Двор быстро опустел.
— Гига, когда у тебя найдется время?
— Время? — Он улыбнулся и развел руками.
— Понимаешь, отец поручил мне… — Я умолк на полуслове. При чем тут отец и его наказ. И без того ясно, что быков надо подковать.
— Письма от отца получаете? — спросил вдруг Гига.
— Нет. — Я покачал головой.
— Ни одного не было?
— Было одно. И все… А от твоего отца?
— Приходят пока что.
— Адрес на них есть?
— Какой адрес? — удивился Гига.
— Чтоб ответить можно было.
— A-а, есть: номер полевой почты.
— А на нашем письме и номера нет.
Я увидел, как дверь нашего класса закрылась, и заторопился.
— Ну ладно, Гига, побежал…
— Постой! Приводи быков.
— Чего же их приводить, если ты…
— Придумаем что-нибудь. В конце концов, ночью подкуем.
— Я помогу тебе, Гига. Ты не думай — чем-нибудь да помогу.
— Ладно, ладно… — Он ушел.
Мимо меня пробежала запоздавшая Гогона. На ней было платье, которого я никогда раньше не видел: вроде синее и не синее — какое-то рябое.
— Здравствуй, Гогона! — крикнул я на ходу. — С обновой тебя!
Она оглянулась, обиженно сверкнула на меня глазами, и я догадался: «Перекрасила!» Она перекрасила свое желтое платье.
Я открыл дверь в класс:
— Можно? — и остановился в растерянности: на втором уроке у нас должна была быть математика, но вместо нашего учителя математики у стола сидела незнакомая молодая женщина. «Уж не забежал ли я в другой класс?»
— Входи, входи, — разрешила молодая женщина, не спрашивая причины опоздания. — Как фамилия?
Я назвался.
— Садись.
Я пошел к своей парте и сел, не в силах избавиться от растерянности.
— Учителя математики забрали на фронт, — шепнул мне Гоча.
Я снова окинул взглядом наш класс, долго смотрел на незнакомую учительницу и на минутку действительно поверил, что попал в чужой класс, больше того — совсем в другую школу.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯКУЗНЕЦ
Ночью при свете аробной плошки мы подковали быков.
Я боялся, справимся ли мы с Гвинией, но все вышло хорошо. Гига крепко обмотал веревкой рога и морду Гвинии, веревку пропустил между задних ног быка и сильно потянул. Гвиния возмутился, замотал головой. Но от каждого движения веревка еще туже затягивала его. Он пошатнулся и упал на передние колени. Попытался встать, но опутанные задние ноги не слушались, вывернутая голова все сильней прижималась к плечу, еще одно усилие — и он завалился на бок. Гига споро сунул ему под ноги колоды, схватил их веревками, потом подставил под колоды высокие трехногие козлы, и ноги вола оказались задранными вверх.
Я бросился в кузницу, вынес гвозди для подков.
— Вот так держи! — показал мне Гига, потом клещами выдрал из копыта остатки старых подков и выскреб и очистил копыто.
— Подбери там подкову побольше! — Меж пальцев левой руки он зажал гвозди в точности так, как делал это его отец.
Я выбрал самую большую подкову, но и она оказалась маловата для Гвинии.
— Делать нечего, — сказал Гига, — подкуем этим. Подвинь-ка плошку поближе!
— Ладно, подковывай, — согласился я, поднося ему огонь.
Гига направил гвоздь в подкову чуть наискосок, чтобы не вогнать его слишком глубоко, и, подставив под копыто головку клещей, осторожно ударил по гвоздю молотком.
Гвиния рванулся, дернул связанными ногами. Я отскочил в сторону, думал, что Гвиния разнесет колоды, разорвет путы, но Гига не тронулся с места: стоял и ждал.
— Хватит, — сказал он потом. — Молодец, хватит.
Наконец бык угомонился, и Гига снова взялся за работу. Он легонько стукал по гвоздю до тех пор, пока не вогнал его почти по шляпку, и тогда еще раза два ударил посильней. Острый конец гвоздя вылез сбоку из копыта, и, когда Гига умело загнул его клещами и молотком плотно прижал к копыту, я удивленно заметил:
— Прямо как настоящий кузнец!
Гвиния сопел, дрыгал ногами, но Гига продолжал свое дело спокойно, как его отец.
Когда Гига принялся за второго быка, я напомнил про его больное копыто.
— Посмотрим, — ответил он, опутывая быку ноги.
— Не заходи сзади, Гига, он лягается! — предупредил я.
— Ничего, быки почти все бодаются или лягаются! — Он взял у меня коптилку и стал осматривать больное копыто.
— Удержит гвоздь-то?
— Кто его знает! Но без подковы хуже. Надо попробовать.
Когда Гига приступил к работе, коптилка вдруг стала гаснуть.
— Что с ней?
— Не знаю. — Я взболтнул коптилку. В ней не было керосина. — Керосин кончился.
— Вытяни фитиль, может, успеем подковать.
Фитиль скоро догорел, опять пришлось выковыривать его гвоздем.
Пламя вспыхнуло ярче, и я заметил за собой чью-то тень. Я обернулся и вздрогнул: рядом со мной стоял Клементий Цетерадзе. Встретив мой взгляд, он заулыбался.
— Молодцы, ребята, право слово, молодцы!
Теперь и Гига оглянулся на голос.
— Вот что значит настоящие парни. Хорошего быка по походке видать, а птицу, как говорится, по полету узнаешь. Из вас настоящие люди вырастут, факт!
Коптилка совсем погасла, фитиль сухо тлел без огня.
— Керосину бы не мешало подбавить, ребятки.
— Где его возьмешь, — проворчал Гига, бросил на пол клещи и молоток и вошел в кузницу.
Не глядя на Клементия, я опять принялся вытягивать фитиль.
— Брось коптилку! — сказал Гига. — Я резину зажгу.
— Ай да молодец! — опять восхитился Клементий. — Вот уж молодец так молодец: и керосина нет, а он что придумал. Ну и ребята!
Гига подпалил старую рваную галошу, сунул ее мне в руки и снова принялся за работу.
Галоша горела с треском и воняла.
— Золото, а не ребята, ей-богу! — не унимался Клементий. — Мой малый вон вам ровесник, а ни на что, кроме как пожрать, не годится. Сам я больной человек, пешком ходить не могу, разве что на арбе, а Буду хоть бы что! Не помощник он, нет.
Пока Клементий жаловался на пасынка, Гига загнал гвоздь быку в больное копыто; бык чуть не обезумел, забился, дергая ногами, застонал утробно.
— Ты смотри! — возмутился Клементий. — Тебя ж подковывают, дурень ты здоровый, ведь не режут.
Бык все дергал ногами и пытался встать. Пришлось вытащить гвоздь клещами. Но и с этим Гига скоро справился. А Клементий опять свое гнул:
— Вот ведь какое дело. Сам я ходить не могу, бык у меня не подкован. Так что кругом порядок!.. На что я теперь гожусь?
Гига молчал.
Клементий тоже немного помолчал, с интересом следя за нашей работой.
Едва мы выпростали ноги быку и он поднялся, Клементий подошел к Гиге и, заискивающе посмеиваясь, спросил:
— Моих-то быков когда пригнать? А, сынок?
— Каких еще быков? — Гига поглядел на Клементия, словно только сейчас его увидел.
Клементий опять засмеялся и подмигнул Гиге: понял, мол, твою шутку.
— Быков, милый, моих быков. Месяца полтора, как ты сам их подковывал. Неужели забыл?
— И двух недель не прошло, — поправил Гига.
— О-о, помнишь, значит, дай бог тебе здоровья!
Гига собирал инструменты, гвозди, подковы.
Клементий тоже присел на корточки и принялся старательно помогать ему.
— Ты смотри, погнутый гвоздь торчит, не ровен час, завалишь быка, напорется брюхом, кто будет отвечать? Кузнец. А при чем тут кузнец, скажи на милость, он один на всех. Гогита, посвети-ка сюда! Во, видал!.. — Он подобрал старую подкову. — Ну-ка, дай-ка еще огоньку…
Гига сложил инструменты в ящик, занес в кузницу, погасил огонь и вышел с замком в руках.
Клементий встретил его у дверей.
— Так как ты сказал: когда мне быков-то пригнать?
— Каких быков? — по-прежнему не поддавался Гига.
— Хе-хе-хе-хе, ну и хитрец ты, Гига! Шутник, не хуже отца. Он тоже такие шутки любил. Значит, завтра, сынок. Приготовь подковы получше, а я тебе керосин принесу. Бутылки две у меня еще найдется.
— Не надо керосину! — мотнул головой Гига.
— Как так? Днем, что ли, зайти?
— Нет, днем я занят, не могу.
— Знаю! Знаю, что занят, — почти радостно подхватил Клементий. — Потому-то и предлагаю керосин, ночью пригодится…
— Ночью мне надо уроки готовить…
— Раз так, принесу сразу три бутылки, хватит и на уроки.
— Твоих быков я недавно подковал.
— Слетели, миленький, сбились подковы, а то разве пристал бы к тебе.
— На шоссе подковы быстро сбиваются.
— Мне-то и по шоссе ездить и по пашням; что поделаешь, ноги не носят.
— Водил бы быков на пашню, два месяца не сбились бы.
— Твоя правда, по я ж по делу… Без дела старый человек не попрет в город.
— Если сразу после уроков выкрою полчаса… — начал Гига.
— Значит, пригнать? — прервал его Клементий на полуслове и хлопнул по плечу.
— Если выкрою время, — твердо повторил Гига. — На очереди двадцать быков, да и страда на носу.
Я увидел, что мои быки бредут к дому, и пошел за ними.
— Я хорошо заплачу, — зашептал Клементий, как только я отошел подальше.
— Зачем? Мне трудодни начисляют.
— Хе-хе-хе, трудодни, сказал тоже! Много ты на них получишь, на эти трудодни. Кукуруза вон какая хилая! Возьми пока это, остальное за мной. Ну…
Клементий стал совать деньги в карман Гиге.
— Не надо! — громко сказал Гига и отвел его руку.
— Черт бы тебя побрал, мне на базар надо в воскресенье. Бери, тебе говорят!
— Нет! — крикнул Гига и позвал меня. — Гогита, подожди, я тоже иду!
— Вот тебе и на… — Клементий остался ни с чем.
Гнга быстро догнал меня. Шли молча. Потом Гига посмотрел на хромающего быка и сокрушенно сказал:
— Похромает, наверное. Если что, приведешь, я кровь пущу.
— Может опухнуть? — спросил я.
— Не знаю. Ты думаешь, я уже все знаю… Может, само пройдет.
— А хоть и опухнет, все равно… получу от отца письмо с адресом — не напишу, что бык хромает…
— Нет, нет, не пиши! — поддержал Гига и, попрощавшись со мной, пошел своей дорогой.