И эти сорок волхвов-королей и звездочётов-царей, в Стожарушки глядя, судьбу прозревали и так Дажень-яру вещали:
— Открыты теперь все пути перед ним — пред чудным сыном твоим! Коль встанет на путь владык, то будет сын твой велик. Он будет тогда царём над царями; и меч его будет прославлен в Кияре! Но также путь веры он может избрать, чтоб душу мира спасать. Отринет тогда он земные богатства, оставит трон свой и царство!
Был радостен Дажень-яр, но в гнев пришёл Морияр. В столицу послал Дажень с вестью гонца, чтоб ждали супруга с младенцем — отца.
Но князь Морияр распалился, с Моравою сговорился. Затем перекинулся он Змеем Чёрным, и в небо взметнулся волшебник проворно. В Кияр чёрной молнией устремился и вместо гонца пред Милидой явился.
И так объявил всем он царскую волю: младенца-де бросить в бурлящую воду — с утёса высокого Марабель низвергнуть вниз колыбель во реченьку ту Смородину, как жертву Роду угодную.
Заплакали тогда в Кияре — Милида, вместе с ней бояре. Но как же воспротивиться — сей воле государя?
И было так раным-ранёшенько — и все видели диво-дивнёшенко…
Как ко реченьке той Смородинке да ко камешку Бел-горючему то не соколица слетала, то Милидушка-княгинюшка ступала. И вошла она в воду по коленочки, а потом заходила до пояса, поглубилася до белых грудей…
Так к Всевышнему она взывала, руки к небушку воздымала:
— Ты спаси моё чадо милое! Сына ты своего помилуй! А иначе о камень я разобьюся, во Смородине утоплюся…
И взошли государевы слуги на Скалу Времён Марабель, и бросали с неё колыбель…
Тут случились чудеса! И разверзлись небеса!
Прилетели тут мавлинки, словно голубята, взяли Буса на крылята! И не страшен Марабель — вознеслася колыбель! И врата небес отворились, и ясуни пред Бусом склонились.
Княгиня Милида идёт бережочком — смеётся и плачет, и ищет сыночка. И в полюшке приподымает цветочки, в лесу раздвигает кусточки.
И тут к ней навстречу Чигирь-звезда.
— Поведай, пропал мой сыночек куда?
Княгине Милиде звезда отвечала:
— И знала бы — не сказала. Ведь это твой сын звёзды все сотворил, чтоб странник по звёздам свой путь находил…
Шла дальше Милида прекрасная, навстречу ей — Месяц ясный. И тот на Милиды вопрос отвечал, что Буса он не встречал.
Милида тогда к Красну Солнцу воззвала, и Солнце ей отвечало:
— Я знаю Буса-малютку… Постой, подожди минутку… Сейчас не далёко он и не близко, на той горе Алатырской. Вознёсся он всех превыше к златому престолу Вышня. Там Элиявила его почитает и песнь колыбельную напевает… Но вот ему время настало спускаться, вернуться в отчее царство.
И видит Милида — с горы Алатырской слетает конь златокрылый с серебряным рогом в челе. И тучи над рогом клубятся, в очах его звёзды искрятся, и шёлкову шерсть жемчуги унизали, копытца алмазами подковали. На холке его — сам Бус Белояр, он шерстью шелковой играет, жемчужинки рассыпает…
И так Бус-младенец спустился в Кияр, а вскоре вернулся отец — Дажень-яр. И тут все проведали про обман, что сотворил Морияр.
И так Милида супругу сказала, так в гневе она провещала:
— Не будет покоя в роду Белояров, покуда судьба не воздаст Морияру!
Согласен с ней Дажень-яр:
— Да пусть падёт Морияр! Разорваны договоры о братстве! Быть новой войне в Тёмном царстве!
И вот вновь походные трубы трубят! И снова прольётся кровь! Вновь рать собирать — зло искоренять, чтоб в мир вернулась любовь! Но как же зло не умножить и покарать подлеца, коль нет тем войнам конца?..
И следуют вновь за зимою — весна, за войнами — мир, а за миром — война.
Родила тогда для царя Дажень-яра Милида шесть сыновей, а также пять дочерей. Двенадцать детей в чудном замке у них. И вот средь сестёр и братьев своих — был Бус Белояр, словно Солнце средь звёзд, и славы им пел на заре Алконост…
И тут возрастать начал сын Дажень-яра в стенах святого Кияра. Прекрасен он стал, солнцелик и могуч, взбирался на горы, ходил выше туч… И грудь его стала, как поле меж гор, и ясен, как синее небушко, взор. Коль вскинется его десница, свет Солнца и Луны затмится… И цвет летних радуг горит на щеках, и мудрое слово всегда на устах.
И конь его златогривый, внук самого Кологривы, — он был прекраснее и быстрей всех в белом свете коней! Глаза его — как две луны, и крылья за спиной видны. Он рогом чудным тучи рвёт, ушами облака стрижёт.
И так миновало ни мало ни много — шестнадцать уж вёсен и зим с той поры, как Бус Белояр опустился с горы. И все эти годы и ночью, и днём томилася Элия-вила о нём.
И вот в поздний час, как свет Солнца угас, и веки сомкнули в Кияр-граде все, — скользнула она по вечерней росе…
— Открой, Белояр! — так она прошептала и в дверь его башни сквозь плащ постучала.
— Сей звёздною ночью не звал я гостей… Не жду ниоткуда я важных вестей…
Тут вила губами коснулась свирели — и звуки волшебные полетели, легко по ладам пробежалась перстами — замки отомкнулись сами.
А дальше, присев к княжичу на постель, она опустила свирель и стала волшебную песнь напевать, его золотыми кудрями играть…
К утру ж она улетела, забыв свирель на постели…
Бус утром по княжьим палатам гулял, лады у свирели той перебирал. Играл Белояр и печалился, тоской его сердце маялось.
И встретил он Дажень-яра — отца, владыку Кияра:
— Сын мой, почему ж ты не весел? Главу ниже плеч ты повесил? Аль в душу повеяло ветром весны, а песни девичьи тебе не слышны?..
— Нездешняя сердце сжимает тоска, печаль моя велика… Такое нашло на меня наважденье, во полночь — случилося пробужденье. Прекрасная дева в палаты вошла, сияньем свечи лился свет от чела, златистые кудри вошедшей неслышно на плечи падали пышно… Весеннюю песнь мне она напевала, а после поцеловала… И сон низошёл, и мне снилась страна — заоблачная, прекрасная, сияло там Солнце ясное…
И тут сказал Дажень-яр:
— Пойди, Бус, ныне в Кияр. Развейся и разгуляйся, с девицами повстречайся. А я клич кликну окрест, сзову царевен-невест. И пусть они явятся в наши палаты, с весеннею песней, одеты богато. И свадьбы мы тотчас сыграем, с невестами обвенчаем. Пускай веселят тебя царские дочки, затем принесут дочерей и сыночков — наследников Буса Яра, чтоб стало их — словно звёзд над Кияром!
И вот с той поры, каждою весной, женился князь Бус, чтя обычай людской. И так тридцать свадеб в Кияре сыграли. И Буса-царевича обвенчали с царевнами царств славянских — венедских и русколанских: от антов и волынян, от голяди и руян; от ляхов, дреговичей и полян, дулебов и северян. А также венчали с невестами царскими от княжеств аланских и дадианских; от чуди и зимголян; мордвы, карел-поморян. И взял Бус невест от родов черкасов и берендейских асов.
И много ли, мало ли минуло дней: родилися семьдесят сыновей и пятьдесят дочерей — сто двадцать детей Буса Яра во княжьем роду Белояра!
Но каждый раз по весне, бывало Бус, как во сне, играл на свирели в тоске и печали, и пальцы лады её перебирали. Песнь вилы он вспоминал, о мире горнем вздыхал….
И рёк Златогор, его младший брат:
— Зачем о несбыточном счастье мечтать? Опомнись, мой брат, и вокруг посмотри, — работают все от зари до зари, и некогда людям печалиться, тоской сердечною маяться.
— Ну что ж, Златогор, вместе в город пойдём. Быть может, мы там правый путь обретём…
И выехал Бус, вслед за ним Златогор, за царский широкий двор. И только в город поспели — калеку старца узрели.
И так сказал Златогор, потупив в смущенье взор:
— И он был таким же, как мы, молодым, а стал калекой седым… Неужто и мы постареем, согнёмся и поседеем?
Тут видят они: люди в чёрном идут, с рыданьем покойника в гробе несут. И вот уж на краду его возлагают и мёртвое тело сжигают…
И вновь Златогор брату Бусу речёт:
Вот так человек на земле и живёт, травою в поле растёт… Он с вечера здрав и весел сидит, а утром — в гробе лежит. И сердце его не бьётся, и с телом душа расстаётся, как будто птенец с гнездом, — наступит наш срок, и мы также уйдём… Так есть ли смысл в нашей жизни, коль всё закончится тризной?
И Бус Златогору тогда отвечал, златое слово вещал:
— Послушай-ка притчу, любимый мой брат, а после её истолкуй на свой лад… Охотник от барса в горах убегал и вдруг с обрыва упал. За ветку одною рукой ухватился, под ним же — дракон в том ущелии вился. Увидел две мыши он — белую с чёрной, что веточку ту подгрызали проворно. Обломится ветка, придётся упасть, — как в пропасть, в драконью пасть. Но бедный охотник не видит дракона, забыл о мышах и о барсе голодном — ведь сотовый мёд там по ветке стекает, и капельке сладкой он рот подставляет…
— О брат мой, понятна мне притча твоя… Ведь то не охотник, а ты или я… А барс — испытания жизни земной, дракон — это смерть, что всегда за спиной, мышь белая — день, а чёрная — ночь, грызут они ветвь — жизнь уносится прочь. Да только не помнит о том человек, о капельке счастья мечтает весь век…
— Есть вывод из притчи: нет смысла бежать, ловить наслаждения миг и страдать. Коль воин ты — барсу вставай на пути, чтоб все испытания жизни пройти. Чтоб тлена избегнуть, ты должен суметь дракона-смерть одолеть!
Затем Златогор и Бус Белояр покинули град Кияр. И дальше скакали — ездой забавляясь, своим молодечеством потешаясь.
Где ступит конь Златогора — там в камни крошатся горы, где скачет конь Белояра — там розы в садах расцветают.
Вдруг дивное-диво узрели в пути: с котомкою странник идёт впереди. И ризы его тёмной ночи черней, а под клобуком не видно очей. Пускаются вскачь, но не могут догнать, и начали братья его окликать:
— Гэй, странник пречудный, постой, не спеши! О том, кто ты есть, лучше нам расскажи! Поведай нам, путник, куда ты идёшь? И что ты в суме перемётной несёшь?
— Я — Тень, попираемая ногами! Денница, что всходит пред Солнцем Суряным! Я — Мориан Сивый, что стал Морияром! Я — чёрный сон Велияра! Иду я сейчас средь Кавказских гор к гробнице, в которой уснул Святогор. В суме перемётной моей — Марабель. Тот камень падёт близ славянских земель, когда при свете Денницы метну его от гробницы! Мир старый рухнет во прах, и память о прошлом растает в веках.