Наезжал тут Вольга, ярый витязь, на ту сошечку в чистом поле, брался за неё он одною рукою и тянул её за собою. Только сошка та не ворохнулась и с земли ничуть не потронулась. Взял её он двумя руками и упёрся в землю ногами. За оглобельки сошку пытался вертеть, но не смог её одолеть.
Подъезжал к сохе оратаюшко. Он одною рукою ту сошечку брал и за куст ракитов бросал.
И езжали они путь-дорогою по раздолию в чистом поле. Оратаюшко плёткой машет, а кобылка под пахарем пляшет. У ратая кобылушка рысью бежит — следом Финист Сокол летит.
Подъезжал оратай ко зелёным лугам — травы на лугах поднимались, подъезжал к садам — все цветы расцветали, птицы певчие запевали.
Спрашивал Вольга бога-пахаря:
— Ай же ты, оратай-оратаюшко! Как, скажи, тебя прозывают? Как по батюшке и по матушке люди добрые величают?
Отвечал ему оратаюшко:
— Ай же ты, Вольга, князь Сварожий! Как посею весной в поле рожь я, а затем, когда лету край, соберу с полей урожай. Рожь ту в скирды складу и домой сволоку, дома вымолочу, крепко выколочу, — наварю я хмельного пива, созову гостей к себе живо. Гости станут ходить, будут есть и пить. Я на стол буду пиво ставить, станут все Ярилушку славить: «Здравствуй ты, сын Велеса с Дивой! За здоровье твое, Ярила!»
Слово то Вольге полюбилось.
— Ой ты гой еси, бог Ярила! Кровь родная течёт в наших жилах! Значит, будешь и ты в светлом Ирии жить, чаши с пивушком подносить! Жалую тебя теремами, во небесной Сварге лугами!
И отнёс он Ярилу в Ирийский сад, и поставил его средь своих палат.
— Будет славен у нас каждый павший герой! Будет мёд, злато пиво — и пир горой!
Премладой же Ярилушка Дивович стал по гриднице той похаживать и кудрями златыми потряхивать. Златы кудрышки рассыпаются, словно скатный жемчуг катаются.
Засмотрелась Леля на Яра — помешался в ней светлый разум, очи ясные помутились и головушка закружилась.
И сказала такое слово мужу своему — Финист Соколу:
— Как же нам свет Ярилушку не полюбить? Мне пришло на ум предложить: пусть он будет в Ирии стольником — чтобы пивушко подносить, и постельником в нашем тереме — чтобы нам постели стелить…
Видит тут Финист Сокол — беда пришла, Яра отозвал от стола… Только как весну отвратить, как восход в закат обратить?
А и было то да по ранней весне — по той ярой весне, по весне-красне. Таяли на горках белые снежочки, убегали к синю морю быстры ручеёчки, зелена трава подымалася, первоцветами украшалася.
И по тем по талым снежочкам, да по первым белым цветочкам — то не белый зайчик поскакивал и не горностайчик похаживал — то гулял Ярила свет Дивович. Он встречался с Лелей украдкою, говорил он ей речи сладкие:
— Юная Леля — в Ирье веселье! Сердцу ты мила — вешняя сила! Златой Сварги ключ — вздымай выше туч! Рдеет восток, как алый цветок, — и ты со мной вместе поёшь ныне песни…
Отвечала Лелюшка милая:
— Ах да как же мне, красной девице, без печали жить — сердцем не тужить. И любить мне нельзя добра молодца, и нельзя его не любить… Вздумаю про милого — не мил белый свет, я в луга убегу — и сорву первоцвет… Как по тем лугам зелёным всё мой миленький ходил, сердце ретивое деве подстрелил…
Как во Сварге небесной, в Ирии чудесном, — много теремов златоверхих, много алтарей заветных. Как во храме златом Солнца Красного, там ходил Ярилушка — в звонарях, Леля — пела там на хорах. Финист Сокол был там причетчиком, старостой во храме служил, славы Вышнему возносил.
А и было так, что Додолушка Дива, матушка младого Ярилы, в храм к заутрене заходила. А за нею, как галицы, дивы влетели — сорок девиц-вилиц там одесную сели, величальные песни запели.
Только сбились они и мешаются и промежду собой улыбаются.
И спросила их мать Ярилы:
— Что же вы смешалися, дивы?
И ответ держали черницы — красные душа-девицы:
— Потому не поём и мешаемся и промежду себя улыбаемся, что ведь нет меж нас величальницы — Лелюшки младой запевальницы. Также с нами нет звонаря — нет Ярилушки будыря…
Как услышал то Финист Сокол — так пошёл он Лелю искать, вслед за ним — Ярилушки мать стала Финиста утишать:
— Может, Лелюшке там неможется? Может быть, она Вышню молится?
А затем Летеница Дива — сына с Лелей в лесу находила и о муже предупредила…
И искал Финист Сокол Лелю — выходил он в чистое поле. Видит: во кустах веселье, Яр играет на свирели, а младая Леля пляшет и платочком белым машет…
Финист крикнул тогда в гневе Леле:
— Не довольно ли вам веселья? Время ли сейчас плясать! Время — Вышня прославлять! Что ж ты пляшешь под кустом с этим добрым молодцом?
Леля в ножки повалилась и пред Финистом винилась…
Финист Сокол тогда взревел — в Сварге синей гром загремел:
— Пляску я твою прощу и домой тебя пущу… Но Ярилу не прощаю — и из Сварги изгоняю! Помоги, Мать Земля! Помоги мне, Дый! Был Ярилою ты, сыном Дивы, стань ты зверем лесным — Зайцем Сивым!
Обернулся Ярило Зайцем, обернулся Вольга — серым Волком. Побежал за Заюшкой следом. Быстро Заяц холмы перескакивает, следом Волк едва поспевает. Добежали до речки Смородины, до того мосточка калинова.
Заяц Сивый прыгнул за речку, следом Волк побежал по мосточку. А вдоль берега речки Смородины кости свалены человечьи, волны в реченьке той кипучие — и бурлят они, и клокочут!
Волны вдруг в реке взволновались, на дубах орлы раскричались; выезжали тут ко Вольге — Велес Сурич и Буря Вила.
— Ай да полно тебе, Вольга, гнать во полюшке чистом Зайца! Уж мы съедемся, поратаемся и поборемся-побратаемся!
То не горушки в поле сталкивались — то съезжался с Вольтою — Велес. Трое суток они ратовались — бились конными, бились пешими. Только видит Велес-Медведь, Волка — Финиста не одолеть.
Тут к ним Буря Яга подбежала и ошейник Вольге надевала. Замыкала замками цепь, чтоб ему в пещере сидеть — за семью ключами, за семью мечами…
— Здесь ты на цепи сидел, как страдал за всех людей, коих ты учил пахать, рожь во поле собирать. А теперь то дело Ярилы, он зимою в землю уйдёт и восстанет затем из могилы, — ну, а коли зерно бросят в землю весной, встанет с рожью он — яровой! Ты ж сиди, покуда Леля за тобою не придёт, заиграет на свирели и замки все разомкнёт…
И затем еловою веточкой Велес-бог над Зайцем махнул и в Ярилу его обернул.
— Где был Заяц Сивый — Ярила встань! Встань зелёна ель впереди меня, а Ярила встань позади меня!
И по слову его всё свершилось, чудо-чудное сотворилось.
И теперь все бога Ярилушку раннею весной прославляют! Волха с Лелею поминают, Бурю с Велесом почитают!
ВТОРОЙ КЛУБОКЯРИЛА, ЗИМЦЕРЛА И МОРИАН
— Расскажи, Алконост, птица светлая, как Ярилушка жил в Китеж-граде, как похитил Зимцерлушку Суревну и как спорил он с Сивым Мором!
— Той великой тайны я не утаю, — всё, что ведаю, пропою…
Как во тех лесах Светлояровых, в Китеж-граде том Велияровом звери дивные собегалися, вилы с лешими собиралися. Было в Китеже у них столование и великое пирование.
Гости мёдом лесным наедалися, пивом с тиною напивалися. А напившися — порасхвастались. Кто и былью, а кто — небылицею. Хвастают русалки щучьей чешуёй, лешие кичатся жухлою листвой. Турушки — рогами и копытами, змеюшки — зубами ядовитыми.
Лишь один Ярила невесел, не поёт в застольюшке песен. Очи ясные свои долу опустил, буйную головушку ниже плеч склонил.
Велияр, премудрый отец, так сказал ему наконец:
— Ай же ты, сынок мой Ярилушка! Где же твоя удаль и силушка? Что же ты сидишь невесел, не поёшь весенних песен? Если мы не запоём, то Весну не призовём. Вечно будет вьюга злиться, коль не будем веселиться!
И тогда прислужницы-вилы так спросили у бога Ярилы:
— Ты скажи-ка, доложи-ка, что случилось, бог Ярила? Али место тебе не по разуму было, али чарой тебя обнесли, этим грусть-тоску навели?
Отвечал Ярила Годинович:
— А и место мне это по разуму было, да и чарушка с пивом не обходила. Только мне не по разуму веселиться, а по разуму мне — жениться.
И спросил тогда государь:
— Ты скажи мне, сынок, дай ответ, — ты невесту сыскал али нет?
И Ярила голову подымал, Велиярушке отвечал:
— Вот и вьюга метёт, ветер стонет, и в горах леса ветром клонит… Даже в солнечном Золотом краю нынче холодно средь зимы, и далече там до весны… И во том краю, где ныне по морю гуляют льдины и где Солнце почивает, — Сурож-град зарёй блистает… Там у гор Ирийских дальних есть палатушки хрустальные. Дева там свою постель утром застилает, а подушки и перину вслед за тем взбивает. Потому снежинки пухом вьются из её подушек — вьюгою-метелью над землёю белой… Ведь живёт там чудо-дева, дочь Земун и Ра, — Зимцерла.
— Ай же ты, сынок любимый, полон ты любовной силы! Устремился ты всем сердцем в край тот Золотой! А берёшь ли ты, Ярила, золото с собой? Латы драгоценные, силушку военную — всех медведей, леших с вилами и всех оборотней сильных?
Отвечал Велияру Ярила:
— Ай же ты, мой батюшка милый! Мне с собой не нужно брать — золотой казны, и лесные рати тоже не нужны! Золотом девицу не смогу купить, и любви девичьей боем не добыть!
— Что ж, тогда возьми с собой перстень золотой с силою святой! Если перстень сей с рубином к Солнцу вознесёшь — тотчас огненные стрелы с неба призовёшь!
Дар Ярила принимал и в дорогу поспешал, но промолвил под конец с ласкою ему отец:
— Мой сыночек, не спеши, ты ярлык сейчас пиши: о том добром деле — сватанье к Зимцерле.
Скорописчатый ярлык скоро был начертан, после запечатан китежградским перстнем. К сей печати Велияр руку приложил, а затем Ярилу в путь благословил.
В путь-дороженьку Ярила скоро снаряжался; и скорей того к невесте в Сурож-град добрался — к ледяным палатам, инеем покрытым, ко садам, заснеженным вьюгой снеговитой. С златогривого коня бог младой спускался и в палаты царские быстро поднимался. Кланялся Ярилушка на четыре стороны, Сурье-Ра — в особину.