— Разрешите мне и Зайцеву вылететь на поиски.
— Ни в коем случае! — ответил Белопольский. — Спустите самолёт на воду. Полетит Топорков. Всем, кроме Князева и Романова, немедленно вернуться на звездолёт.
Он выключил передатчик, не слушая возражений профессора.
— Отправляйтесь, Игорь Дмитриевич! Никто из них не в силах лететь. Придётся вам одному. В отсутствие Бориса Николаевича я не имею права покинуть корабль.
— Я и один сделаю всё, что возможно, — ответил инженер и вышел из рубки.
Белопольский остался один. Он знал, что Топорков не будет ждать возвращения других на корабль, а сразу отправится к самолёту, сознавал огромную ответственность, которую взял на себя, лишив звездолёт всего экипажа. Всё может случиться на чужой планете. Но поступить иначе он был не в силах.
Возможно, если бы дело касалось не Мельникова, Константин Евгеньевич сохранил бы благоразумие. Никто, кроме Камова, не знал глубокой привязанности молчаливого и сурового академика к его молодому другу. Мельников был дорог Белопольскому, как родной сын.
Не забывая через равные промежутки времени вызывать пропавший самолёт, Белопольский наблюдал по экрану за всем, что происходило на заливе. Одновременно он внимательно следил за показаниями электробарометра.
Но грозовые фронты, наделавшие столько бед, словно сговорившись, обходили остров. Погода благоприятствовала полёту.
Сквозь туман Белопольский смутно различал лодку Топоркова, скользившую по заливу, видел, как она разошлась с другой, направлявшейся к кораблю Его приказание выполнялось, и пятеро работавших над сборкой самолёта возвращались Романов и Князев, проводив Топоркова, вернуться на его лодке.
Белопольский видел, как крохотная фигурка скрылась в кабине самолёта, который тотчас же тронулся с места и со всё возраставшей скоростью промчался по воде и поднялся в воздух. С тёплым чувством благодарности подумал он о смелом человеке, отважно бросившемся навстречу опасностям, чтобы попытаться спасти Бориса и его спутника. Весь подавшись вперёд, он следил за машиной, пока, превратившись в еле заметную точку, она не скрылась среди просторов свинцового неба.
«И этот может никогда не вернуться», — мелькнула страшная мысль.
Может быть, сознание, что он один и никто не войдёт к нему раньше чем через двадцать минут, сыграло свою роль, а многочасовое нервное напряжение требовало разрядки? А может быть, сказались наконец годы? Белопольский вдруг уронил седую голову на руки и заплакал.
Что сказали бы его спутники, если бы увидели в эту минуту своего «железного» командира…
Чей-то голос, раздавшийся из репродуктора, заставил Белопольского стремительно выпрямиться.
Вызывает Топорков?.. Нет, голос был не Топоркова..
— Звездолёт! Звездолёт! Говорит Мельников! Говорит Мельников! Отвечайте!..
Ещё не веря неожиданному счастью, Белопольский переключился на передачу:
— Слышу Борис, слышу? Где ты?
— Самолёт стоит у неизвестного берега, к западу от вас. Ударом молнии выведен из строя двигатель. При посадке самолёт наскочил на мель. Шасси сломано. Я и Второв не пострадали. От толчка вышел из строя генератор радиостанции, который удалось исправить только сейчас. Снять самолёт своими силами не можем.
— На поиски вылетел Топорков. Соединитесь с ним на вашей волне. Как с воздухом и продуктами питания?
— Я слышал весь разговор, — донёсся откуда-то с неба голос Топоркова. — Борис Николаевич! Дайте радиомаяк!
— Лететь к нам на самолёте незачем, — ответил Мельников. — Возвращайтесь назад! Константин Евгеньевич, прикажите Игорю Дмитриевичу немедленно вернуться. Если считаете возможным, вышлите за нами подводную лодку.
— То есть как это «считаете возможным»? — рассердился Белопольский. — Мы готовы сделать всё, чтобы спасти вас. Но хватит ли вам кислорода?
— Его хватит ещё на четырнадцать часов. И часа два мы можем жить за счёт кислорода в баллонах противогазов. Я считаю, что только подводной…
Голос Мельникова неожиданно оборвался. Встревоженный Белопольский тщетно звал его, но самолёт больше не отвечал.
— На западном горизонте мощный грозовой фронт, — сообщил Топорков.
— Немедленно возвращайтесь! Маяк нужен?
— Нет. Остров ещё виден.
В рубке появился Баландин. У профессора был крайне изнурённый вид. Войдя, он услышал, как Белопольский приказывал Романову и Князеву задержаться у ангара и встретить Топоркова.
— Самолёт возвращается?.. Так скоро!
Вслед за Баландиным вошли Коржевский, Пайчадзе, Андреев и Зайцев.
Белопольский рассказал товарищам о неожиданном разговоре с Мельниковым. Он не забыл включить передатчик, чтобы Романов и Князев тоже слышали.
Радостное известие сразу вернуло всем силы.
— Сможет ли лодка выйти из залива? — озабоченно спросил Баландин.
— Это мы сейчас выясним, — ответил Белопольский. — Саша! — позвал он.
Юного механика все называли по имени.
— Слушаю, — ответил Князев.
— Как только поставите самолёт в ангар, отправляйтесь к выходу из залива и выясните, сможет ли подводная лодка пройти в океан. Промерьте глубину.
— Есть!
— А если не сможет? — спросил Коржевский.
— Тогда мы взорвём скалы, загораживающие выход, — с обычной энергией ответил Белопольский. От недавней слабости у него не осталось и следа. — На лодке отправятся Зиновий Серапионович и Константин Васильевич.
— В таком случае прошу обоих пройти со мной, — сказал Андреев. — Сколько времени займёт подготовка лодки к походу?
— Если не придётся взрывать скалы, то часа полтора.
— Достаточно, чтобы вернуть силы. Пойдёмте, Станислав Казимирович! Постараемся привести подводников в нормальное состояние.
Коржевский, Баландин и Зайцев вышли с Андреевым.
Топорков благополучно совершил посадку, и, как только самолёт был укреплён в ангаре, моторная лодка, не теряя ни минуты, пошла к выходу из залива. Фарватер для прохода подводной лодки был найден и промерен.
Но едва лодка вернулась к кораблю, начался новый ливень. Тот самый грозовой фронт, о котором Топорков сообщил по радио, закрыл остров. Но работа не приостановилась. Внутри звездолёта подводная лодка поспешно оснащалась всем необходимым. Наученные горьким опытом, звездоплаватели старались предусмотреть самое худшее. На лодку погрузили двойной запас продуктов на пять человек, из расчёта на неделю, тройной комплект кислородных баллонов и дополнительных аккумуляторов, тщательно проверили механизмы и радиоаппаратуру. Не были забыты водолазные и охлаждающие костюмы. Топорков установил на пульте управления свой электробарометр.
Люди торопились, но каждый узел, каждая деталь были трижды проверены.
Подводная лодка, построенная специально для рейса на Венеру, была невелика — восемь метров в длину и два с половиной в диаметре. Её корпус был отлит из пластмассы, крепкой как сталь и прозрачной как стекло. Четыре мощных прожектора давали возможность освещать всё пространство вокруг лодки. Два винта, приводимые в движение электромоторами, могли сообщать ей скорость пятьдесят километров в час. Почти все части оборудования были пластмассовые, что делало лодку лёгкой и подвижной. Успехи промышленности пластических масс, получившей за последние годы бурное развитие, позволили создать это чудо технического искусства.
Как только грозовой фронт прошёл, возобновилась связь с самолётом. Мельников уточнил положение открытой ими земли. По его расчёту, она находилась на юго-западе от острова, в ста пятидесяти километрах. Протяжённость берега была настолько велика, что лодка никак не могла проскочить мимо.
— По-моему, это материк, — сказал Борис Николаевич. — Было бы неплохо, если бы Зиновий Серапионович по дороге к нам осмотрел берега к северу и югу. Надо уточнить, материк это или остров Мы хорошо видим лес, и это не кораллы.
— В каком состоянии самолёт? — спросил Белопольский.
— Шасси сломано, крыльев нет. Боюсь, что он окончательно не годен.
— Я не об этом спрашиваю. В каком состоянии фюзеляж, где вы находитесь?
— Он медленно погружается. Очевидно, его засасывает песчаное дно, да ещё ливни помогают.
— А вы говорите, чтобы Баландин осматривал берега!
Хладнокровие Мельникова восхищало всех членов экипажа, торопящихся к нему на помощь.
Через два часа лодка, спущенная на воду, стояла у выходной камеры готовая к походу.
Появились Баландин и Зайцев. Активная ванна, часовой искусственный сон и массаж совершили удивительную перемену. Ни следа утомления не осталось после вмешательства корабельной медицины. Оба были полны сил и энергии.
— Отправляйтесь прямо к Мельникову и Второву, — сказал им Белопольский. — Что бы ни встретилось на пути, не задерживайтесь. Если Борис Николаевич предложит вам заняться какими-нибудь исследованиями, я запрещаю его слушаться.
— Какие же тут исследования? — удивился Баландин.
Ему рассказали разговор с Мельниковым. Профессор только покачал головой в ответ.
Опасение, что снова начнётся длительная гроза, заставило поторопиться с выходом в океан. Скалистую гряду, запиравшую залив, надо было пройти при ясной погоде, а когда лодка окажется в открытом море, она погрузится в воду, и никакие ливни не будут ей страшны. Тщательно выполненный план фарватера был вручён Зайцеву.
Звездоплаватели были теперь почти спокойны. Крепость лодки не вызывала сомнений. Расстояние в сто пятьдесят километров она пройдёт, руководствуясь радиосигналами с самолёта, за три часа. Пусть даже встретятся непредвиденные препятствия, на преодоление которых потребуется ещё три часа, Мельников и Второв вовремя будут сняты с обломков самолёта. На специальный запрос Белопольского пришёл ответ, что фюзеляж погружается на пять, шесть сантиметров в час. Вода не могла проникнуть в герметически закрытую кабину.
Крайнее переутомление взяло своё. Как только лодка отошла от звездолёта, все, кроме Белопольского и Топоркова, ушли на отдых. На корабле наступила полная тишина и покой, сменившие недавнюю напряжённую деятельность.