На Сельхозхозяйственной за потухшим светофором Денис с Лугиным едва не угодили в аварию. «Мерседес» возник неожиданно, словно черный адский пес из-под земли. Истошно сигналя, пронесся в пяди от передка «Тойоты». Климентьев успел ударить по тормозам и дальше поехал медленнее, притормаживая на пересечениях улиц. Все-таки к дому на Новомихайловском проезде, они добрались без особых приключений. А когда поднялись на шестой этаж, обнаружили серьезную неприятность: сейфовая дверь в квартиру с номерком 53 оказалась взломана. Непросто взломана — беспощадно разрезана «болгаркой» в нескольких местах, покорежена ломом.
— Млять, — только и сказал Денис, остановившись с тяжелой сумкой на лестничной площадке.
Рука сама потянулась за сигаретами. Глядя на раскроенный металл, варварски расковырянную ломом стену, он закурил.
Лугин потянул на себя висевшую на одной петле створку. После нескольких яростных попыток, она поддалась, заскрежетав, отвалила от стыка. Мичман с настороженностью протиснулся в прихожую и сразу включил свет. Увидел он то, что и ожидал: в обеих комнатах царил жестокий погром. Вещи с шифоньера горой лежали на полу, компьютерный стол перевернут, диван отодвинут от стены. И книги… Какой-то мерзавец скинул с полок все книги и зачем-то некоторые разорвал. Непонятно, что искали в квартире скромного аспиранта. Если деньги и ценности, то почему растерзали книги?
— Не злись, Климыч, — проговорил Сергей, пропуская в зал Климентьева. — Все равно это бы ты с собой не увез. Все бы по любому накрылось ржавым тазиком.
— Ну и козлы, — Денис опустился на одно колено перед растрепанным фотоальбомом. — Застукал бы на месте — убил, — не прекращая курить, он собрал с паркета несколько фотографий, разложил их на краю дивана. Выбрал фото с родителями, где они на даче под Майским, и последний снимок Лизы. Положил их в нагрудный карман.
— А сейф то тю-тю, — заметил Лугин.
— Вижу, — Климентьев метнул взгляд, на простенок с серым прямоугольником и торчащими из него когтями арматуры. Видимо, грабители не смогли взломать итальянский «Ювел» и не придумали ничего умнее, как уволочь его целиком, оторвав от стены.
— Много-то было? — поинтересовался Сергей, подходя к окну.
— Семьсот тридцать тысяч акциями «Селур Инвест». Пусть они ими попочки вытрут, — Денис отложил в сторонку из общей кучи три книги: «Руководство по выживанию в условиях севера», «Справочник Робинзона» и что-то по экстремальному туризму. — Тысяч сто пятьдесят рублей, немного евриков и баксов. И золотые монеты и слитки. Чего уставился как на женскую прелесть?
— Ну ты буржуй. Надо же, золотые слитки! — усмехнулся мичман. — Точно не Денис ты Климентьев, а пират Дрейк жопой на испанских сундуках.
— Да не сундук у меня был, а так, по мелочи. В Сбербанке купил, когда зимой началась чехарда с валютой. Эти слитки, Серж, нам бы очень пригодились. На них я, честно говоря, рассчитывал. А теперь я пустой как барабан. Не то что на бензин, на газировку нет, — он вдруг спохватился, раскопал в одежной куче свой выходной костюм и извлек их кармана несколько бумажек. — Во, гляди, о заначке вспомнил. Цела, блин. Двенадцать тысяч пятьсот. Хватит на обед в придорожной забегаловке, если, конечно, поедем куда.
— Что значит «если поедем»? — Лугин нахмурил сросшиеся брови, и вид его стал хищным словно у оборотня. — Если бабок нет, то это конец света? Не забывай, у меня еще осталось кое-что. В прежние времена на них можно было и в Сочи мотнуться.
— То-то и оно, что в прежние времена, — Денис встал, прошел в дальний конец комнаты и открыл широкую антресоль, где хранил много из походного и охотничьего арсенала. — Все, пи. дец! — констатировал он, сбрасывая на пол старый спальник и дождевик. — Полный пи. дец! И «Сайгу» увели. С патронами. Ну, орелики! К стенке бы вас, да из моего винтореза!
— Хреново это, — признал Сергей. — И дробовик сперли?
— «Бекас» в гараже. Был, по крайней мере, — Климентьев всерьез забеспокоился, что замок на гаражных воротах кто-нибудь ушлый мог взломать, недолго повозившись.
Хотя какой замок, если теперь народ в наглую режет «болгарками», срывает ломами двери в квартиры! Ни соседи, ни прохожие и слова не вякнут. Потому что страшно. Потому что жизнь дороже порядка, и каждый надеется ее уберечь хотя бы на немногие, оставшиеся до девятого августа дни.
— С утра туда наведаемся. Ты сильно не паникуй, слышишь, — Лугин положил ему ладонь на плечо. — В машине у нас полный комплект на дальнюю дорогу. Я же говорил, в Москву ехать нужды нет, а ты заладил: Москва, «Сайга», бабки в сейфе. Вот и хрен с ними. Обошлись бы. Только время потеряли, но и это ничего. Пошли попьем чаю.
— Сейчас, гляну, что здесь наворотили, — Денис толкнул двери в спальню.
Нащупав за драпировкой выключатель, он зажег светильник. Лампочки в розетках со стеклянными лепестками бросили на потолок тускло-синие лучи.
Ворюги в спальне похозяйничали скромнее: кое-что вытряхнули из шкафов и порылись в тумбочке. На кровати громоздился ворох белья, вышвырнутого из антресоли.
Откинув ногой зимнюю шапку, Климентьев прошел к столику — на нем какие-то козлы с предельной наглостью расставили бокалы из венецианской коллекции. Там же громоздились две пустые бутылки шампанского, валялись окурки, затушенные о столешницу и малахитовые часы. Денис хотел открыть окно, чтобы выпустить из комнаты отвратительно-затхлый воздух и как стоял, так и замер, глядя на кровать.
Только сейчас он определил, что под смятым пледом как-то очень нехорошо проступают контуры человеческого тела. Контуры, скорее всего, подростка или худенькой женщины. На простыне, торчавшей из-под кучи белья, темнело бурое пятно. Пятно крови точно тень Горгоны, проникшей и в его жилье, оставившей страшную отметину. Климентьев никогда не испытывал священного трепета перед покойниками: еще мальчишкой он без особой робости просидел всю ночь возле мертвого деда, смотревшего на него полузакрытыми глазами, пока не приехали родители. И даже не испугался, когда седая морщинистая голова деда повернулась набок. Но сейчас ему стало не по себе. Наверное потому, что эта широкая чистая постель могла принадлежать только ему и Лизе. Даже в самых скверных предположениях он не мог допустить, что на ней окажется кто-то еще, тем более мертвый, испачкавший простынь бурой жижицей.
Денис вполоборота повернулся к Лугину, и понял: Серж, стоявший по другую сторону кровати, пока не догадывается, что в спальне кроме их двоих, есть еще третий, незваный, навеки молчаливый свидетель. Он наклонился и потянул плед. За спиной послышался короткий возглас мичмана. А Климентьев так и не смог разогнуть спину — в нее вдоль позвоночника будто вогнали кусок ржавого кривого железа. Несколько мучительных секунд он смотрел на полураздетую девушку, лежавшую на боку лицом к трельяжу; на светлые с неуловимой золотинкой волосы, открытый глаз, похожий на кусочек дымчато-голубого стекла в распухшем от побоев лице. Потом выдохнул-всхрипнул:
— Лиза!
Как она могла оказаться здесь?! Наверняка она звонила ему, снова и снова набирая побелевшими пальцами номер, и не смогла дозвониться из-за проклятого отказа мобильной связи. Отчаялась и решила не лететь в Красноярск, а застать Климентьева в московской квартире?! Еще в их последнем разговоре, когда он по счастливой случайности смог набрать Лизу из Рыбино, и она плакала, кричала в трубку, что любит его и безумно боится остаться одна. Денис обещал ей, что немедленно выезжает в Москву, а оттуда будет всеми силами добираться на машине до Красноярска. Наверное, она, глупенькая, решила застать его в Москве. Хотела одолеть этот проклятый путь через полстраны на машине вместе с ним. Она сошла с ума!
Климентьев с ужасом представил, как его Лиза одна в этой квартире, молится о его скорейшем прибытии и трясется от страха, а какие-то ублюдки режут «болгаркой» входную дверь. Представил, какой болью в ее сердце должно отзываться дьявольское повизгивание дисковой пилы. Что было дальше, он не смел подумать.
— Она — не Лиза. Слышишь? — Лугин шагнул вперед, оттесняя его к столику.
— Должна была лететь в Красноярск… Лиза… — произнес Климентьев, сметая со столешницы бокалы и пустые бутылки.
— Успокойся, ты! Говорю: это — не Лиза, — мичман наклонился над кроватью и, переборов отвращение, повернул убитую на спину. — Не Лиза! — утвердился Сергей, глядя на незнакомое лицо с разбитыми в кровь губами. — Хрен ты моржовый, развел тут истерику!
— Сатанизм какой-то… — Денис опустился на столик.
До него медленно доходило, что Лугин прав, и девушка, замученная кем-то в куче смятого белья, походила на его невесту лишь цветом волос и хрупкой фигуркой.
— Точно не Лиза, — он издал нервный смешок, пытаясь определить, какая непомерная тяжесть освободила его душу, и что в ней теперь осталось.
— Это знаешь, — продолжил Лугин, накинув на покойницу плед, — когда чего-то сильно боишься и чем-то слишком много паришься, то это вполне способно привидеться. У нас один старлей был, так его постоянно посещали глюки, будто жена изменяет. Идет раз по Северной к дому, а впереди жена под ручку с каким-то ухажером. Старлей, долго голову не напрягая, подлетает и в морду ему бац! Бац! А потом с разворота жене. И вот когда она в стенку влипла и сползла потихоньку, до старлея только дошло, что это вовсе не его жена, а дочь Иванищева — капитана первого ранга с «Витязя». Извиняться начал, дурак. А чего там извиняться, когда у бабы зубы повылетали.
— Дурь говоришь, — Климентьев встал. — А я перетрухал. Крепко! Пойдем, водки врежем.
На кухне воняло как на помойке. Возле кастрюли с недоеденными пельменями теснились бутылки из-под коньяка и виски дорогих сортов, наверное, принесенных из разграбленного магазина. Картину дополняли окурки, разбросанные на полу, и прожженная ветровка. Видеодвойка, перекочевавшая из спальни, криво приютилась на посудном шкафе.
— Похоже, эта братва у тебя устроила прибивняк, — констатировал Лугин, оглядев изгаженную кухню. — Ничего себе, пельмени варят, как у себя дома. Коньячок жрут. И порно смотрят, — он взял коробку DVD-диска, на которой сплелись в экстазе два трогательно-розовых тела, и продолжил: — А девушку убили сегодня. Часов семь назад или не позже, чем утром, судя по состоянию трупа. И я думаю, слышишь, Климыч. Да очнись ты, — он дернул на рубашку Дениса, выводя того из мрачной задумчивости. — Я думаю, они вернуться сегодня.