– Итак, вы вместе развлекались в Москве? Что еще вы делали вместе? Я еще твоей поддержки искала, а ты про себя ухохатывалась над моей болью? Почему-то считала тебя порядочной, как твой Эд.
Я намеревалась вылить на нее тонну претензий, а теперь растерялась, поскольку претензий в свой адрес не ожидала вовсе. Эдик на следующем крутом вираже едва не сбил ее с ног, но вовремя затормозил и заорал – тоже, видимо, посчитал это время лучшим для выяснения отношений:
– Ну ты и стерва, Тонька! Как же ты меня достала! Помрешь, если никому не нагадишь?! Черт, как же я рад, что мы по разным проектам расходимся – видеть тебя уже не могу!
Девушка растянула губы в невеселой улыбке и обратилась к нему ласково:
– Эд, очнись, ты еще не понял, что происходит? Не только мне наставляли рога, пока мы здесь работали. Их фанаты засняли возле ночного клуба – они встречались в Москве.
– Встречались… Ну и что? – промямлила я.
Она глянула хмуро и ответила не мне, а Эдику:
– Слава пойдет в клуб только в одном случае – при тяжелом сотрясении мозга. Я когда этот видос увидела, у меня картинка и сложилась. Он с этим самым сотрясением уже отсюда уезжал.
Я попыталась разрядить обстановку напряженным смешком. Вышло не очень удачно, зато Тоня наконец-то перестала держать лицо и некрасиво заверещала, судорожно сжимая кулаки:
– Еще скажи, что он не из-за тебя меня бросил! Ты кто вообще – выскочка?! Уродливая серая мышь! Воспользовалась шансом, пока меня не было рядом!
Эдик положил ей руку на плечо и с силой сжал. Но в голосе его звучала еле сдерживаемая злость:
– Але, не забывайся! Света в сто раз красивее твоей перешитой рожи!
– Не преувеличивай! – перекинулась она на него. – Я только ринопластику делала! Самому-то по возвращении не запланировали подтяжку верхнего века, ангелочек? И ты только это услышал? Так кто из нас лох?
Эд скривился и перевел взгляд на меня, уточняя больше для всех, чем для себя самого:
– Свет, ну скажи, что у вас со Славой ничего не было.
– Ничего не было, – сказать это громко не получилось. Но хоть так.
А ведь совсем недавно были времена, когда мы друг другу не врали. Слава вообще ни единого слова не произнес – и я была ему за это благодарна. Он отстраненно наблюдал и наверняка делал какие-то свои выводы, которые мне потом не понравятся. Зато Эдику моего короткого ответа с лихвой хватило, он снова заорал на Тоню:
– Вот видишь? Постой-ка, ты из-за этого нам уход из шоу перекрыла? Мы же сейчас реально уехать не сможем! Ну ты и идиотка… Агентство же все рассчитало, мои съемки придется отложить, и теперь мы рискуем оказаться на втором или третьем месте! Тебе оно надо?
– Не окажемся, – заверила она. – Мы с тобой, в отличие от некоторых, профессионалы.
Она развернулась и ушла в их бунгало. Некрасивая история вышла, наполненная недопониманием. И я бы настучала глупенькой Антониночке Лаптевой по сопатке, если бы она вообще ни в чем не ошибалась.
Чтобы отвлечься, мы тоже принялись орать и скакать. И ведь на самом деле отпускало, как будто все тревоги отступали перед физической усталостью и психическим освобождением. Развели дымный костер и водили дурацкий хоровод вприпрыжку. К нам присоединилась и Лариса, уже насладившаяся одиночеством. Один Слава стоял в стороне и смотрел – кажется, в этот раз не на меня, а в сторону бунгало Эда и Тони.
Через час появились орки и разогнали нас обратно по клеткам, как взбесившееся зверье. Вероятно, сотрудники отельной группы все-таки сообщили о непрекращающемся нарушении порядка и дозвонились до наших дрессировщиков.
Глава 22
– И конечно, в таком климате нельзя забывать о солнцезащитном креме!
Я показала бутылочку средства поближе, чтобы название читалось четко, и отключила камеру. Стрим получился просто ужасным. Все комментарии сводились к двум вопросам: поощряю ли я агрессивное поведение своего парня, и собирается ли он хотя бы заплатить компенсацию почти до смерти избитой жертве. Все мои жалкие попытки направить разговор на любую другую тему сообща игнорировались. Выживших славоланов гасили толпой, не давая даже буквы в нашу защиту вставить. Сам Слава в сеть не заглядывал. И вряд ли на этот раз ему было так же все равно, просто пока у нас не было лопаты, чтобы его откопать – и он терпеливо ее дожидался.
А наши с ним отношения становились все более странными. Мы определенно оба получали удовольствие от любого момента, проведенного вместе, но при этом я задействовала всю силу воли, чтобы не поддаваться влюбленности. Однако же сближение в любом случае было неизбежно. Раньше я держалась за то, что прекрасно знала Эдика, но с каждым днем я узнавала и Славу – и не могла уже себе врать, что он посторонний. Он будто бы без усилий заменял в моей голове прежние воспоминания новыми эмоциями. Разумеется, дело усложнялось и необходимостью изображать любовь на камеры – как от нее абстрагируешься, если даже малейшие прикосновения вызывают во всем теле какое-то неясное предвкушение?
После прогулки за руки мы, не сговариваясь, свернули к кромке моря. Пауза уже давно затянулась, и Слава не давил, не целовал и не прижимал меня к себе, как будто чувствовал мое напряжение. Или даже знал ему причину:
– Света, здесь все кажется искаженным, как будто мы попали в фильм и не можем отойти от ролей, поэтому и разобраться во всем получится только после. А может, ты просто дашь мне шанс? Например, два свидания, когда вернемся в Москву.
Новый всплеск раздражения я подавила. Эта нервозность не связана с объективными причинами, только с сумятицей в голове:
– Я уже ходила с тобой на свидание, хотя тогда не поняла, что это свидание. Больше не пойду.
– Так понравилось? – он улыбнулся, хотя светло-карие глаза оставались пристальными и серьезными.
Самые лучшие провокаторы – вот такие бесконечно спокойные люди, у которых каждая реплика попадает в яблочко. Уже в который раз захотелось наорать: на него – за то, что такой классный, на себя – за то, что такая слабая. Но вместо этого я впервые отважилась высказаться честно от начала и до конца. Обернулась к берегу, отсюда камеры звуки не ловят, но лучше все-таки не закатывать истерики и держать лицо – эта мысль мне поможет держать себя в руках.
– Слава, – заговорила я осторожно, – ты действительно мне нравишься. И ты просто обязан меня понять: Эдик – замечательный, и если я буду убегать от него каждый раз, когда мне кто-то покажется симпатичным – это не дело. Разве правильно менять свой выбор при каждой новой встрече? Да, у Эдика есть недостатки. И у меня они есть. И привлекательных парней я в своей жизни встречу еще очень много, как и он – привлекательных девушек. Но мы с ним – это мы: люди, пронесшие любовь через годы. Мы не из тех, кто тратит настоящее ради красивого момента. И я точно не стану из нас единственной такой.
– Даже если будешь притом несчастной? – уточнил он еле слышно.
Еще пару месяцев назад я смогла бы расхохотаться в ответ. Но сейчас почему-то было не смешно. Что-то невозвратно испортилось в моих идеальных отношениях. Я все еще обожаю Эдика, переживаю за него, бесконечно его люблю и готова во всем поддерживать, но пропала искра, утащив за собой заодно и страсть. Так же я могла бы относиться к родному брату, а не к любимому человеку. И возвращение в Москву меня теперь пугало. Я представления не имела, сумею ли быть с ним такой же открытой, как раньше. Чувство вины ни при чем, с совестью можно договориться – куда сложнее прийти к компромиссу со своей гормональной системой. Но это когда-нибудь пройдет, отболит и уляжется. Эдик прошел самую сложную проверку: даже оказавшись на вершине, он не променял меня на другую. А значит, только он будет со мной до самого конца. А Слава что? Слава – яркое пятно в жизни, и любой девушке повезет с таким парнем. Но та девушка может ведь тоже задержаться всего на пару лет, как произошло с Тоней. Потрясающий Слава рвет связи с такой легкостью, которая нам с Эдиком не снилась.
Но вопрос был задан и требовал хоть какой-то реакции:
– Даже если буду несчастной.
Эта фраза как будто открывала сразу тысячу путей для убеждений и переубеждений, но произвела обратный эффект – парень опустил лицо и прикрыл глаза, а заговорил только через пару минут:
– Какое емкое «нет». Я именно такого и боялся. А ведь ты именно поэтому лучше всех – из-за своей целостности. Тогда прости меня, Света. За то, что заставлял тебя чувствовать. Никогда не считал себя таким эгоистом, но историю уже не перепишешь, поэтому извини.
Злость достигла вершины. Вот ведь гад! Хоть сейчас мог бы ляпнуть что-нибудь такое, чтобы перестать мне нравиться! Хочешь узнать человека – разбей ему сердце, сам же так говорил. И неужели теперь отступит окончательно? Проглотит чувства – и собственные, и порожденные его эгоизмом мои – и просто будет жить дальше? Так, наверное, тоже можно. А больно мне не потому, что что-то пошло неправильно, лишь неприятно, когда яркое пятно в жизни меркнет. И ведь он сразу отошел на шаг, уже этим движением демонстрируя, что больше не собирается проверять меня на прочность. Хорошие люди так поступают? И ведь не придраться…
– Пойдем уже, Света, – позвал он, щурясь в сторону нашего пирса.
А я забурчала, точно была чем-то недовольна:
– И что, теперь даже ради съемок не будем за руки держаться?
– Не сейчас, – он превратился в само хладнокровие, однако тотчас пояснил: – Там наш Дмитрий Алексеевич обеими руками машет – не иначе, что-то случилось.
Мы раз и навсегда закрыли щекотливую тему – потом каждый сам по себе ее переварит, а пока побежали к менеджеру. Оказалось, не случилось ничего страшного, кроме надвигающегося следующего конкурса.
– Собирайтесь, яхта скоро придет! – Дмитрий Алексеевич закричал еще издали. – Вас перевозят на другой остров. Понятия не имею, что на этот раз задумали.
Мы остановились перед ним, а Слава нахмурился:
– Видимо, что-то снова с инсталляциями, и не хотели, чтобы мы заранее об этом узнали. Утешает, что близко вроде бы нет необитаемых островов. Или нас высадят на голом камне – кто выживет, тот и победил?