У Байрона сильно забилось сердце. В это мгновение ему захотелось поверить Джилберту.
В конце концов, все может быть. Может быть!
Глава одиннадцатаяНо может и не быть!
Но может и не быть! Байрон забросал Джилберта вопросами:
— Как вы узнали, что это арсенал? Долго вы находились там? Что успели увидеть?
— Строго говоря, я увидел не так уж много, — нетерпеливо оборвал его Джилберт. — Мне не устраивали специальных экскурсий! — Он заставил себя успокоиться. — А было это так. Когда меня сняли с корабля, я выглядел не лучшим образом. Я почти ничего не ел — слишком был перепуган перспективой затеряться в космосе, — а потому, наверное, производил впечатление тяжелобольного.
Я более или менее рассказал о себе, и они взяли меня с собой в подземелье. Вместе с кораблем, конечно. Думаю, что корабль их интересовал больше, чем я. Они получили возможность изучить космическую технику тиранитов. А меня положили в больницу.
— Что же вы видели, дядя? — спросила Артемизия.
— Разве он вам этого не рассказывал? — удивился Байрон.
— Нет.
— До сих пор я вообще никому не рассказывал об этом… — промолвил Джилберт. — Итак, меня положили в больницу. Там меня исследовали в лабораториях которые оборудованы гораздо лучше родийских. По пути в больницу я видел работавшие заводы. А корабли, снявшие меня с орбиты, вообще выглядели странно — мне не доводилось видеть ничего похожего.
Для себя я назвал этот мир «планетой повстанцев». Я верю, что наступит день, когда армады кораблей нападут на тиранитов и лидеры восстания призовут под свои флаги все угнетенные планеты. Я ждал этого годами. И каждый год говорил себе: вот, может быть, уже теперь… И одновременно смутно надеялся, что время еще не пришло, потому что страстно мечтал добраться вновь до той планеты, пока восстание еще не началось, чтобы успеть принять в нем участие. Я не хотел, чтобы они начали без меня. — Он слабо рассмеялся; — Вероятно, многим показалось бы забавным, если бы они узнали, какие мысли бродят в этой голове. В моей голове! Вы же знаете, что меня ни в грош не ставят.
— Все это произошло свыше двадцати лет тому назад — но они не восстали! — воскликнул Байрон, — Ни следа их деятельности, никаких сообщений о неизвестных кораблях, никаких странных инцидентов. И вы все еще думаете…
— Да, думаю! — вспыхнул Джилберт. — Двадцать лет — не такой уж большой срок для организации восстания против планеты, которая правит пятьюдесятью мирами. Я знаю, что попал к ним в начальный этап подготовки. Они тщательно пронизывали свою планету подземными помещениями и развивали новые отрасли, готовили корабли и оружие, обучали людей.
Только в видеофильмах все происходит мгновенно: в первый день потребовалось новое оружие, на второй день его изобрели, на третий — наладили массовое производство и на четвертый — использовали. В жизни на это требуется время, Байрон, и люди повстанческого мира понимают, что они должны быть полностью готовы к бою. В случае неудачи нанести удар второй раз у них не будет возможности…
А что вы называете странными инцидентами? Тиранитские корабли нередко исчезают бесследно. Космос велик, скажете вы, и корабли могут просто затеряться в нем. А что, если их захватывают повстанцы? Вспомните-ка случай с «Неутомимым» два года назад. Он успел сообщить о неизвестном предмете, зафиксированном массометром, и больше о корабле никто не слышал. Возможно, на его пути встретился метеорит. А если нет? Поиски продолжались много месяцев, но корабль так и не нашли. Я думаю, что его захватили повстанцы. «Неутомимый» был новым кораблем, экспериментальной моделью. Именно то, что им нужно.
— Но почему вы не остались там? — спросил Байрон.
— Вы думаете, я не хотел? У меня не было возможности. Я слышал их разговоры, когда они думали, что я без сознания, и кое-что понял. Тогда они только начинали и не могли допустить, чтобы их обнаружили. Они знали, что я Джилберт Хинриад. Если бы даже я не признался, на корабле было достаточно доказательств. Они знали, что, если я не вернусь на Родию, меня будут искать. Они не могли рисковать и поэтому позаботились, чтобы я вернулся на Родию. Они доставили меня туда.
— Что? — воскликнул Байрон, — Ведь это же был еще больший риск. Как они это сделали?
— Не знаю. — Джилберт провел тонкими пальцами по седеющим волосам, глаза его затуманились, устремившись в самые глубины памяти. — Думаю, они подвергли меня анестезии. Тут у меня провал. Помню только, что когда я открыл глаза, то снова был на «Вампире» вблизи Родии.
— И два мертвых пилота все еще удерживались магнитом? — спросил Байрон. — Их не сняли на планете повстанцев?
— Они были на месте.
— Есть ли какие-нибудь доказательства, что вы были на этой планете?
— Никаких. Только мои воспоминания.
— Как вы узнали, что находитесь около Родии?
— Я и не знал. Я понял только, что вблизи планета — так показывал массометр. Я снова воспользовался радио, и на этот раз ко мне пришел корабль с Родии. В тот же день я все рассказал наместнику тиранитов, с соответствующими изменениями, конечно. Я не упомянул о планете повстанцев. Я сказал также, что метеорит ударил в корабль после прыжка. Они не должны были знать, что мне известно о свойстве тиранитских кораблей совершать прыжки автоматически.
— Вы думаете, что повстанцы тоже узнали об этом свойстве? Вы рассказали им?
— Нет. У меня не было такой возможности. Я пробыл там слишком мало времени, по крайней мере в сознании. Но сколько я провалялся без сознания и что они обнаружили сами — трудно сказать.
Байрон смотрел на видеоэкран. Судя по неподвижности картины, их корабль застыл в пространстве. На самом же деле «Беспощадный» мчался со скоростью десять тысяч миль в час, но что это по сравнению с гигантскими расстояниями космоса? Жестко сверкали звезды. В них было что-то гипнотизирующее…
— Куда же мы полетим? — спросил Байрон. — Как я понял, вы не знаете, где находится планета повстанцев?
— Не знаю. Но можно найти того, кто знает. Я почти уверен, что он знает!
— Кто это — он?
— Автарх Лингейна.
— Лингейна? — Байрон нахмурился. Ему показалось, что он уже слышал это название, но забыл, где и когда. — Почему именно он?
— Лингейн — последнее королевство, захваченное тиранитами. Оно еще не такое смирное, как все остальные. Говорит вам это о чем-нибудь?
— Возможно.
— Если вам нужна еще причина, то это ваш отец.
— Отец? — На мгновение Байрон забыл, что отец его мертв. Он мысленно увидел его — большого и живого… Потом вернулся в реальность и ощутил, как внутри опять воцарился холод утраты. — При чем тут мой отец?
— Полгода назад он был у нас при дворе. Я знаю, чего он хотел. Я подслушал кое-какие его разговоры с моим братом Хинриком.
— О дядя! — возмутилась Артемизия.
— Да, дорогая?
— Ты не имел права подслушивать разговоры отца.
Джилберт пожал плечами:
— Конечно, нет. Но это забавно и, как выяснилось, полезно…
— Подождите, — вмещался Байрон. — Вы говорите, полгода назад отец был на Родии?
Он чувствовал, как растет его возбуждение.
— Да.
— Был ли у него доступ к коллекции примитивов Правителя? Вы как-то говорили, что у Правителя большая библиотека книг о Земле.
— Библиотека очень знаменитая. Ее обычно показывают знатным посетителям, если они проявляют к ней интерес. Хотя это редко бывает. Но ваш отец заинтересовался. Да, я хорошо помню. Он провел в библиотеке целый день.
Все совпадало. Именно полгода назад отец впервые попросил о помощи…
— Вы сами, наверное, хорошо изучили эту библиотеку? — спросил Байрон.
— Конечно.
— Есть ли в ней что-нибудь такое, что свидетельствовало бы о существовании на Земле документа большой военной важности?
Джилберт недоуменно сморщил лоб.
Байрон объяснил свой вопрос:
— В последние столетия доисторической Земли такой документ наверняка существовал. Мой отец считал его наиболее ценным в Галактике и самым смертоносным. Я должен был отыскать его, но вскоре вынужден был покинуть Землю, — голос его дрогнул. — А отец погиб…
Но Джилберту это определенно ни о чем не говорило.
— Отец упомянул о нем впервые шесть месяцев назад. Должно быть, он узнал о нем в библиотеке Родии. Подумайте хорошенько, что же он мог там узнать?
Джилберт лишь покачал головой.
Хорошо, продолжайте ваш рассказ, — сдался Байрон.
— Они говорили об Автархе Лингейна, ваш отец и мой брат. И хотя отец использовал уклончивые выражения, было ясно, что Автарх — глава тайной организации. И еще… — Он заколебался, но все же сказал: — И еще на Родии побывала делегация с Лингейна. Ее возглавлял сам Автарх. Я… я рассказал ему о планете повстанцев.
— Только что вы говорили, что никому не рассказывали о ней, — напомнил Байрон.
— Кроме Автарха. Я должен был выяснить правду.
— И что же он сказал?
— Практически ничего, Он не имел права быть неосторожным. Как он мог доверять мне? А вдруг я работаю на тиранитов? Откуда ему знать? Но он не захлопнул передо мною двери окончательно. Теперь это наша единственная ниточка.
— Что ж, Лингейн так Лингейн, — сказал Байрон. — Чем это место хуже другого?
Воспоминания об отце угнетали его, и в этот момент ему было все равно. Пусть будет Лингейн.
Пусть будет Лингейн? Легко сказать! Но как нацелить корабль на крошечный огонек, мерцающий на расстоянии в тридцать пять световых лет? Двести триллионов миль. Двойка с четырнадцатью нулями. При скорости десять тысяч миль в час им потребуется два миллиона лет, чтобы добраться туда.
Байрон с отчаянием рылся в «Стандартных галактических эфемеридах». Там было перечислено десять тысяч звезд с их местонахождением, выраженным тремя числами. Сотни страниц чисел с координатами, обозначенными греческими буквами «ро», «тэта», «фи».
«Ро» — расстояние от центра Галактики в парсеках, «тэта» — угол до стандартной галактической базовой линии (соединяющей центр Галактики с солнцем планеты Земля), отсчитываемый в плоскости галактической линзы, «фи» — угол до базовой линии в плоскости, перпендикулярной галактической линзе. Углы измерялись в радианах. Зная эти три числа, можно было определить положение любой звезды в безбрежности космоса.