— Я собирался!
Я потратил еще десять минут, безуспешно пытаясь убедить Уолта, что на этот раз он проиграл. В конце концов мне пришлось сбить его с ног и привязать к паре молодых деревцев еще свежей нейлоновой веревкой, которую я нашел в разваливающейся хижине. Он выразил свое неодобрение, поэтому я вернулся и уложил Пошляка рядом с ним.
— Эй, ты же не бросишь меня здесь в таком виде! — закричал он, отодвигаясь от тела так далеко, как позволяли путы.
— Дня через три от него не будет сильно пахнуть, — успокоил я его. — К тому времени тебе будет все равно.
— Пристрели меня из этого огнестрельного оружия, — простонал он. — Покончи с этим побыстрее. Давай, Странный, дай парню сдохнуть.
Я сурово посмотрел на него сверху вниз.
— Послушай себя, дурачок, — приказал я. — Ты умоляешь меня убить тебя. Неужели до тебя еще не дошло? Это значит, что на этот раз твоя ложь и хитрость не сработают. Ты и твой приятель решили делать жертвой, в первую очередь, любого, кто пытался вам помочь. Славные парни: не довольствуясь тем, что просто набрасывались на невинного прохожего, вы убивали того, у кого еще сохранился человеческий порыв помочь собрату, страдающему от боли. Ладно, веселье закончилось. Советую тебе орать, пока не пойдет кровь из горла, а потом воевать с этим нейлоном, пока не сдерешь кожу на запястьях, а потом ударить себя по голове тем стержнем, который ты так ловко спрятал в рукаве. Конечно, для этого тебе придется зажать его в деснах. Та-дам.
Я пошел в сторону огней и, к своему отвращению, почувствовал, что меня мучает проклятая совесть. Но к черту все это; мне нужно было разобраться еще с каким-то Банни. Но все оказалось не так просто, как я ожидал. Я услышал хлопок слева от меня в зарослях кустарника, и мое тело рухнуло наземь, не дожидаясь указаний. Что-то просвистело надо мной, ударилось о траву и унеслось прочь. Я повернулся в ту сторону, откуда раздался хлопок и прилетел снаряд, и увидел его силуэт на фоне слабого зарева на востоке. Боже мой! Уже почти рассвело!
Мне предстояло проделать большую работу, прежде чем я смогу позволить себе гулять средь бела дня, но мне не пришлось бы беспокоиться о том, где я буду гулять, если в следующий новичок будет метче стрелять из лука. Я увидел короткий, толстый, изогнутый лук в его руках. Он прилаживал к нему еще одну стрелу. Отсюда я мог видеть большой треугольный охотничий наконечник. Я подождал, пока он приладит стрелу и прицелится в моем направлении, высматривая этот предательский намек на движение, затем дослал патрон в патронник. Изогнутый лук расслабился в его руках, и он, блея, отшатнулся назад.
— Ладно, Купидон, — крикнул я. — Иди сюда, медленно и спокойно. Не пытайся делать что-нибудь умное, ты для этого не приспособлен.
Он был достаточно умен, чтобы выполнять приказы. Казалось, он плохо видел дорогу; он налетел на дерево и неуклюже ударился о низкую ветку, которая не могла убраться с его пути. Я посветил фонариком ему в лицо: оно превратилось в кровавое месиво. Он продолжал тереть глаза.
— Убери руки от лица, — сказал я ему. — Теперь подвинься влево. — Я подобрал под себя ноги, убрал фонарь и снова взял в руку старый револьвер. У меня оставался один патрон. Он подошел, тяжело дыша и издавая тонкие скулящие звуки. Я велел ему сесть на руки и лечь спиной на листву. Он что-то пробормотал, но сделал, как было приказано. Я посветил фонариком ему в лицо и вздрогнул.
— Я собираюсь осмотреть твое лицо, — сказал я ему. — Это не значит, что сейчас подходящее время выкидывать фокусы. Пистолет будет направлен тебе в сердце. — Я ткнул его в грудь, куда-то под ворох кишащего блохами меха, а-ля Уолт. Зажав фонарик в зубах, я направил его ему в лицо. Сначала я увидел лишь скопище осколков, торчащих из окровавленного мяса. Где-то там поблескивало белое глазное яблоко. Я осмотрел глаз. Если не считать мелких осколков, проколовших веко, он выглядел целым. Я сказал:
— Не двигайся, — и начал вытаскивать их. Они легко поддавались, и после того, как я удалил около дюжины, я сказал:
— Моргни глазом.
— Я не могу! — закричал он. — Я слепой! — затем он замолчал и несколько раз моргнул, открывая и закрывая глаза.
— Так лучше, Незнакомец, — прокомментировал он. — Не очень хорошо, но уже лучше. Ты вытяни еще несколько - вот, я подержу для тебя этот пистолет, чтобы тебе было легче работать.
Я сильнее ткнул его стволом в ребра и отвел в сторону его руку, которая поднялась, готовая забрать оружие, что свидетельствовало о его глубоком убеждении в том, что доброта — это глупость, и что я отдам оружие по команде.
— Я всегда могу вогнать их обратно, прямо в середину зрачка, — напомнил я ему. — Забудь на время о своих идеях.
— О, Хики, — печально прозвучал голос Уолта с его места в тени. — Поторопись, деревенщина! Пока он не набросился на тебя. Ты бы видел, что он сделал с нашим старым приятелем Пошляком: размозжил ему голову, вот и все!
— Я видел это, Уолт, — крикнул мой пациент. — Ты его убил.
— Да никогда, — причитал Уолт. — Мы ждали здесь, хотели спросить у Незнакомца, не нужно ли ему чего-нибудь, а он вскочил и ударил старину Пошляка!
— Заткнись, - сказал я Хики, прежде чем он успел ответить. Я вытащил еще несколько осколков из его глаза, затем встал. Он с трудом поднялся на ноги и сделал шаг к Уолту и Пошляку, прежде чем я сказал:
— Стой на месте.
Он на мгновение заколебался, затем сделал еще один шаг.
— Мне нужно присмотреть за стариной Уолтом, — сказал он, словно констатируя очевидное.
Я велел ему повернуться, и он повернулся.
— Теперь можешь сам достать остальное, — сказал я ему. Он поднес руку к глазу, осторожно пошарил, выбрал самый большой осколок и выдернул его, вскрикнув при этом.
— Я сильно ранен, — сказал он. — Кое-что вижу, но не очень хорошо. Когда человек плохо видит, у него нет шансов.
— А когда человек слишком много говорит, у меня чешется палец, — ответил я.
— Думаю, мне лучше вернуться. — Он начал смещаться влево, в сторону светофора. — Мне нужно забрать его, — объяснил он. Он все еще был уверен, что имеет дело с идиотом.
— Еще раз пошевелишься без разрешения и я прострелю тебе колено, — сказал я ему. Он огляделся, словно прислушиваясь к какому-то ожидаемому звуку, например, к прибытию подкрепления. Я указал ему на прогибающиеся доски разваливающейся хижины.
— Включи свет, — сказал я ему.
— Боже мой, Незнакомец, я не могу этого сделать. — Его голос звучал потрясенно, но он сунул руку под доску, и световая полоска, работающая на батарейках, слабо ожила.
— Ложись, — приказал я. Он посмотрел на мусор под ногами и спросил:
— Куда? — Затем отбросил в сторону несколько ржавых банок.
Я подошел и поднял одну из петель из ржавой проволоки, которую заметил, и велел ему заложить руки за спину, скрестив запястья. Он начал буянить, но заткнулся, когда я сильно пнул его в голень. Когда его грязные запястья были скрещены, я связал их проволокой. Он начал скулить, делая вид, что пытается высвободиться.
— Больно, Незнакомец! — заявил он. — Очень больно! Не могу дотянуться до лица, оно сильно чешется и причиняет боль! Отпусти меня, Незнакомец! Я страдаю! — Он сделал сценическое падение и перевернулся на спину. Я обошел его, чтобы не попасть под удар, и встал над ним, изучая, насколько мог, его заросшее бакенбардами, покрытое коркой грязи, окровавленное лицо. Увы, оно никогда не было красивым. Выражение его лица было наполовину хитрым, наполовину как у недовольного ребенка.
— Ты интересный человек, Хики, — сказал я ему. — Ты действительно веришь, что тот факт, что я помог тебе и, между прочим, не дал тебе ослепнуть, вынув из глаза эти осколки, доказывает, что у меня не все в порядке с головой. Ты не просто тянешь время, ты на самом деле веришь, что я настолько туп, что отпущу тебя, чтобы ты мог еще раз попытаться убить меня.
— Нет, ничего подобного, Незнакомец, — ответил он, перестав изображать плачущего ребенка, как обычно. — Слушай, я тебе нужен, парень, ты же планируешь убить старину Банни. Видишь ли, я знаю, как пройти мимо его охраны и все такое. Так что отпусти меня и давай начнем!
— О, неужели я хотел убить Банни? — с интересом спросил я. — Как ты думаешь, зачем? И кто он такой, в конце концов?
— Ты не должен быть со мной скрытным, парень, — доверительно признался он. — Я хотел убить его сам, — последнее замечание прозвучало как раскрытие ценного секрета.
— Никогда бы не догадался.
Он энергично закивал.
— Факт, — подтвердил он. — Видишь, он отобрал мою крепость, моих женщин, даже пару детей, которых я приручил, рабов, припасы, все дела! Проделал это хитростью, воспользовался моим добродушием и все такое. — Он помолчал, словно размышляя о пороках человечества. — Я поклялся, что поймаю его, — добавил он, кивая в знак согласия с самим собой. — Просто ждал подходящего момента, вот и все. Теперь я вижу, что время пришло! — Он сплюнул в сторону и бросил на меня взгляд, чтобы посмотреть, как я это воспринял.
Я плюнул в том же направлении.
— Ты смешной придурок, Хики, — сказал я ему и отступил на шаг. Я взглянул туда, где Уолт спокойно отдыхал рядом с Пошляком, который был еще тише. Хики с трудом поднялся на ноги. Я позволил ему.
— Вот что нам нужно сделать, — продолжал он, воодушевленный моей беспечностью, завершить сделку, пока молокосос все еще был увлечен его красноречием, — нам нужно устроиться подальше от этого поста. Лучше перетащить их сюда и поджечь, вместе с хижиной и всем остальным. — Он лениво пнул разбросанные вокруг опавшие листья и гниющие доски. — Хорошо горит, —предсказал он. — Мы с тобой едва выбрались, пытались спасти тех двух парней, но не смогли. Нет, подожди! — прервал он сам себя, когда его посетило вдохновение. — У меня есть план еще лучше: они сбегутся, чтобы попытаться спасти хижину и все остальное, а мы с тобой заляжем вон там. — Он указал ухом на ближайший выступ низкорослого дуба. — Снимай по две штуки за раз, и у нас получатся отличные пирожки, понимаешь? — Он высунул толстый розовый язык и коснулся своих чересчур красных губ в предвкушении веселья. — Просто развяжи меня, вот и все, — добавил он, подумав, и повернулся ко мне спиной, чтобы я мог дотянуться до провода, немного окровавленного от его театральности.