— Мы в опасности, — девчонка поднялась.
— Нет никакой опасности, — ответил я. — Хотя нет, есть. Твой брат в опасности, он вооружен и неадекватен. Ему помощь нужна, его лечить надо, я таких еще не встречал…
— Макс! Послушай!
Оказалось, имя она запомнила. Ладно, послушаю.
Она стояла передо мной, смотрела золотистыми глазами с кровавым оттенком. Ага. Усыпляет.
— Ты не понимаешь… я тоже не понимаю… Если они узнают про нас, они зачистят территорию…
Я достал нож, приложил лезвие к рассеченной щеке.
— Кто «они»?
Она не ответила.
— Пойдем, — сказал я. — Так лучше.
Она не стала спорить.
Мы прошли еще немного. Сосны сделались кривее, мы приближались к танку.
— Лучше тебе отпустить меня, — сказала она. — Если ты дезертир, зачем ты меня тащишь?
— Да я тебя не тащу, — ответил я. — Просто ты сама не дойдешь никуда, ты по пути свалишься…
Она сделала несколько неуверенных шагов. Контузия.
— Мы дойдем до танка…
— Ты танкист? — тут же перебила девчонка. — Бригада «Костёр»?! Она должна была подойти…
— Я не танкист, — терпеливо сказал я. — Танк не мой… То есть он подбитый. Я имею в виду, старый. Он там сто лет уже, его сожгли… Я космонавт.
Она посмотрела на меня как на умалишенного. Их не осталось, но как на них смотреть, все знают. И глаз у нее чуть косил.
— Не ври, — сказала она. — Космонавтов нет. И звездолетов нет…
Звездолетов нет. Лучше не спорить, не волновать, лучше со всем соглашаться.
— Нет ничего, — повторила она. — Все сгорело, все, как он обещал…
— Кто? — осторожно спросил я.
— Это мы виноваты, — она посмотрела своими безумными золотыми глазами. — Это мы… нельзя было вмешиваться, но мы вмешались… И он сжег все, ничего не осталось…
— Ну, хватит, — попросил я устало. — Хватит уже, всё, какая война?
— Она идет… Скоро штурм, мы должны успеть…
Я взял ее за плечи и сказал спокойным домашним голосом:
— Нет никакой войны, нет никакого штурма, все закончилось давным-давно. Вы… скорее всего отравились… Отравились. Надышались. Все хорошо будет.
Она смотрела. Не на меня, мимо, не могла сосредоточиться, глаза вспыхивали и гасли.
— Штурм… штурм хороший… западный бастион уберем…
— Да-да, — согласился я. — Бастион с запада, все в порядке…
— Ничего не в порядке! — она попыталась вывернуться. — Ничего не в порядке!
Отпустил ее и сразу поймал — девчонку сильно качнуло, видимо, самостоятельно держаться у нее не получалось никак.
— Последняя война сорок лет назад закончилась, — сказал я. — Вот тут, на этом самом месте.
Я притопнул ногой. Девчонка поглядела в землю.
— Пойдем, — попросил я. — Тут недалеко. Там мои друзья, у них транспондер. Его запустим, и через минуту прибудет поддержка, спасатели…
— Какие спасатели… Не надо транспондер… Не надо никого вызывать…
Она вдруг уставилась на меня дикими золотыми глазами.
— Не надо! Не надо поддержки… Почему сорок лет? Как получилось… Сорок лет? Какой год сейчас?! Какой год?!
— Пойдем, — я кивнул на юг. — Скоро тебе легче станет. Давай я тебе помогу…
Я попытался поймать под локоть, но она убрала руку.
— Ты зря все это затеял, — она поглядела с вызовом. — У меня никакой информации нет, наша задача — штурм северного бастиона… Штурм бастиона…
— Не сомневаюсь, без штурма никак…
Она сделала четыре шага, после чего я успел ее подхватить. Все, без сознания. Пожалуй, на плече ее тащить не стоит, голова болтается, при сотрясениях это не есть хорошо. Да, придется на руках.
Я перехватил девчонку поудобнее и пошагал на юг по Пьянущему лесу.
— Штурм бастиона — мое любимое занятие, — рассказывал я. — Мы всегда занимались штурмами бастионов в июне, лучший для этого месяц, в июле уже не то. Я люблю штурм даже больше транснептуновых рейдов, а я в рейдах с колыбели…
Уснула. Все-таки уснула, пожалуй. Я рассказывал.
— Мама гастролировала по всей Солнечной системе и возила меня с собой в футляре от виолончели, пространство в моей крови. Поэтому я решил поступать в Академию… легко поступил, с закрытыми глазами. Люблю учиться, а еще я впередсмотрящий, потому что у меня отличное зрение. Да, мы недавно ходили к Облаку Оорта, чинили старые спутники. Это традиция — мы чиним все старые спутники, которые запустили, они уходят в пространство…
Я остановился, продышался, отправился дальше, продолжая сочинять.
— А следующим летом мы отправимся в глубокий космос, на строительство «Последнего Завета». Его собирают в межзвездном пространстве для первого прыжка. Это разведывательный звездолет, он пойдет по Поясу Златовласки в поисках внеземной жизни. Конечно, в первую экспедицию нас не возьмут, но ко второй можем успеть. Мы с Лютером и с Ярославом — это которому вы ухо отстрелили — собираемся туда отправиться. Ярс и Лютер верят, что внеземная жизнь есть, а я не верю. Нет, может, где-то есть бактерии или ящерицы синие, но так, чтобы с разумом — нет. Мы одиноки.
Я еще какие-то глупости рассказывал, сам не понимаю для чего. Чтобы голос свой слышать. Потому что в тишине… В тишине это выглядело бы абсолютным сюрреализмом. Я тащу на руках девчонку через уродливый лес, сквозь низкие тучи солнце косыми лучами, под мышкой бластер на ремне, в лице боевое равнодушие, в глазах сталь. Захотелось себя со стороны увидеть. Героически я, пожалуй, выглядел, жаль, лужи нет посмотреться. Хорошо бы еще сказать что-нибудь… Такое подходящее к случаю, прожженно-усталое.
Ничего в голову не пришло. Мы разучились говорить торжественные и героические речи, в самых торжественных и героических ситуациях мы шутим, иронизируем, улыбаемся, а Лютер и Ярс только гогочут и прыгают с парашютом…
— …ошибка отсчета… ошибка… бросок… бросок…
Прошептала она.
— Все будет хорошо, я об этом позабочусь.
Сказал я негромко, но недрогнувшим голосом.
Плохо. То есть очень плохо, мне кажется, настоящие герои выражаются несколько не так. Я попытался припомнить, как они говорили в книгах, последний дюйм, полный поворот кругом… И не вспомнил. Я про героев давно читал.
— Со мной ты в безопасности, — сказал я. — Мы остановим этих негодяев на подступах…
Дальше у меня фантазии не хватило, я решил, что пока не стану думать, а потом, уже в спокойной обстановке, разберусь, почитаю что-нибудь подходящее, из рыцарского наследия, может, в танке, про танкистов.
— …никого не осталось… — прошептала девчонка. — Никого…
Она неожиданно открыла глаза, посмотрела на меня. Не узнала. Вернее, узнала другого, поскольку улыбнулась. Как знакомому.
— Не беспокойся, — я тоже ей улыбнулся. — Не время беспокоиться, успеем. Мы, между прочим, так и не познакомились. То есть ты знаешь, что я Макс, а я не знаю, кто ты…
Она закрыла глаза, повернула голову. Я дотронулся до ее лба. Горячий. Жар. Жар? Откуда жар? Вроде от сотрясения мозга жара не бывает… Или бывает? Может, действительно отравилась чем? Некоторые травятся грибами, или если из неправильной лужи попить…
Я вдруг понял, что мне это нравится. Не то, что она отравилась, а вообще. Опасность. Оружие. Ответственность. Ответственность больше всего. Я вдруг понял, что хотел бы найти себе такое занятие… Чтобы думать и стрелять, чтобы от меня все зависело, чтобы в случае чего я мог бы помочь. Я даже улыбнулся своему этому новому и необычному ощущению. Ведь до сегодняшнего дня я не очень хорошо представлял, чем в жизни заниматься. А теперь вот представлял. Правда, я не знал, есть ли такая профессия, но наверняка есть. Понятно, что Служба Экстренного Спасения всегда на страже, но кто-то же планирует ее деятельность? Кто-то же предвидит неожиданные ситуации? Раньше я о таких вопросах не задумывался, а вот теперь…
— …Пепел… — сказала вдруг девчонка. — Только пепел… только тени на стенах…
Она улыбнулась. Вроде бы. Иногда она улыбалась. Ну, мне так казалось.
Иногда я оглядывался — опасался, что этот ее брат начнет преследовать, но нет, никого.
Показались синие камни, затем танк. Пришли.
Из-за танка выступил сумрачный Ярослав. Лютер продолжал оставаться зажатым, на лице у Лютера присутствовало скептическое выражение, возле гусениц лежали несколько корявых кольев, похожих на первобытные копья, один кол, больше напоминавший бревно для острожной ограды, в переломанном состоянии был прислонен к башне. Вероятно, я переоценил инженерные доблести будущих звездолетчиков. Впрочем, возможно, я к ним несправедлив, это терра-синдром разбушевался, они вовсе не идиоты.
— Это ты кого притащил? — спросил Ярослав. — А ну-ка я с этим поговорю…
Ярослав приблизился, остановился с раскрытым ртом и протянутой рукой.
Я не торопился опускать девчонку на землю, постоял несколько секунд, чтобы Ярс и Лютер полюбовались на мой доблестный вид.
— Твоя знакомая, — сказал я.
Затем осторожно посадил девчонку к большому серому камню, торчавшему из земли рядом с хилой сосной, то ли мертвой, то ли уже скоро.
— В смысле моя знакомая? — поморщился Ярс. — Я ее в первый раз вижу. У нее такой вид, будто она из ховера на лету вывалилась… А, ты отобрал бластер!
Бластер вызвал у Ярса злорадный энтузиазм, он потянулся к бластеру, но я покачал головой.
— Правильно, не давай ему, — сказал с башни Лютер. — А то он себе второе ухо отстрелит. И нас заодно…
— Себе не отстрели! — посоветовал Ярс. — Десантник…
Он взял бревноподобный кол и положил себе на плечи. Мне захотелось засмеяться отчего-то. То есть не отчего-то, а от вполне конкретного воспоминания — я вспомнил Ярослава в ложементе корабля дальней разведки «Улисс», в сенсорных перчатках, в сенсорном шлеме, пилота с открытым системным допуском, и этот образ никак не состыковывался с образом человека в грязном комбинезоне, человека с отстреленным ухом и уж тем более человека с заостренным бревном на плечах. Нет бластера, бери кол. Бери кол, Бериколов. В умелых руках кол страшнее бластера. Примерно это читалось на лице Ярослава. Ну, и некоторая досада, все-таки командор он, а бластер у меня. А мне что, я в Академии не обучаюсь.