоска, уныние, разочарование. Чтобы рвануть на Байкал, нужно брать с собой три запасных энергокомплекта и три раза садиться, чтобы их поменять. И почти восемь часов трястись — паршивые компенсаторы. На ховере до Байкала можно моргнуть за тридцать минут, а если прыжком, то и быстрее.
И выглядит… Ну, не ховер.
— Спасибо! — обрадовался я. — Отправлюсь в эту… Новую Землю. Буду копать там эту… яму…
— Неплохо, — сказал отец. — Лучший отдых — отдых с пользой. Это, конечно, не яма, там закладывается фундамент четвертой станции…
— Мальчик летал в космос, — перебила мама. — А ты его на Новую Землю!
— Летает цапля, — поправил я. — Мы преодолеваем пространство.
— Пусть тогда сам выбирает, — махнул рукой отец. — На планете есть чем заняться даже таким верхолетам, как наш сын.
Я откинул фонарь вертолета и забрался в кресло.
— На обед будет запеканка, — мама помахала рукой. — С грибами и зеленью. Прошу не задерживаться!
Я пристегнулся. Мама отправилась домой готовить запеканку. Отец был мудр, он сказал утвердительно:
— К обеду ты, разумеется, не вернешься?
— Да это… Мы договорились…
Отец промолчал.
— Мы собрались на пару недель в Инстербург, — признался я. — Лютер там прошлым летом отдыхал… То есть не отдыхал, там раскопки…
— Раскопки… — вздохнул отец.
— Да, там теперь заповедник и ведутся раскопки. Ты же знаешь, там был укрепрайон, а теперь лес…
Отец посмотрел на меня все-таки с сожалением.
— Да там давно все разминировано, — успокоил я. — Почву на метр сняли, потом леса высадили, реки…
— А что же вы тогда раскапываете? — поинтересовался отец.
— Так там культурному слою три тысячи лет, копать не перекопать…
— Езжай в Новгород, — перебил отец. — Там тоже культурный слой. К тому же нашли новые берестяные грамоты, целый пласт, требуются специалисты для чтения и каталогизации.
— Берестяные грамоты… — протянул я.
Сразу представил — сижу я в яме, заваленный берестяными грамотами по горло, читаю, разглаживаю молекулярным утюгом, сканирую… Тоска.
— В пистолетики хочется поиграться, — с разочарованием сказал отец.
— Почему сразу в пистолетики? Это важно для науки. В конце концов о последней Войне мы тоже мало что знаем… А это, между прочим, важнейшее событие в истории, а его боятся трогать, а может, я историком хочу стать…
— Матери скажу, что ты поехал в Новгород, — оборвал отец. — Смотри не проболтайся потом, пистолетчик.
— Да, в Новгород, в Новгород, — буркнул я.
Отец посмотрел секунду, с сомнением.
— На, кстати, возьми, — отец кинул мне оранжевое пластиковое яйцо.
Я поймал.
— Транспондер?
— Так, на всякий случай. Знаешь, в прошлом году…
В прошлом году один мальчик перепутал притоки Ориноко, три дня его по всем джунглям искали. А вот если бы он послушался отца и взял транспондер…
— Спасибо! Как раз сам хотел взять, да забыл…
Я попробовал казаться искренним.
Отец повернулся и пошел к дому. Я захлопнул фонарь, вертолет ожил и предложил:
— Введите пункт назначения. Погодные условия позволяют…
— Инстербург, исторический заповедник, — задал курс я. — Взлет, идем на полном марше.
Винты зашелестели, вертолет оторвался от травы.
— Хотя нет, я сам… Отмена, отмена, ручное управление…
Я перехватил управление. Взлет у меня получается гораздо лучше посадки, но все равно верхушку сосны чуть задел. Отец погрозил снизу кулаком, я успел заметить, добавил на винты оборотов, и через пять секунд был уже высоко над заливом. Разноцветные крыши коттеджей, синие квадраты бассейнов, зелень, белый корпус школы на берегу реки, песчаная отмель, пляж, еще пять секунд, и все стало мелким и плохо различимым, пилотировать стало неинтересно, я передал управление.
— Время в пути при текущей погоде сорок три минуты, — сообщил вертолет. — Полет проходит нормально.
— Летают гагары, — сказал я и стал смотреть.
Вниз я не смотрел, видел я там сто раз все, море, яхты, острова, смотрел вверх. Безоблачно, небо синее, но не прозрачное, молочного цвета, с красными каплями высотных дирижаблей, с выцветшей водянистой луной. Смотрел, думал, может, стоило на дирижабль записаться, смотрителем?
Нет, Лютер и Ярослав мои старые друзья, но я почти месяц с ними носился по космосу, и, если честно, они меня немного утомили. Они слишком любят бегать, и в прямом и в переносном смысле. Как все космонавты, трудно им сидеть на месте, им гонку подавай, гиперсвет, параллаксы в секунду, чтобы все ревело и сотрясалось, чтобы палуба разваливалась под ногами, они оба корсары, им тесно на шарике, им Луна не по размеру, им Дзету Сетки подавай.
А я еще не знаю куда, я еще юноша, обдумывающий житье, мое предназначение еще не высечено на скрижалях. А на дирижабле как раз хорошо обдумывать, никого нет, автоматика, ну и сторож для нее, чтобы, если что заклинит, спасателей вызвать. Делать ничего не надо, ходи по палубе, в иллюминатор смотри, думай. До земли далеко, небо рядом, ничего не отвлекает.
Отец прав, пора выбирать. Нет, конечно, никто в затылок наперстком толочь не станет, но смотреть станут как на… остолоба. А я что, виноват? Вон Ярс и Лютый с детства такими родились, Ярс в восемь лет отцовский ховер угнал, а Лютый четыре раза пытался пробраться на грузовые рейдеры, и четыре раз его ловили, а на пятый раз поймали лишь над Меркурием, причем перед самым десантированием, хорошо подготовился Лютер. Сразу было понятно, куда им. А я в восемь глубоководных рыбок разводил, интересно было, правда, не всегда удачно — давление не угадаешь — взрываются. Потом два года роботехники, изобретал искусственный интеллект, но не очень получилось с интеллектом, мой робот был глуп, склонен к депрессии и в итоге сбежал. После этого я пробовал себя в педагогике и дрессировал собаку, ее звали Марлен. Хотел стать спасателем в одиннадцать лет, кто в одиннадцать лет не хочет стать спасателем? И писателем в пятнадцать, кто не хочет стать писателем в пятнадцать?
На занятиях по профориентации говорили, что таких, как я, меньше с каждым годом, в наше время люди выбирают свою дорогу рано, после детского сада, а я после детского сада любил печеные помидоры. И у меня никаких стремлений нет, мне все понемногу нравится. Вот ходили на «Улиссе», понравилось. Инстербург тоже понравится, больше чем уверен, хотя сейчас мне и не особо туда хочется, но ничего, обживусь. И дирижабль… Ладно, на дирижабль в следующем году запишусь, пусть пока так.
А может, и сбегу.
Я летел над заливом. Солнце светило ярко, проявляя сквозь воду косяки рыбы над песчаными отмелями и группы пасущих ее дельфинов. Иногда мне казалось, что я вижу на этих отмелях тени подводных лодок и крейсеров, оставшихся в песке со времен последних сражений. Я знал, что это не так, что из залива подняли все железо, скопившееся в нем с девятнадцатого века, но все равно.