ности; заборов вокруг домов практически не имелось, лишь иногда встречались столбики с надписями, но не более того. И почему-то окружающее пространство словно давило, угнетало, заставляло невольно ускорять шаг, чтобы побыстрее уйти прочь.
В Золотой бухте ощущался простор, воздух; при любой погоде и в любой компании находиться там было приятно, а тут… что-то не то, как-то слишком всё вокруг правильно, как-то слишком неестественно, слишком…
— Как в музее, — подвел итог общему ощущению Скрипач. — Всё очень красиво, но руками трогать, во-первых, запрещено, и, во-вторых, не больно-то и хотелось. А где народ?
— Черт их знает, — пожал плечами Таенн. — Надо было спросить у мужика, который с лодкой.
— Уже не спросили, — дернул плечом Скрипач. — Ладно. Собственно, нам-то какое дело. Давай, показывай дорогу.
— А чего ее показывать. По аллее вверх, у памятника налево, потом снова вверх, и по улице до поворота к скалам.
Здание, которое занимал Шелковый лабиринт, точно и коротко обозначил Скрипач, едва на него взглянув.
— Сарай, — констатировал он. — Здоровенный, да. Но сарай. А вот и доска, помнишь, Эри рассказывала?
Действительно, под крышей крыльца имелась белая надпись, краской по старой доске. Та самая. «Шелковый лабиринт. Заходи, если любопытство велит. На свой вопрос отыщешь ответ. И выйдешь с ответом обратно на свет».
— А вот эта скала и есть шелковая, верно? — спросил Ит у Таенна.
— Она, — покивал тот. — Интересный камень, правда?
— Словно оплавленный, — заметил Ит. — Так… теперь, видимо, нам положено спросить, были ли те, кто не сумел выйти?
Таенн рассмеялся, но как-то натужно, словно через силу.
— Я помню тот разговор… с ней, — ответил он. — Практически дословно.
— Я тоже, — заметил Ит. — Дальше ты рассказывал ей устройство лабиринта. Сейчас… Лабиринт — это система коридоров, из двух уровней. Ты идешь по нижнему, а по верхнему идут трое ребятишек. Для них это развлечение. У них есть две корзинки с бумажками. Зеленые бумажки — направление, золотые — слова для кодовой фразы. Дети не умеют читать, поэтому бумажки выбирают наугад. У каждой развилки есть желоб, по которому они сбрасывают тебе бумажки. Зеленую разворачиваешь, и идешь в указанном направлении. Золотые собираешь. Когда доходишь до выводящей комнаты, разворачиваешь золотые бумажки, и составляешь из них правильную фразу. Если ты справляешься, дверь открывается. Верно?
— Да, верно, — кивнул Таенн. — Хорошая у тебя память.
— Сам порой удивляюсь, — пожал плечами Ит. — До того, как мы оказались здесь, с памятью у меня были нелады, между прочим. И у рыжего тоже. А тут всё вернулось, причем в таком объеме, что порой страшно делается. Ладно, не суть важно. Идем?
— То есть тяжких раздумий не будет? — прищурился Таенн.
— Не-а, — покачал головой Скрипач. — Как у стоматолога. Раньше сядешь, раньше выйдешь. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.
— Логично, — кивнул Таенн. — И правильно. Чего тянуть.
Смотрительница их уже ждала, сидя за своей стойкой — Ит мельком подумал, что для подобной работы, избранной добровольно, нужен, наверное, какой-то особый склад характера. Интересно, кем эта женщина была — там? При жизни? Гладко зачесанные волосы, очки лектор, узенькие, тонкие; цепкий внимательный взгляд, словно она оценивает объект, на который смотрит, и одновременно что-то просчитывает.
— О правилах вы в курсе? — полуутвердительно спросила женщина. Ит, а следом Скрипач, кивнули.
— Да, в курсе, — произнес Рыжий. — Дети наверху, мы внизу, зеленые бумажки направление, золотые собираем. В конце составляем предложение, и выходим. Так?
— Так, — кивнула женщина. — Но… я должна поставить вас в известность о том, что вы будете первыми, кто проходит лабиринт парой.
— А животные? — спросил Ит, вспомнив Шилда, кота Эри.
— Животные не в счет. Вы готовы? — женщина поднялась.
— Да, готовы, — кивнул Ит. — Таенн, здесь будешь ждать, или в город?
— Если вы недолго… в общем, пока подожду, если застрянете, то вниз пойду, на пристань, — ответил Таенн. — Удачи, ребята.
— Спасибо, — улыбнулся Скрипач.
— Так… — протянул Скрипач. — У Эри, помнится, были занавески и фонарики. А это что за хрень?
Они стояли в коридоре с серыми бетонными стенами, на потолке виднелась мелкая решетка, на стенах лампы в решетчатых же сетках. И тишина, абсолютная, мертвая тишина.
— Должны быть дети, — Ит огляделся. — Я никого не слышу.
— Я тоже. Ладно, пойдем, тем более что дорога, как я погляжу, всего одна, — пожал плечами Скрипач. Ит посмотрел на потолок еще раз.
— Да, пойдем, — согласился он. — Забавно…
— Что забавно? — не понял Скрипач.
— Это чем-то напоминает третье предприятие из считок Лина и Пятого, тебе не кажется?
— Кажется, именно поэтому ничего забавного я в этом не вижу, — проворчал Скрипач.
Против ожидания, шаги не отдавались эхом, наоборот, их звук словно тонул в ватной тишине коридора. Шли, впрочем, совсем недолго — коридор был все-таки не прямым, он плавно загибался вправо, и буквально через полминуты они вышли к развилке. Но развилка выглядела совсем не так, как в воспоминаниях Эри. Желоб для бумажек присутствовал, но оба коридора тонули в непроглядной тьме.
— И где бумажки? — с интересом спросил Скрипач. — Ау, люди! Бумажку давайте!
Сверху было тихо, но по желобу тут же скатились две свернутые в трубочки бумажки, золотая и зеленая. Ит подхватил их.
— Ну и что там? — с интересом спросил Скрипач.
— Гм. «Прямо» на зеленой, и «быстрее, 7» на золотой, — сообщил Ит. — Прямо? Тут либо лево, либо право вообще-то.
— Видимо, без разницы, — пожал плечами Скрипач. — Давай налево?
— Ты опять на что-то намекаешь? — хмыкнул Ит, и тут же ловко увернулся от затрещины. — Да успокойся, я же просто пошутил!
— Это тупая шутка, — огрызнулся Скрипач, и шагнул в правый коридор.
Этот коридор, к их удивлению, был невероятно похожим на коридор в учебном центре: стены мятного оттенка, невидимая подсветка, пол, едва заметно пружинящий под ногами. И снова — абсолютная, давящая на уши тишина, в которой глохли, как в толстой вате, все звуки.
— Такое ощущение, что сейчас из-за угла выйдет Фэб, и спросит, какого черта мы не сдали вовремя нормативы, — Скрипач передернул плечами. — Блин, столько лет прошло, а ощущение от таких вопросов я помню почему-то очень хорошо.
— И не говори, — согласился Ит. Оглянулся. — Действительно, более чем похоже. А ещё… Слушай, если говорить про Орин, то такие коридоры не только в учебке там были. В том комплексе, который с Сэфес работает, тоже. Тебе не кажется, что нам кто-то на что-то намекает?
— Не знаю. А тебе?
— Думаю. Возможно, — Ит с полминуты помолчал. — Этот коридор, кстати, длиннее. Одного не пойму, где же дети?
— Может, боятся? — предположил Скрипач.
— Или нет никаких детей, — покачал головой Ит. — Ладно, сейчас не время. Во, смотри, следующая развилка.
Снова желоб, и снова два тонущих во тьме коридора. Два, опять не три.
— Давайте бумажки, — приказал в пространство Скрипач. В этот раз бумажки поймал он, развернул, прочел. — Снова «прямо», а на золотой «выше, 7». Гм. Снова семерка, ни пойми к чему. Ит, куда?
— Давай действительно налево, — пожал плечами Ит. — Для разнообразия.
Этот коридор, против ожиданий, никаких ассоциаций не вызвал, но показался более чем странным — и пол, и стены его покрывала низкая мягкая трава, усыпанная крошечными белыми цветочками. Свет больше всего напоминал дневной, словно где-то над их головами пряталось в легкой облачности теплое летнее солнце.
— Бабочек не хватает, — хмыкнул Скрипач. — Ит, тебе венок сплести?
— Да иди ты, — отмахнулся Ит. — Бабочки, говоришь? Под ноги посмотри.
Скрипач пригляделся — и присвистнул от удивления. В траве он рассмотрел бесчисленные крылья, тут и там, но бабочки почему-то не взлетали. Скрипа нагнулся, поднял одну, присмотрелся.
— Странно, — заметил он. — Они живые. Но они словно спят, видишь?
Ит тоже посмотрел на бабочку, лежащую на ладони Скрипача.
— Да, похоже, — согласился он. — Положи ее лучше обратно.
— Сейчас, — кивнул Скрипач. — Как там было… помнишь, ты стихотворение когда-то читал?
— Я их много читал. Ты про Набокова? — Ит прикрыл глаза. — «Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей…» Ты об этом?
— Ага, — кивнул Скрипач. Улыбнулся. — Прочтешь?
— Потом, — покачал головой Ит. — Сейчас не время. Но… «Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье, крылья узнаю твои, этот священный узор»… Vanessa aniiopa. Странно, что ты помнишь Набокова.
— Я и Данте помню, — пожал плечами Скрипач. — И еще очень много всего. Мне казалось, что забыл, но оказалось, что казалось.
Он осторожно положил бабочку обратно в траву.
— Как же их много, — покачал он головой. — Очень много.
— И цветы… не могу сообразить, — Ит нахмурился. — Идём, рыжий. Странно это всё.
— Может, в лабиринте так положено, чтобы было странно, — пожал плечами Скрипач.
— Вероятно, да.
Следующая развилка оказалась слабо освещенной, желоб можно было различить, но смутно, словно он тонул в тумане. Скрипач уже привычно приказал бумажкам появиться, и они тут же появились.
— «Прямо» и «дальше, 7», — прочел он. — Откуда это чертово семь? Не понимаю… Прямо у нас этот раз будет право?
— Давай право, — пожал плечами Ит. — Да, семерка действительно странная. У Эри, помнится, ничего подобного и близко не было.
Коридор, в котором они оказались, был белым. Абсолютно белым. Белые стены, пол, потолок, и непонятно откуда идущий свет. Ит на секунду задумался, а потом лицо его просветлело.
— Ага, — кивнул он. — Этот коридор дети назвали «пророчный», помнишь?