Подходящего рельса я так и не нашел, да и не искал особо, я полагал, что проблема застрявания Лютера в танковом люке разрешаема и разрешится она, пожалуй, уже к моему возвращению, все-таки космопроходчики…
Сосны.
Да, что-то насторожило меня в этих соснах. Не знаю, сосны как сосны, коричневые, разогретые, с потеками смолы. То ли шаги мои стихли, то ли тени от сосен сложились не так, то ли звук посторонний сбоку, не знаю. Пожалуй, в другой день я не услышал бы, не заметил, но сегодня я ждал чего-то подобного.
Опасность.
Она растянулась передо мной, как недавняя пленка железного запаха, как сетка, я ощущал это вполне отчетливо и понимал, что следующим своим шагом я непременно воткнусь в эту сетку. И тогда только ошметки по переборкам.
Засада Тыквера.
Я сделал шаг, сделал другой, на третий шаг услышал — тоненький свист, вот как Лютер в свои гильзы носом дудел.
Мне в голову летел нож. В голову Ярса — дубина, мне — нож.
Это было уже абсолютным свинством — метать ножи в голову. А еще стрелять в ухо из бластера. Тыквер, видимо, совершенно…
И вдруг я понял, что это не Тыквер.
Не Тыквер. Тыквер не стал бы стрелять и кидаться ножами, зачем? И тут мне стало еще интереснее.
Разгорался день, светило уже уверенно солнышко, снова прорезавшееся сквозь тучи, я заметил несколько синих цветочков, которые распустились с утра, свистнуло, а потом мне в голову полетел нож.
Я неловко оступился, нож просвистел мимо. Нож Ярса. Отлично. Я улыбнулся. Началось. Шаги за спиной, мягкие и ловкие, но мох хрустел.
Потом мне за ухо ткнули холодным.
Бластер, что еще?
Я замер. Легко. Разворот влево, толкаю ствол…
— Не надо, — сказали у меня за спиной.
Спокойный голос, уверенный, обладатель такого голоса знал, что делает, и уже сотню раз тыкал в шею бластером разным там поперечным.
— Лучше не дыши, — посоветовал голос.
Девчонка.
Послышались еще шаги, полегче. Второй. Второй приблизился.
— Не дергайся, — сказал второй голос.
Мальчишка.
Ничего удивительного, взрослый человек разве бы стал другому человеку в шею тыкать оружием?
На голову мне натянули грязный мешок, заломили кисти, затем быстро и умело связали руки. Сорвали с пояса штык.
— Иди, — теперь он ткнул меня бластером между лопаток. — Двигай помалому.
Шагать с мешком на голове было не очень удобно, приходилось ступать осторожно, чтобы не угодить в ямку или за корень не запнуться. Эти двое молчали. Шагали они необычно очень — исчезали то и дело. То есть я их иногда переставал слышать, видимо, начинали ступать в ногу. Или не в ногу. Тихо. Солнце пробивалось через редкую мешковину, мы уходили на север, затем к востоку свернули. Шаги я не считал, но вряд ли дальше двух километров.
Я думал, кто они, и никак не мог придумать. Убедительных вариантов просчитывалось немного, собственно, два.
Первый. Компания любителей старины с Рюгена решила устроить соревнование, ну, вроде нашего. Рванули в заповедник, разделились, наткнулись на нас.
Второй. Розыгрыш. Лютер и Ярослав решили меня разыграть, подговорили первокурсников, Ярс отстрелил себе ухо… Вообще-то это в духе космодесанта, чем шутка радикальнее, тем она ценится выше, так что да, Ярс мог ухом и пожертвовать ради шутки…
Нет, ерунда. Варианты так себе. И в первом и во втором случаях ножами в лицо кидать бы не стали. А третьего варианта…
— Стой!
Ну не негодяи же?
Я остановился. Мне тут же пнули под колени, уронили, подняли, прижали спиной к дереву. В этот раз бластером ткнули в щеку.
С трудом сдержался. Интересно потому что.
— Ты кто?
Девчонка, ха-ха.
— Я Макс, — ответил я. — А ты?
С головы сдернули мешок.
Некоторое время глаза привыкали, я моргал, разгоняя радужные пузыри, потом я их разглядел. Она стояла у дерева, засунув руки в карманы. Он, метрах в двух, целился мне в переносицу. Действительно бластер. Старая модель, одна из первых, тяжелый, с одной руки из такого трудно стрелять, чуть дрогнула — и уха нет. Да и не очень надежный, охлаждение камеры накачки несовершенное, из-за чего индукционная трубка склонна к разрушению. Старая, но вполне себе убойная. Парень устроил бластер на локте, палец на спусковом крючке не держал, опытный. Девчонка стояла неспокойно, все шарила глазами по сторонам, пытаясь заметить — один ли я?
— Вы откуда? — спросил я. — С Рюгена? Атлантиду раскапывали?
На археологов они не походили. Грязные, оборванные, это есть, но в глазах никакого археологического блеска. Усталость только и ярость. Тощие. Весьма тощие. Может, спелеологи? Заблудились в пещерах, попали в подземные коридоры, бродили полгода, вот, теперь выбрались… Но в расстроенном состоянии духа.
— Сколько вас здесь?! Номер части?! Задание?!
Это девчонка спросила.
— Какое еще задание?! — я вращал кистями, стараясь сохранить кровообращение. — Какой еще номер?!
— Дезертир, — сказал парень. — Форма чистая, дезертир…
И положил палец на крючок бластера. Девчонка потерянно озиралась. Так, кажется, понятно. Все-таки Ярс. И Лютый. Все-таки розыгрыш. В космосе устроили мне пробой метеоритом и разгерметизацию, и домкрат, теперь опять посмеяться решили.
— Ненавижу дезертиров, — сказал парень. — Ненавижу дезертиров…
Он начал поглаживать пальцем спусковой крючок, неприятно, если честно. Я читал про такие вещи, боевая психология или что-то в этом духе. Хорошо подготовились.
— Я не дезертир, что за глупости, — сказал я. — Откуда мне дезертировать?
— Четвертый штурмовой батальон! — вдруг рявкнул парень. — Четвертый!
Он резко приблизился ко мне, ткнул в лоб срезом ствола, затем направил бластер на мое левое плечо. На шеврон. На цифру «4», вышитую серебристыми нитками.
— Из четвертого почти никого не осталось! — продолжал парень. — Откуда ты?! Где оружие?! Куда дел оружие?! Бросил?!!
Парень переигрывал, изображая допрос. Допрос должен быть другой, страшнее. А мне совсем не страшно. Недоработочка.
— Бросил оружие, — сказала девчонка. — И бежал. Пока четвертый батальон в грязь вмешивали, он бежал. И приятель его бежал, тот, рукастый…
— Дезертиры, — палец парня замер на крючке. — Жирные крысы! Отсиживались в пакгаузе…
— Помнишь Косту? — спросила девчонка. — Он был в четвертом, мы от него только пряжку нашли от ремня… Только пряжку!
И посмотрела бешено, показалось, что она хотела пощечину мне влепить. Но удержалась. Жаль. Пощечин я не получал, был бы бесценный опыт, Ярс обзавидовался бы. Думаю, он легко бы поменял второе недоотстреленное ухо на пощечину. Пощечина — это классика. Но девчонка не ударила.
А вот нож в голову… Это слабое место в моих построениях. Но только на первый взгляд. Если уметь хорошо метать, если рассчитать и потренироваться… И этот присвист, на который я насторожился…
— А от других и пряжки не осталось…
Парень замахнулся бластером. Бластер — это не классика, это унылая современность.
— Привет от Лютера, — сказал я. — И от Ярса тоже привет. Должен признать, ожидал большего! Плохо у вас в Академии драматическая студия работает, без души, не по-станиславски.
Парень замахнулся снова.
— Стой! — приказала девчонка.
Она кивнула, парень опустил бластер, и они отошли в сторонку для того, чтобы обсудить ситуацию.
— Не понимаю, — сказала девчонка. — Что-то так… Лес другой. Местность другая. Свет другой. Тишина. Почему тишина?
— Не знаю… Нас выбросило восточнее, так думаю. Нужно к своим пробиваться. Восточнее. Там скоро начнется…
Вроде как я не должен слышать, но я слышал, конечно.
— Это не дезертир, — прошептал парень. — Это рыло, он роет…
— Надо уходить, — ответила девчонка. — Надо к своим.
— Хорошо. Что с этим делать?
Парень покосился в мою сторону.
— Допросить бы еще, — предложила девчонка. — Он странный, ты заметил?
— Гладкий, — ответил парень. — И глаза… У него…
— Белые…
У меня белые глаза, вот не знал, приехали. Нормальные у меня глаза, не белые, серо-синие, хотя точно не знаю, в глаза себе особо не смотрел.
— Он не такой, он…
Девчонка поглядела на меня.
— Он другой какой-то. Надо допросить…
— Некогда, — возразил парень. — Некогда разбираться, надо уходить.
Девчонка подумала, сказала:
— Согласна… Этого здесь оставим, пусть комаров кормит.
— Лучше бы его… — парень сделал паузу. — Обезвредить.
— Да пусть сидит, толку с такого мешка…
Мешок белоглазый — это я. Меня надо обезвредить. Видимо, тут я должен начать пугаться. А как еще?
— Все-таки спрошу его…
Девчонка приблизилась.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она. — Где твоя часть? Лучше тебе ответить сразу, или… лучше сразу.
— Я здесь гуляю с друзьями, — ответил я. — Какая часть? Часть чего? Вы сами кто? Что здесь делаете?
— Правду говори! — парень подскочил. — Отвечай! Быстро! Быстро!
И въехал мне в глаз бластерной рукоятью. С удовольствием, я успел заметить это на его лице
Оказалось, что это довольно больно. То есть очень больно, думаю, рассек кожу, по щеке потекла кровь.
Ладно, хотите играть, поиграем. Каникулы получились что надо, все вдруг.
Я сцепил пальцы, развел запястья. Веревка растянулась, я освободил руки.
— Отвечай!
— Привет, — сказал я.
— Сейчас запоешь! — зловеще предупредил парень. — Сейчас ты запоешь…
Он закинул бластер за плечо, вытащил из-за спины нож.
Зря это. С ножом неубедительно, не походил он на человека, готового пытать ножом. Я не специалист, но мне казалось, что мастера пыток должны быть постарше и покрупней, и лица у них обычно… Зверские лица. Вот у Лютера и Ярса, у бравых космолетчиков и покорителей пространства, лица хоть и грозные, но не пыточного профиля. У этого парня лицо было достаточно свирепое, как я успел заметить, но в то, что он готов к пыткам, я сомневался.
Парень грозно повертел перед моим носом ножом, довольно близко.