Я подошел к танку, забрался на башню.
— Замки вот здесь, — Лютер похлопал по люку. — А здесь пружина.
Догадался.
Я снял бластер с плеча, прицелился. Никогда из бластеров не стрелял. Неинтересное оружие, ненастоящее, если по мне. Изобретен незадолго до Последней войны, в самой войне широко использовался и помог одержать победу. Высокая убойная сила, работает по всем видам целей, в том числе по низколетящим воздушным, легкий, не требующий высокой квалификации стрелка. Недостаток один — рассеивание импульса в дождь и при повышенной влажности. Все вроде нормально, только…
Отдачи нет, звук разряда — точно кошке на хвост наступили, вес небольшой, без приклада, штык не цепляется. Унылое оружие.
Спусковой крючок оказался теплым и шершавым, едва я коснулся его пальцем, он будто подался навстречу, на рукояти вспыхнул синий диод. К бою готов.
— Не беспокойся, — сказал Лютер. — Броня от одного разряда не успеет вскипеть, но глаза закрыть стоит.
Лютер закрыл глаза. Я направил ствол бластера на люк, в место, куда указывал Лютер. Глаза тоже закрыл, не хочется бирюзовых зайчиков ловить.
Шаг спускового крючка оказался неожиданно длинным, и, к моему удивлению, отдача у бластера имелась. Впрочем, весьма необычная по ощущениям, бластер словно попытался вывернуться из руки. Вспышка пробила через сжатые веки.
Лютер ойкнул и отвалился. Люк лязгнул. Я открыл глаза.
В люке остывала вишневая дыра, Лютера на башне уже не было, он стоял рядом с камнем, смотрел на девчонку, растирал прищемленный брахиалис.
— Все в порядке, — Лютер помахал рукой. — Буду жить. Кто она?
— Не знаю. Они с братом напали на меня. Думаю, те же, что нашему командору… ухо подретушировали.
— С братом? — Ярослав взял кол под мышку. — Братом-стрелком?!
— Да. Полагаю, стрелял он.
— И где же этот он? — Ярослав угрожающе крутанул вокруг шеи бревнокол.
«Бревнокол», тоже хорошее слово.
— Там, — я указал пальцем в сторону севера. — Я… я его… Он все время на меня кидался, я его… думаю, он уже очнулся.
— Лучше ему смирно лежать восемнадцать часов, — сказал Лютер. — Если он будет лежать, я его несильно поколочу…
Лютер протянул руку к лицу девчонки, хотел поправить волосы, но не решился. Раздумывал.
Я раздумывал на башне. Разряд пробил башню наискось, вышел снизу у корпуса и растекся блестящим металлом, успел застыть, образовав на броне ручеек. Я потрогал его пальцем, теплый, подцепил ногтем и отломил. Щелкнул по металлу пальцем.
Пластина издала громкий и неприятный дребезжащий звук. Дребезжало, подумал я. Я стал изобретать не только самодельные музыкальные инструменты, но и самодельные к ним названия. Лютер плохо на меня влияет. И Ярослав. Музыкальные инструменты и названия к ним. Еще чуть, и я начну упражнять кисти рук самодельными эспандерами. Нет, пора сделать перерыв в общении, отдохнуть от Лютера и Ярослава во вторую половину лета, чтобы в голове не дребезжало. Слетать на рифы. На острова. Подребезжать. Подирижаблить.
— Слушай, Макс, а как ты… Как ты с ними справился?
Я выкинул дребезжало, спрыгнул с башни и подошел к девчонке и к Лютеру.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Вот если бы на тебя напал я? Ты бы со мной справился?
С Лютером я, скорее всего, не справлюсь. При равной скорости он все же десантник, у них борьбу преподают для развития равновесия, да и сами они ею занимаются в свободное время, известно же, в Академии две забавы — быстрый бокс и художественная самодеятельность.
— Я бы с тобой не справился, пожалуй, — сказал я. — Но…
— А с ними затруднений не возникло, — опередил Лютер. — Слишком медленные, слишком слабые. Так?
— Я бы не сказал…
А ведь Лютер прав, я только сейчас подумал — действительно, медленные. И слабые.
— Да, пожалуй, но…
— Веселенькое дело…
Лютер чесал подбородок. Ярослав продолжал упражняться с бревноколом. Я смотрел на танк. Она сидела у камня. Без сознания. Или во сне. Я читал, что раньше некоторые люди, например рабочие на военных заводах, уставали настолько, что в спокойной обстановке засыпали так сильно, что разбудить их не удавалось несколько дней.
— Лет шестнадцать, — шепнул Лютер. — Налицо явное истощение. Ты можешь себе представить явное истощение в центре Европы?
— Теоретически…
Теоретически да. Сказать родителям, что в лагерь на Луну, а самим в выживательную экспедицию на Лену. Вроде как прыгнем в тайгу с ножом в зубах и будем отбиваться от комаров и медведей, транспондер придумали трусы. Прыгнули, ховер утопили, сами заблудились, месяц скитаний… Рыбу они ловить не могли, что ли? Ну, или медведя того же, не верх вкусовых достоинств, но есть можно. Откуда истощение? Подземелья?
— Если истощение… — я кивнул на девчонку. — Истощением можно объяснить замедленную реакцию?
— В какой-то мере, — согласился Лютер. — Я, пожалуй, не так выразился, это не истощение, как производное определенного дефицита питания, это… система.
— То есть? — не понял я.
— Она систематически недоедала на протяжении… нескольких лет. Собственно, видимо, весь период интенсивного роста.
— Космическая секта голодарей! — с восторгом сказал Ярослав и воткнул бревно в землю. — Я слышал, до войны несколько кораблей сектантов ушли в пространство, если они вернулись…
— Не говори ерунды, — оборвал Лютер. — Космос внутренних планет сканируется с погрешностью в кубометр, никто не мог вернуться…
— А если они освоили прыжок?! — прошептал Ярослав. — Если они сюда перенеслись…
Девчонка шевельнулась и сползла по камню. Рукав свитера задрался. На коже чернели следы от пальцев, слившиеся в широкие манжеты.
Ярослав почесал голову, потрогал нос.
— Она мне тоже… нос сломала… — сказал он.
— А ты…
— Да ничего я не сделал! За руки схватил… перестарался немного… пережал…
Лютер вздохнул.
— Ты решительно перестарался, — сказал Лютер. — У нее кожа с запястий едва не слезла, смотри, шрамы какие…
Шрамы. Истощение. Настоящие шрамы. Вот это да…
Ярс отвернулся.
— Я не мог так сильно… А кто она вообще? Я думал, это тыкверский экипаж… Но там же не было девушек… Может, это его сестра?
Ярослав уставился на меня. Будто я знал, есть ли у Тыквера сестра или нет.
— Возможно, это беглецы, — сказал я. — Сбежали из летнего лагеря, прихватили бластер, и сюда. Хотели исследовать… места боев. Провалились в подземные укрепления, в катакомбы, надышались газом…
— Системное истощение откуда? — напомнил Лютер.
Я хотел предположить, что они не вчера провалились, а месяц назад, но потом подумал, что это глупо. Если бы они месяц назад провалились, их бы уже сорок раз отыскали.
— Я же говорю — голодари! — это Ярослав. — Питались синтет-белком с младенческих локтей, от этого стали тощими и агрессивными! Нападают на людей, стреляют из лучеметов в уши! Я думаю, что они собираются…
Мне показалось, что он хотел сказать «захватить Землю», вовремя одумался.
— …Ошибка… ошибка навигатора… — произнесла девчонка. — …взять западный бастион… штурм бастиона… никого не осталось, все остались лежать… все остались…
Глаза она не открыла.
— Мне кажется, у нее сотрясение, — сказал Ярослав. — Очень, очень сильное сотрясение. На нее упал небоскреб.
Раньше шутки Ярослава не были настолько тупыми. Стазис нарушен.
Глава 7Дождь
Она говорила. Лютер стоял рядом. Ярослав стоял рядом. Я стоял рядом. Она говорила про атаку. Про то, что западный бастион нужно обязательно взять, без него атака на цитадель непременно захлебнется, и тогда все, все, не удастся собрать сил, никого больше не осталось…
— Бред, — заключил Лютер, но без особой уверенности. — Ты ее что, по голове приложил?
— Так получилось, — ответил я. — Сотрясение?
— Я же говорил! — вмешался Ярс. — Они разбились при посадке! Голодари! Отсюда и сотрясение!
— Похоже… Ушиб сильный, это однозначно. Но, наверное, и еще что-то, я не знаю. Я полевой медик, я учился спекать раны, я не разбираюсь…
Лютер постучал по голове, пальцем по виску.
— Одним словом, галлюцинаторные проявления… Вызываем СЭС, не затягиваем, — сказал Лютер.
— А второй? — спросил Ярослав. — Этот? Ухострел? Брат ее? Надо за ним сходить, он там остался валяться…
Ярослав кивнул в лес, в сторону валяния. И потрогал ухо.
— Ярс прав, — согласился Лютер. — Лучше его найти. Если он оторвется, спасателем долго искать придется…
Ерунду, конечно, говорит Лютер. У ховеров СЭС волновые сканеры, они с орбиты лягушку видят. Просто… Просто это будет выглядеть некрасиво — мы встретили нездоровых психически людей, да, они повели себя неадекватно, ухо отстрелили, но мы, здоровые молодые люди на каникулах, впоследствии, кроме меня, космопроходцы, ответили втрое. Девчонке руки переломали, парня бросили без сознания. Нехорошо.
Каникулы что надо.
— У спасателей оборудование, — Ярослав подумал мои мысли. — Они его за две минуты найдут.
— И тогда получится, что мы его бросили, — заметил Лютер.
А я недооценивал нашего Лютика, был не прав. Все-таки для десанта мозг нужен больше, чем для пилотирования.
— Да он сам себя бросил, когда мне в голову из бластера шмальнул!
«Шмальнул». Какие слова. Когда Ярослав и Лютер поступали в Академию, они таких слов не знали. Это все самодеятельность, художественная.
— …сгорели… смещение… смещение… убейте всех… убейте…
Сказала девчонка, мы посмотрели на нее вместе. Ярослав опять потрогал ухо. Он себе еще и на ухе мозоль натрет.
— Надо ее привязать аккуратно, — предложил вдруг Лютер.
— Зачем? — не понял я.
— Затем! — резко ответил Лютер. — Человек в неадекватном состоянии, ты что, не видишь? Она с собой что угодно может сделать. Лучше связать, для ее же безопасности.
— У нее явное ментальное затмение, — Ярослав согласился. — Ее точно надо связать…
Так.
— Ты прав, наверное, — я достал из рюкзака веревку, протянул Ярославу. — Свяжи.